– А вдруг они приедут в Лондон и заявят права на дом прежде, чем мы туда попадем?
– Если то, что они вам наговорили, правда, мадам, у них столько же шансов быстро вернуться в Лондон, избежав виселицы, сколько и у нас. Вы же знаете меня, миледи, я могу перехитрить лучших уличных фокусников на площади Ковент-Гардена. Но сначала нам необходимо покинуть это место и вернуться в Сен-Жермен.
– Мне повезло, – разглагольствовала Пигаль, устроившись в кресле, – что мой муж умег до того, как мы обзавелись детьми. Он так меня обегегал, как, навегное, любой фганцуз свою женщину. И он даже заганее обдумал, как поведет себя, если у нас годятся дочери. Он пгедупгедил меня, что выгвет им все зубы, если они угодятся пгивлекательными для мужчин. Zut! Что за сумасшедший! Он даже запгещал девушкам в своем поместье доить когов, не дай Бог, это наведет их на непгистойные мысли. – Она усмехнулась. – Но я гешила не иметь детей задолго до того, как познакомилась с ним; после предсказания одной злой гадалки о моей смерти в годах. – Графиня выдавила слабую улыбку. Она не слушала. В ее голове роились мысли о побеге, о том, как отыграть дом, Годфри и Элпью и как вернуться в Англию, минуя виселицу. – Тгудность состояла в том, что мне пгишлось уехать после того, как я бгосила его. Во Фганцию я вегнуться не могла, так как меня агестовали бы за уход от мужа. Поэтому, когда я захотела попасть из Лондона в Гим, чтобы повидать свою догогую подгугу шведскую коголеву Кгистину, лежавшую на смегтном одге, мне пгишлось ехать чегез Нидегланды, Гегманию и Швейцагию. Ma foil [56] Вот это было путешествие! В основном вегхом на осле. А эта шведская подстилка возьми да и умги до моего пгиезда, хотя я и подготовила нашу последнюю любовную сцену. – Она легко вздохнула и взмахнула рукой с длинными, похожими на когти ногтями. – Alors, [57] веселью моему не было пгедела, когда я услышала, что мой salaud [58] муж свалился со своей упгяжки с плугом и утонул в луже коговьего навоза.
– Олимпия, дорогая, – вставила графиня, как бы продолжая беседу, – ты знаешь, как я люблю твое общество. Но мне нужно отсюда выбраться. Пожалуйста, помоги мне. Да и сама можешь с нами уйти, а?
– Эшби, догогая. – Пигаль начала разглаживать то, что некогда было бровями, а теперь превратилось в нарисованные карандашом линии. – Здесь так мило. Как ты можешь?…
– Мы в тюрьме, Олимпия. Мы потеряли свободу. Каким бы приятным ни было здешнее общество, несмотря на пищу, тепло…
– Пенсион! Думаю, здесь ты будешь получать больше, чем у своих жалких издателей… и здесь для этого тебе ничего не нужно делать – только сидеть и болтать со стагой подгугой.
– Олимпия, прошу тебя. Ты должна помочь мне выйти отсюда.
– Нет, Эшби, пожалуйста, не уходи, не оставляй меня… – Пигаль упала на колени и вцепилась в юбки графини. – Я не могу покинуть Бастилию. Я вынуждена здесь находиться. Ты не пгедставляешь, в какой я беде… – Она расплакалась. – Здесь я хотя бы в безопасности. Пожалуйста, не бгосай меня.
– О, дорогая, что с тобой случилось? – Графиня погладила подругу по голове. – Я думала, ты открыла славную новую школу.
– Я унаследовала землю у подножия гогы Монмагтг, то есть гогы Мученика – именно там отгубили голову святому Дэнису. Это была совегшенно дикая местность: лишь несколько ветгяных мельниц и меловой кагьег. Поэтому я поставила кое-какие постгойки и основала академию для девочек на манег академии Сен- Сир, устроенной мадам де Ментенон.
– Как же такое почтенное занятие довело тебя до тюрьмы?
– Девочкам пгеподавали кулинагию, вышивание, гисование и дгугие женские занятия. Все шло хогошо, от учениц отбоя не было, у нас даже завели список ожидающих свободного места! Но отвгатительная шайка бандитов пгевгатила мое заведение в пегвоклассный богдель и игогный пгитон, обслуживая низших из низших.
– О Господи! – вздохнула графиня. – Но от этого, видимо, тоже была какая-то польза?
– Эшби! Ты что, шутишь? Академия Пигаль обучает девочек позам Агетино и согока способам, как обчистить кагманы! Отцы со всех пговинций жаждут моей кгови. Мегзкие бандиты смешали честное имя Пигаль с ггязью. Ты говогишь «Пигаль», а люди думают «богдель»! Ты пгедставляешь, догогая? Тепегь они настаивают, чтобы я пгодала им это место, иначе они убьют меня.
– Но, Олимпия, дорогая, это же просто. Продай!
– По условиям завещания я не могу пгодать, пока не умгу. Так что моя смегть им только на гуку. Но я оставила их с носом – спгяталась в Бастилии, где ты все гавно что умег, но по-пгежнему ешь, спишь и смеешься с дгузьями.
Графиня задумалась. Имен в Бастилии не называли, стража на входе закрывала глаза. Казалось, все было направлено на то, чтобы человек словно прекращал свое существование. Комфорт, денежное содержание, хорошая еда, без сомнения, составляли часть общего плана – чтобы, попав сюда, ты и не помышлял о побеге.
При этой мысли по спине графини пробежал холодок. Какой страшный способ властвовать над своими врагами. Заставить их прекратить существование. И, что хуже всего, убедить их принять его.
– Но, Олимпия, ты должна сбежать вместе со мной и быстро покинуть Францию. Вернуться в свой очаровательный дом в Лондоне, и все будет хорошо.
– А как мне сделать это? Как попасть в Англию, не пегесекая Фганцию, где все знают меня в лицо и по имени?
Графиня посмотрела на свою подругу – с копной рыжих волос, худую и долговязую, с длинными желтыми зубами – и поняла, что изменить внешность ей и в самом деле непросто.
– Мы вытащим тебя. Заключим сделку – ты поможешь нам с Элпью бежать из Бастилии, а мы в целости и сохранности доставим тебя в Англию.
Элпью перетасовала карты и снова стала раскладывать пасьянс. Было далеко за полночь. После приема всех развели по комнатам и заперли. Колдунья, отклонившая предложение, сидела у окна, прижавшись к стеклу лбом и глядя в безлунное небо. Уж не пролетающие ли метлы она высматривает? – подумалось Элпью.
Она не могла поверить, что графиня совершила такой ужасный шаг и подписала долговые обязательства, но теперь это следовало исправлять. Бросив карты, Элпью легла на кровать. Может, сбежать отсюда и устремиться прямиком в Лондон, и если кто придет предъявлять права на дом, они будут все отрицать и клясться, что в жизни не были при дворе короля Якова в Сен-Жермен-ан-Лэ.
Забренчали ключи, отодвинулись засовы. Что еще? Бал, наверное, или маскарад.
Вошел надзиратель, а за ним двое стражников ввели женщину в плаще, с опущенной головой.
– Anglais! – проворчал надзиратель. – Une Ecossaise pour vous. [59]
Элпью со стоном повернулась на бок. Она не поняла, что сказал мужчина. Стражи покинули комнату, дверь за ними захлопнулась, и новая узница опустилась на стул по другую сторону стола.
– Вы не работали на кухне в Сен-Жермене? – воскликнула она, откидывая капюшон. – Я никогда не забываю лиц. Элпью, верно? – Подняв глаза, Элпью с трудом подавила желание вскочить и закричать – перед ней собственной персоной сидела леди Изабелла Мердо-Мактавиш. – Так вот, значит, куда вы обе отправились, – проговорила шотландка, стягивая перчатки. – Полагаю, ваша госпожа и компаньонка леди Эшби де ла Зуш тоже здесь? Ну и разговоров же было, когда вы исчезли среди ночи. Пошел слух, будто вы похитили много денег и драгоценностей, что вы шпионки, посланные Уайтхоллом, [60] чтобы убить Аурелию. – Элпью решила дать ей высказаться. Возможно, она узнает что-нибудь полезное. – Так, значит, это и есть знаменитая Бастилия! Когда я поняла, что меня везут сюда, я затряслась как осиновый лист. Но здесь как будто не так уж и плохо, а? По крайней мере вместе мы сумеем отвлечься от ужасов тюремного заключения. Кто знает, может, мы даже напишем великую книгу о жизни в тюрьме. – Она расстегнула плащ. – Мы назвали бы ее «Преступление и наказание».
– Вы никогда не продадите книгу с таким названием. – Нахмурившись, Элпью попыталась раскусить женщину, выигравшую ее в карты. – Почему вы здесь? Явились за своей добычей? Что за шуточки, миссис?
