поздоровалась с Сиббером, поцеловав его в щеку, затем упала на колени перед художником. — Perdona mia,[11] синьор Лампоне. Lavoriamo. Идемте, за работу!
— Один момент, сэр. — Ребекка отдала собачку служанке и выступила вперед. — Я потеряла драгоценный весенний день, репетируя вашу белиберду. Означает ли это, что мне не возместят затраченные усилия?
Художник посмотрел на Сиббера. Сиббер смотрел в пол.
— Я могу предоставить вам место бесплатно...
— Бесплатное место! Вы, наверное, смеетесь? — Ребекка подбоченилась и расхохоталась, закинув голову. — Я потратила целый час времени, занимаясь своим прямым ремеслом, и за это мне заплатят. — Вздев бровь, раздувая ноздри и опустив уголки рта, она притопывала ножкой и испепеляла Сиббера взором.
— Смотрите! — завопил итальянец, указывая на Ребекку. — Эта женщина — perfetto! Великая актриса. Она демонстрирует Удивление, тут же сменяющееся Презрением. Magnificento![12]
Элпью украдкой глянула на графиню. Из этого непонятного эпизода можно состряпать замечательную статейку.
— Так скажи мне, Колли, ты хочешь, чтобы Страсти показывала эта второсортная лицедейка? — Ребекка Монтегю явно намеревалась воспользоваться моментом. — Вот, посмотри на ее лицо... еще едва заметную, но ты уже различаешь понемногу проступающую на нем Ревность. — Ребекка внезапно повернулась к Анне и с размаху влепила ей пощечину. — Так... Физическая Боль, сменяемая Изумлением... — Она отступила на шаг. — Что же будет дальше? Или Плач, или Злость, я полагаю.
Закрыв лицо руками, Анна Лукас побежала в зал.
— Давайте, сударь, — улыбнулась синьору Лампоне Ребекка, — пошевеливайтесь, начинайте свою тягомотину. — Она взяла Сиббера под руку. — А тебя я ловлю на твоем предложении о месте, Колли. Ни за что на свете не пропущу такой провал. — Она повернулась к своей служанке, которая на протяжении данной тирады незаметно переминалась у нее за спиной. — Сара, ступай домой и приготовь ужин.
Служанка сделала реверанс и быстро удалилась.
Итальянец воздел руки, пробормотал несколько неразборчивых ругательств и последовал за Анной Лукас по проходу.
— Я представил тебе своих новых друзей, Ребекка? — с лукавой улыбкой спросил Сиббер. — Это леди Анастасия Эшби де ла Зуш...
— Баронесса Пендж, графиня... — забормотала графиня.
— И ее...
— Служанку, да. — Ребекка даже не удостоила их взглядом. — Может, пойдем?
— Нет, Ребекка. Я собирался сказать «ее соавтора по перу Элпью». — Сиббер галантно улыбнулся. — Леди Эшби де ла Зуш и мистрис Элпью пишут о светских новостях для «Лондонского глашатая».
Элпью было приятно понаблюдать, как Ребекка пытается подавить бурю сменяющих друг друга Страстей, в основном Ужас и Ярость, одновременно лихорадочно ей улыбаясь. Актриса явно не привыкла проявлять свои эмоции в столь непосредственной близости от представителей прессы.
Освещенный свечами зал был битком набит болтавшими между собой зрителями. Свободными оставались только места в последнем ряду, зарезервированные специальными табличками.
Сиббер провел трех женщин в зал, когда закончилось музыкальное вступление и музыканты раскланялись, и встал у двери в конце прохода, готовый к любым сюрпризам.
Синьор Лампоне и Анна Лукас поднялись на сцену, раздались и стали нарастать аплодисменты. Лампоне поднял руки, прося тишины.
— Дамы и господа, сегодня вечером я поговорю с вами на тему о Выражении. Эту фантастическую науку необходимо изучать всем артистам, будь то художники, как я, или актеры, как моя уважаемая подруга Анна Лукас, которая любезно согласилась продемонстрировать сегодня основы данной науки.
Нестройные аплодисменты.
— Вы также увидите, что моя философия полезна и просто как инструмент для жизни. Итак, дамы и господа, сначала я объясню, что Страсть — это движение чувствительной составляющей нашей души. Страсть состоит из многих частей — главным образом из внутренних движений, например, при Ненависти учащается пульс, а при Желании сильнее бьется сердце, и из внешних движений, таких как стиснутые в Гневе кулаки или спасение бегством, вызванное Страхом.
Заерзав на сиденье, Ребекка пробормотала себе под нос:
— Или зевота, вызванная мучительной скукой.
Графиня ухмыльнулась. Она сама не выразилась бы лучше.
— И разумеется, часть тела, наиболее ярко выражающая Страсти, — это лицо. Лицо, которое быстрее всего получает из мозга наиболее сильные сигналы.
Графиня подавила зевок. Больше часа подобного вздора? Она посмотрела на соседей в поисках моральной поддержки, но, по всей видимости, только их с Ребеккой не захватило происходящее.
— Теперь я покажу вам простое упражнение. — Лампоне повернулся к Анне Лукас. — Прошу вас, мадам Лукас, освободите свое лицо от всякого выражения.
Анна стояла в центре сцены, Лампоне встал позади нее.
— Наморщите лоб, насупьтесь, хмурьтесь.
Анна свела брови.
— Глаза сияют, взгляд скошен в сторону, постоянно горит огнем.
Анна Лукас привела свои глаза в требуемое положение.
— Ноздри расширены и напряжены, губы плотно сжаты, уголки рта оттянуты в стороны и вниз, зубы стиснуты.
Анна затрепетала ноздрями и сжала губы.
— Теперь пусть кто-нибудь в зале скажет мне, что это означает.
— Запор у второразрядной актрисы, — пробормотала Ребекка.
Графиня с трудом удержалась от смеха.
— Какую из Страстей, дамы и господа, вы лицезреете перед собой? — Он указал на джентльмена в блестящем каштановом парике.
— Ревность? — предположил мужчина.
Лампоне самодовольно повел плечами, и Анна расслабила лицо. Аплодисменты.
— Теперь, Анна, поднимите брови и сведите их, а внешние концы опустите, веки опущены.
Элпью видела, что многие из зрителей тоже следуют указаниям Лампоне.
— Рот слегка приоткрыт, уголки опущены вниз. Голова небрежно наклонена набок.
Он снова повернулся к аудитории.
— А теперь? Мадам? — обратился он к Ребекке.
— Позвольте сказать, синьор Лампоне, что я считаю вас гением... — Взрыв аплодисментов. У Анны Лукас начали подергиваться мышцы лица. — Я бы предположила, что выражение лица миссис Лукас указывает на печаль, которую она испытывает, когда размышляет о том, что я играю лучше.
Кто-то засмеялся, остальные смущенно зашевелились.
На мгновение Анна Лукас застыла, затем разрыдалась и убежала через маленькую дверь в конце сцены.
Лампоне, казалось, не знал, то ли последовать за оскорбленной актрисой за кулисы, то ли продолжать демонстрацию самому. Некоторое время он продолжал говорить, пытаясь строить соответствующие гримасы, и наконец вскинул руки:
— Е un disastro! Un fiasco![13]
Зрители растерянно зашептались.
— Дамы и господа. — Сиббер прошел по проходу и поднялся на сцену. — Позвольте предложить вам небольшой перерыв. Через десять минут, я уверен, синьор Лампоне будет рад продолжить свою лекцию. — Он повернулся к распахнутой двери, которая вела за кулисы. Из нее торчали две головы. — Музыканты? Прошу вас, сыграйте снова.
Сиббер посмотрел на ухмылявшуюся Ребекку Монтегю и знаком предложил ей присоединиться к нему
