к скород смерти значит. Вот и я думаю: дай хоть перед смертью узнаю, что же оно такое, это море…

Долго мы еще с ним так говорили. Владимиру этот разговор наскучил, и он отправился на «подводную охоту» — так он это называет. По правде говоря, название чересчур громкое — он просто лежит на поверхности воды, как поплавок: с маской, трубкой, ластами это без труда получается. Но когда смотришь сквозь маску в глубину воды, вправду ощущаешь себя этаким аквалангистом-охотником, далеко проникшим в морские глубины. Перед твоим взором в прозрачной воде открываются волшебные морские пейзажи. Зеленые травяные джунгли перемежаются с песчаными полянами и опушками, там и сям видны причудливые нагромождения камней, стайки пугливых рыбешек… И со всем этим черт знает что делает солнце — все это пребывает в постоянном движении, в переливе немыслимых красок. И азарт тебя охватывает поистине охотничий. Увидел в траве или между камнями какого-нибудь бычка — и мчишься за ним что есть духу, вовсю работая ластами, хотя понимаешь бессмысленность и безнадежность этой погони. Иное дело краб. Этому уйти от тебя не так-то легко. Он, правда, пытается боком-боком ускользнуть куда- нибудь под камень либо же зарыться в песок… Но вот ты приблизил к нему свою руку. Он становится почти вертикально, напоминая волейболиста, принимающего низкий мяч: сам присел, руки вытянуты вверх. У краба вверх вытянуты клешни, он старается ухватить тебя ими, ущипнуть побольнее. Но ты изловчился и берешь его сзади за твердый панцирь. Против этого у него нет защиты, природа о ней не позаботилась.

Мы с Вовкой — охотники не настоящие, как и полагается людям интеллигентным. Мы не убиваем добычу, не засушиваем ее ради коллекции (у некоторых моих знакомых есть довольно крупные коллекции засушенных крабов — всевозможных размеров и пород)… Вся наша охотничья радость (за исключением, разумеется, самой охоты) — похвастаться друг перед другом своей добычей да полюбоваться немного на пленника, ползающего в специально вырытой для него и наполненной водой ямке… После этого пойманный краб отпускается восвояси, исчезает в своей родной стихии.

…Старик обрывает разговор так же неожиданно, как начал. Не досказав мысли, не попрощавшись, он поднимается и бредет по каменистому берегу в направлении поселка. Сначала я даже думаю, что он просто встал поразмяться, посмотреть на что-то такое интересующее его, закрытое выступом берега, что сейчас он вернется назад, сядет на прежнее место… Но старик, не оборачиваясь, уходит все дальше и дальше…

Как странно, думаю я: раз пять я приезжал в Коктебель (этот раз, кажется, шестой), а где-то поблизости тут ходил старик, живущий возле моря, но не ведающий моря. Должно быть, мы даже встречались с ним на улице, но все эти годы я не ведал о его существовании. Я был тем человеком, который находился рядом с другим человеком, живущим возле моря, но не ведающим моря, — но не ведал об этом человеке (вот ведь как закрутил!). Почему же я о нем не ведал? Может быть, потому, что уже тогда мысли мои были больше, чем надо (а сколько надо? какая тут норма?), поглощены иными, внеземными «людьми»? Какая великолепная иллюстрация правоты тех, кто говорит примерно следующее: вместо того, чтобы разыскивать разумные существа в иных мирах, попытайтесь-ка лучше понять тех разумных существ, которые обитают рядом с вами, здесь, на земле, уделите этому больше времени и сил! Что ж, такая позиция не лишена оснований. Я только не понимаю, почему одно надо делать вместо другого? Может быть, как раз одно помогает другому?

…Заканчивается этот день у нас тоже необычно (сказано же — праздник!). После ужина дети с нашей улицы (а точнее сказать — из нашего переулка) устроили импровизированный концерт художественной самодеятельности. Пели песни. Владимир мой страшно разволновался, крутился все время возле артистов, не хотел уходить (мы с ним собирались побродить по парку) и, наконец, преодолев робость (он панически боится выступать перед публикой, и в то же время это его всегда почему-то манит), прочел «Бородино» и, фальшивя, спел несколько песен из очередного, последнего, фильма о мушкетерах, шедшего недавно по телевизору. После этого присоединиться к хору и петь вместе со всеми для него уже не составило труда.

Спать он отправился совершенно счастливый.

* * *

Лида встречала нас в аэропорту. Затискала, затормошила Вовку. Со мной хотела обойтись официально — лишь газету подала с напечатанной в ней анкетой — но я притянул ее к себе, поцеловал в щеку. Она не очень и сопротивлялась.

