бил копытом перепуганный ослик. — И где эта скверная девчонка Сара?
— Не уплыла в Новый Свет, насколько мы знаем, грязная неряха! — Подобрав юбки, графиня перешагнула через кучку конского навоза. — Не представляю, как женщина вроде Ребекки могла держать у себя в горничных такую угрюмую грязнулю. Она же постоянно хандрила.
— Может быть, миледи, это как-то связано с теми странными морскими волками из Лаймхауса?
— Ничего не могу тебе на это сказать, Элпью. Я не поняла почти ни одного слова из их речей. Если нам снова понадобится их навестить, предлагаю взять с собой переводчика. На каком языке они говорили?
— Думаю, на обычном английском, но сдобренном морским жаргоном.
— Ну, тогда чума на эту их морскую тарабарщину, в которой, по-моему, сам черт ногу сломит.
— Может, поискать кого-нибудь, кто разгадает для нас этот шифр?
— Полагаю, Элпью, ты не хочешь сказать, что у тебя есть друзья-пираты и им подобные?
— Нет, мадам, но вы знаете такого человека.
— Я? За кого ты меня принимаешь? К твоему сведению, девчонка, среди моих знакомых нет пиратов, морских разбойников и корсаров.
— Я имела в виду мистера Пипса, мадам, и так удачно, что вы встречаетесь с ним сегодня вечером за бокалом вина...
— Элпью! — Графиня остановилась. — В самую точку! Старина Пипс, бесспорно, все знает о кораблях. Видимо, только о них он и знает, но, вероятно, сможет помочь нам советом.
Навстречу им катил наемный экипаж. Графиня бросилась в подворотню, спасаясь от брызг, полетевших из-под колес, которые пробороздили огромную лужу.
— Может, стоит презентовать ему пакетик чая.
Минуту или две женщины шли молча. Когда они миновали голубые столбики, отмечавшие вход на Лестер-филдс, Элпью остановилась.
— Значит, вот забор, который в этот раз спас лорда Рейкуэлла от танца с веревкой на шее.
Деревья на поле угрожающе раскачивались. На траве валялись обломанные ветки. Графиня и Элпью постояли, разглядывая жалкий акр травы, на котором человек умер только потому, что находился не с той стороны забора, чтобы рассчитывать на помощь.
— Рейкуэлл настолько порочен, он такой подлый и вероломный, такой наглый и грубый, что я невольно прихожу к мысли о его связи со всей этой тайной.
— И каким образом он держит в руках всех этих высокопоставленных людей, что они не признали его виновным даже перед лицом неопровержимых улик?
Графиня и Элпью с трудом продвигались вперед под напором ветра, который несся вдоль Дерти- лейн.
— Тьфу на этот ураган! Я боюсь, что мы не доберемся живыми до Флита.
— Интересно, удастся ли Годфри выследить Никама в такой день, как сегодня? Возможно, у этого человека хватит ума остаться дома, сидя перед жарким камином.
Графиня рассмеялась:
— Да он, наверное, плетется за нами ярдах в ста позади, надеясь, что мы приведем его к мистрис Монтегю. — Она перекрестилась. — Упокой, Господи, ее душу.
— Он действительно этого хочет? — Элпью помогла графине завернуться в плащ, полы которого хлопали на ветру, как зловещие крылья. — Подозреваю, что у этого человека не все в порядке с головой.
— Конечно, не в порядке. Но Рейкуэлл — гораздо более серьезный враг. Как по-твоему, зачем титиры увезли бедного умалишенного мистера Лукаса из надежных стен Бедлама?
— Вот загадка так загадка. Может, они хотят попросить за него выкуп.
— Да кто заплатит? Его жена мертва, а сын в работном доме.
— И потом, держать у себя такого буйного, агрессивного помешанного — это невероятные хлопоты.
Упавшее дерево перегородило Стрэнд рядом с Майским шестом, и транспорт по обе стороны от него встал на неопределенное время. Кучера ругались, стоя на крышах своих экипажей, наемные экипажи и кареты выстроились вереницей, а лошади, и без того напуганные свистом ветра, ржали, некоторые из них вставали на дыбы, создавая еще большую сумятицу и повреждая повозки.
— Впервые в жизни я рада, что мы идем пешком! — крикнула графиня, перекрывая несусветный шум. — Кроме того, мы сэкономим на расходах.
— Движение в Лондоне организовано просто возмутительно, — заметила Элпью. — Когда я была девочкой, такого не было.
— Беда в том, что теперь очень многие держат свои экипажи. — Графиня подобрала плащ, который энергично бился на ветру. — Мне говорили, что через триста лет, если мы продолжим в том же духе, улицы Лондона станут непроходимыми, поскольку их покроет слои конского навоза толщиной в пять футов.
Уличные вывески бились друг о друга и скрежетали, мотаясь взад-вперед под шквалистым ветром.
— Пешком мы точно доберемся туда быстрее. — Элпью пригнулась, уворачиваясь от вывески «Голого мальчика и трех селедок», вырванной из держателей и пролетевшей над их головами.
— Если останемся живы, — заметила графиня.
В кои-то веки у решетки Флитской тюрьмы не было никого ни внутри, ни снаружи. Жестокий ветер разогнал и посетителей, и узников.
Элпью прижалась лицом к решетке и позвала Валентина Верниша. Он появился через несколько минут, в лице ни кровинки, вид удрученный.
— Я думал, вы меня бросили. — На щеке у него красовался порез, на шее — синяки.
— Что с вами случилось, сударь? Что с вами сделали?
— Анну Лукас очень любили. Здесь оказались люди, которые желали бы наказать меня, поскольку судья признал меня виновным, даже не дождавшись прошения о помиловании. Они посчитали веской уликой найденный при мне нож.
— Вам его подсунули те, кто вас арестовывал?
Верниш безнадежно пожал плечами.
— Это был мой собственный нож. Я резал и переворачивал им куски коврижки.
Графиня припомнила его — длинный, острый, похожий на кинжал.
— Думайте о хорошем, — успокаивающе проговорила графиня. — Потому что, сидя в этих мрачных серых стенах, вы заработали безупречное алиби.
— В отношении чего? — Верниш не проявил особого интереса.
— Второго убийства. Совершенного в той же манере, что и первое.
Верниш пожал плечами, отчего брякнули цепи, сковывавшие его руки.
— Да, — сказала Элпью. — Но оно доказывает, что ваши подозрения насчет Ребекки были необоснованными.
Верниш вопросительно посмотрел на нее.
— Да-да, — вступила графиня. — В прошлый раз вы сказали нам, что Ребекка Монтегю...
— Смуглая Бек, — вставила Элпью.
— Что смуглая Бек «должна признаться». Так вот, мистер Верниш, в этом не будет необходимости. Более того, это невозможно.
— Почему? — Верниш заговорил высокомерным, дерзким тоном. — Какой благовидный предлог она изобрела на этот раз?
— Ей не нужно...
Графиня знаком велела Элпью умолкнуть, прежде чем она огласит неприятную новость.
— Мистер Верниш, как вы знаете, я считаю вас человеком порядочным и воспитанным. Редкие качества в наш век массовой преступности. Так много молодых людей становятся самыми настоящими паразитами, мошенниками, хулиганами и подлецами. Естественно, я говорю о шайке этих самых отъявленных негодяев в царстве нечистого — титирах.
Верниш не ответил, поэтому графиня продолжила:
