Его слова подействовали на нее, как пощечина. А собственно, чего же еще ждать от мужчины?
– Содалитки вовсе не дают обет безбрачия! – гневно воскликнула Марисса. – У нас есть определенные потребности, и мы, разумеется, производим себе подобных, но лишь тогда, когда хотим этого. Мужчины же просто помогают нам в этом. Но мы не позволяем им поработить нас – ни физически, ни эмоционально. И мы вовсе не сообщество недовольных, – сердито добавила она. – А как бы ты отнесся к тому, что тебя вынудили бы на законном основании всю жизнь подчиняться другому человеку?
– Даже в моем нынешнем неприглядном состоянии мысль о том, что прекрасная женщина подчиняется мне, кажется весьма привлекательной. Но разве жизнь с любимым мужчиной не прельщает тебя?
– Нет!
Расслышав ужас в голосе Мариссы, Брейс замолчал.
– Неужели ты никогда не любила, Марисса?
– Любить мужчину? Отказаться от независимости ради дурацких эмоций, ради того, чье единственное желание управлять мною? – Она покачала головой. – Нет, это явное отклонение от нормы, а я не безумная.
– Замечу, что это сладкое безумие, – пробормотал Брейс, – но только если его испытывают оба партнера. К тому же женщина подчиняется мужчине добровольно и от чистого сердца. Любовь нельзя навязать силой, ей неведомы иерархические законы. Это чувство равных.
– Еще бы, – возразила Марисса, – мужчина ничего не теряет, но много выигрывает.
Она попыталась высвободиться из его объятий.
– Хватит об этом. Ты уже согрелся, и я больше не нужна тебе. Позволь мне встать.
Брейс посмотрел в ее серо-зеленые глаза, блестящие, как драгоценные камни. Неужели Марисса действительно думает, что ему, проведшему в заключении без женщин целых два цикла, она не нужна? Если бы он не был так слаб и не страдал от невыносимой боли, он убедил бы ее в обратном. Нет, он, конечно, никогда бы не посягнул на Мариссу помимо ее воли, но испытать несколько сладчайших мгновений…
Глубоко вздохнув, Брейс выпустил ее из объятий. Марисса принялась развязывать большой вещевой мешок, старательно избегая его взгляда. Затем начала перебирать содержимое мешка.
Брейс покачал головой и улыбнулся:
– Плоды набега на деревеньку?
– Да.
– У тебя явная склонность к мошенничеству. Это врожденное качество или ты приобрела его в своем сообществе?
Марисса подняла голову и холодно взглянула на Брейса:
– Пожалуй, нам лучше не рассказывать друг другу о нашем прошлом. Разговор о личном явно не состоялся, и я не хочу прекращать действие нашего… соглашения.
«О боги!» – подумал Брейс.
Какой же он идиот, что осмелился возражать этой маленькой содалитке, да еще такой беспомощный и во всем зависящий от нее! Да, сейчас он не в тюрьме, но безопасность еще очень далека. Что за бес вселился в него?
Не дрогнув, Брейс выдержал ее взгляд.
– Извини меня, Марисса. Я поступил глупо. Мне тоже не хочется обрывать то, что нас связывает.
– Ладно, это не имеет значения, – хмуро ответила она, продолжая возиться с мешком. – Тебе лучше поспать. А я пока займусь едой.
Еда! Спокойно спать, зная, что к моменту пробуждения будет готово жаркое с хрустящей корочкой! Ах, как хорошо, когда тебя окружают такой заботой!
Только на минуту он закрыл глаза. Только на одно мгновение, о котором просила каждая клеточка его истерзанного тела. И тут же заснул глубоким сном.
Брейс пошевелился, когда до него донесся чудесный аромат пищи, пробормотал несколько невнятных слов и снова погрузился в сон.
Но этот запах не давал ему покоя, дразнил и разжигал аппетит, хотя он только что вырвался из лап смерти. Брейс повернулся и открыл глаза.
В двух метрах от него уютно потрескивало пламя костра, над которым на деревянном шесте висел небольшой закопченный горшок. Марисса, стоя на коленях у огня, помешивала в горшке. Брейс как завороженный смотрел на эту картину.
Должно быть, пока он спал, Марисса нашла какое-нибудь озеро и искупалась, потому что ее распущенные волосы влажными волнами падали на спину. Мокрые, они казались чуть более темными, напоминая насыщенный красный цвет дерева робур. Брейс подумал, что, высохнув, ее волосы станут мягкими, пышными и темной блестящей волной цвета бронзы проскользнут между его пальцами…
Брейс сдержал проклятие, уже готовое сорваться с его губ. Он, видимо, спятил, позволив этой смазливой девчонке втянуть его в какое-то чудовищно трудное предприятие, явно противоречащее его собственным интересам. Да, сейчас ему очень нужна женщина, но нельзя же позволить этому чувству полностью овладеть им. В прошлом у него не было ничего подобного – тогда женщины толпами ходили за ним. Будут ходить и впредь – когда ему удастся отделаться от этой своенравной злоязычной маленькой дьяволицы и обрести покой и безопасность.
Поклялся он или нет, Марисса должна понимать: в его положении можно пообещать все, лишь бы вырваться из лап смерти. И все-таки нарушить слово…
Брейс устыдился. О боги, неужели ему суждено пасть так низко и стать клятвопреступником? Однако положение его все так же безнадежно.
О возможности снова угодить в крепость он не желал и думать. Это привело бы его к смерти. Что значат его обещания перед лицом жестокой реальности? Но маленькой содалитке незачем знать об этом.
Ему необходимо придумать, как ускользнуть от нее и двинуться своим путем. Но прежде всего нужно время, чтобы залечить раны и обрести прежнюю мощь. Главное для этого – пища и отдых. Значит, Марисса должна выходить его, не заручившись никакими обещаниями. Брейс подавил чувство вины.
Он не обязан хранить верность ни мужчине, ни женщине. По крайней мере сейчас. Каждый месяц его заключения в грязной душной камере, каждый новый удар, наносимый ему, лишал Брейса человеческого достоинства. Теперь в нем не осталось почти ничего, кроме примитивного стремления выжить. Только это имело значение. Да, нет ничего важнее элементарного биологического выживания.
В сущности, предательство не должно удивить ее. Марисса ненавидит мужчин, не способных, по ее мнению, ни на что другое. Разве он должен разрушать это давно сложившееся убеждение? Пусть лучше оно послужит и его, и ее целям.
Брейс мрачно улыбнулся. Удивительно, сознание готово извратить любую мысль, лишь бы успокоить совесть! Застонав от боли, он приподнялся на локте и кашлянул:
– Что же ты сварила в этом горшке? Может, потушила мясо?
Уловив нотку надежды в его голосе, Марисса усмехнулась:
– Там вегетарианская похлебка.
Брейс нахмурился:
– Без мяса?
– Да. Я вегетарианка.
– Но я отнюдь не вегетарианец!
Она пожала плечами:
– Боюсь, в эту ночь тебе придется смириться с этим.
Брейс разочарованно вздохнул:
– Чтобы восстановить силы, мне нужно мясо, а не… какой-то жидкий овощной супчик.
– А когда ты ел в последний раз?
– Не помню, – буркнул он. – Может, два-три дня назад.
– И думаешь, твой желудок справится с куском жирного мяса? Да тебя вывернет наизнанку через пять минут после того, как ты его съешь. Сейчас тебе нужна только вегетарианская похлебка. Если ты ее одолеешь, завтра я позволю тебе съесть немного фруктов.
