в безвоздушном пространстве, в трюмах давно всеми забытых древних кораблей. Как и большинство технических устройств периода первопроходцев на Мире Компсона, этот «сикорский» был переделан на ископаемое топливо, и Ли догадалась по ворчливой дрожи, шедшей из-под сиденья, что вертолет использовался на работах по терраформированию еще с той поры.
Ли была зажата между сиденьями первого и второго пилотов, и она могла смотреть только вперед сквозь гладкий плексигласовый пузырь ветрового стекла. Подняв голову, она увидела Луи на месте пилота, а Рамиреса – с другой стороны. Рамирес смотрел на ручной штурманский компьютер и хмурил брови.
– Где мы? – прохрипела она. Рамирес взглянул на нее и сказал:
– Я думал, что пластырь будет действовать дольше.
Луи обернулся и пожал плечами:
– Крутая бабенка, ничего не скажешь.
– Другого пластыря нет. А она не должна была очнуться раньше, чем мы долетим.
– Подумаешь. Она и во сне догадалась бы, куда мы ее тащим.
И он рассмеялся. Его смех показался Ли недружелюбным.
Рамирес бросил сердитый взгляд на Луи сверху, и Ли задумалась над тем, кто здесь главный. Двадцать минут спустя они сели на пыльную полосу, оказавшуюся удивительно ровной. Затем Ли догадалась, что это старая взлетная полоса для челноков.
– Ну, вот мы и прибыли, – без всякой на то надобности сказал Рамирес. – Сейчас мы выйдем и пойдем к тем зданиям, хорошо? Слушайся, и все будет хорошо.
Она могла уже передвигаться без посторонней помощи. Спотыкаясь и стараясь на ходу прояснить свое замутненное зрение, она различила среди общего шума шуршание тонких подошв туфель Беллы. Она узнала это место, хотя и не помнила, как оно называется. Она уже была здесь, и не раз. Она помнила, что проселочная дорога с разбитой колеей, которая начиналась сразу за посадочной полосой, привела бы ее через подножия гор к Шэнтитауну, если бы у нее хватило сил идти несколько часов по необогащенному воздуху нагорья. Она помнила крутой овраг в узком каньоне за хребтом, в котором она с отцом тренировалась в стрельбе.
Но точно определить, где они находились, она не могла, пока краем глаза не разглядела заброшенный самолетный ангар, который находился за лабораторным зданием, и не прочла слов, вызвавших в ней инстинктивную реакцию зверя в опасности, которая пронзила каждую клетку ее тела: «ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ ОТДЕЛ 'КСЕНОГЕН МАЙНИНГ ТЕКНОЛОДЖИЗ'».
ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ ОТДЕЛ КОМПАНИИ «КСЕНОГЕН»:26.10.48
Обветшалые лабораторные корпуса пустовали уже десятки лет. Там хозяйничали крысы, тараканы и лианы кудзу. Похитители завели их в коридор с заднего хода. В коридоре повсюду валялось брошенное офисное оборудование, висели обрывки проводов, под которыми нужно было постоянно нагибаться, горами лежала битая изоляционная плитка.
В воздухе стоял удушливый запах крысиного помета и плесени. Но помимо этих запахов, принесенных людьми и их паразитами, Ли все же улавливала тонкий аромат пустыни, который словно доносился откуда- то из детства. Этот запах можно было почувствовать там, у подножия гор, под темными кручами. Это был собственный запах этой планеты. Мир Компсона постепенно забирал родильные лаборатории к себе. Он так же мог поглотить и все остальное, если бы закрылась обширная сеть торговых путей ООН и прекратились посевные работы и функционирование атмосферных процессоров.
Они завернули за угол, который ничем не отличался от остальных, но Рамирес остановился так внезапно, что Ли налетела на него.
– Туда, – сказал он и втолкнул ее в маленькую комнату без окон.
Когда защелкнулся замок на двери, Ли поняла, что ее заперли в одной из лабораторных камер. Камера была похожа на ящик. Ящик для человека. Ящик со звуконепроницаемыми стенками, обитой металлом дверью, без окон, обстановки и водопроводного крана. Из-за двери донесся отзвук шагов, потом щелкнул замок еще одной двери. Наступила тишина.
В голове всплыл обрывок воспоминания: страшная история о детях, которые забрались в лабораторию и во время игры в шутку заперли одного из своих товарищей в камере. По какому-то невероятно нелепому стечению обстоятельств они отправились домой в Шэнтитаун без него. Когда они вернулись на следующее утро, то не смогли найти камеру, в которой заперли своего друга. Они бегали по темным коридорам без окон, пытались открыть каждый ржавый замок, отвернули болты у тысяч щелей для подачи пищи. Когда они наконец нашли его, мальчик был мертв. По внутренней логике истории он был убит призраком конструкции, зверски замученной здесь когда-то.
Ли поежилась. Сколько холодных ночей и темных дней провели здесь конструкции с отклонениями от психических норм? Сколько из них здесь умерло? И сколько среди тех, кто свободно разгуливает сегодня по улицам Шэнтитауна, детей этих умерших, или детей лабораторных охранников и сотрудников, или детей чиновников, помогавших убивать? Дети помнили, даже если никто больше не помнил; они рассказывали друг другу страшные истории о привидениях, тела которых их родители не сумели захоронить достаточно глубоко.
Ржавые петли протестующе заскрипели, и дверь открылась. Луч света проник в камеру, невыносимо яркий после долгой темноты. Рамирес появился в дверном пролете прекрасный и ужасный, как архангел Гавриил.
Ли с трудом села, прижавшись спиной к стене. У нее кружилась голова. Ее внутренние устройства требовали, чтобы она легла снова. Она не послушалась.
Рамирес приставил палец к губам. Она встала, дрожа всем телом, с испуганным видом. Ей было стыдно, что пребывание в темноте в течение нескольких часов так повлияло на нее. Она знала, что должна думать о том, куда Рамирес собирался отвести ее. Но на самом деле она думала только о том, как выбраться из этой кишащей привидениями дыры. И о том, как не упасть.
– Следуй за мной, – знаком показал ей Рамирес. Она пошла за ним.
За Рамиресом шел незнакомец, с которым она никогда не встречалась. Это был не Луи. После нескольких поворотов Рамирес исчез, а Ли и неизвестный пошли дальше без него. В темном коридоре к ним присоединился еще кто-то. Когда Ли попыталась оглянуться, то человек, шедший за ее спиной, что-то