Вроде бы она похудела за то время, что я ее не видел. Или это загар придает ее лицу ощущение худобы. Загар на нее быстро ложится. И держится долго. Вот ведь я — вдвое дольше ее пробыл на юге, а по виду не сразу скажешь, кто из нас двоих только что приехал оттуда.

Посмотреть на внука собралось все семейство, то бишь бабушка и дедушка. Отвыкнувший от дома и смущенный таким вниманием, Вовка дичится и важничает. Изображает из себя то ли морского волка, то ли следопыта-индейца, которому все нипочем. Дескать, это вы московские, бледнолицые, нежитесь тут в комфорте и уюте, а мы…

Пока идут эти смотрины, я заглядываю в анкету. В дороге, в экспрессе, я так и не развернул газету, как-то не до этого было. Да и Лиду боялся обидеть: скажет, вот, мол, столько не виделись, а он опять за свое, опять за эти ВЦ… Как ни странно, однако мне показалось, что она вроде бы осталась этим недовольна — тем, что я не торопился раскрывать газету. Но в конце концов я решил, что мне это показалось, а потому и отложил газету до лучших времен.

В общем-то Рыбников все сделал, как у меня. Так только в нюансах кое-какие расхождения, ну да бог с ними. Правда, он все это представил таким образом, будто речь идет не просто о ВЦ, а о том, как освещаются эти дела в научно-популярной литературе — во вступлении о том говорится и в последнем вопросе (у меня его вовсе не было). Ну, да это, видно, какие-то редакционные игры, недоступные разуму простого смертного.

Что ж, будем ждать ответов. Посмотрим, многие ли интересуются внеземными цивилизациями. Что именно их интересует, что именно они думают по этому поводу. Главное, что теперь не надо искать этих людей, не надо приставать с глупыми (на их взгляд) вопросами к тем, кого такие материи совершенно не волнуют. Интересующиеся сами себя обнаружат — вот в чем главная выгода такой анкеты. Надеюсь, Рыбников не утаит от меня ее результаты. Насколько я понимаю, он, напротив, очень и очень заинтересован в моей помощи.

Тем временем смотрины заканчиваются. Вроде бы общий итог — положительный. По крайней мере заключение тещи (так его надо понимать, слушая ее туманные рассуждения и тонкие намеки): хотя здоровью внука этой поездкой и всеми последними семейными событиями и нанесен существенный ущерб, все же окончательно его не уморили — и это уже хорошо. В мой актив следует зачислить и то, что Вероника Федоровна как-то необычно тепло сегодня со мной обращается. Более того — в какой-то мере даже заискивает передо мной. С чего бы это? Может быть, она чувствует, что, составляя мне оппозицию, она оказывается в меньшинстве? А такие люди, как она, в меньшинстве пребывать не любят. Вообще не любят занимать в сражениях слабые позиции.

Разумеется, я не тешу себя иллюзией, что она решительно ко мне переменилась. Самое большее, на что я могу рассчитывать, — что открытая неприязнь на какое-то время окажется прикрытой и замаскированной видимым благорасположением.

Между прочим, Вероника Федоровна (видимо, желая доставить мне особое удовольствие) сообщает мне прямо-таки сногсшибательную новость (как только она не выпалила ее, едва лишь мы появились на пороге — у нее такие новости про запас не держатся): по ее словам, «Лидочка при помощи нашего большого друга Прохора Федоровича» (и еще кое-кого) добилась (она сделала особое ударение на этом слове), что мне «подыщут приличное место» в Астрофизическом институте, где я смогу заниматься «этими… как их… ну, внеземными цивилизациями», «причем не любительски, не дилетантски, а на серьезном, профессиональном уровне».

Что за бред? Лида? Кто ее просил об этом? Известие меня действительно ошарашивает, но совсем не так, как ожидала теща.

Иногда мне удается сдержать свои эмоции. Но не всегда. Вот и теперь — умом я понимаю, что лучше отложить разговор на эту тему, поговорить с Лидой наедине, но чувствую уже — вряд ли сумею сдержаться. К тому же и в том случае, если даже я не скажу ни слова, — это ничего уже не сможет изменить: моя реакция слишком очевидна, по крайней мере для Вероники Федоровны.

— Лидочка, мне кажется, твоего мужа не радует это сообщение… Ты приложила столько стараний, потратила столько сил… А он… Мне кажется, его это не радует…

Вы читаете Проблема SETI
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату