несогласие — желание ее опровергнуть (вот из таких-то, может быть, и сформируется будущее поколение специалистов — исследователей «проблемы SETI», хотя говорят, что настоящий ученый должен быть объективен и беспристрастен)? Вот такой вопрос… Ты же понимаешь, что ни в одном институте он не изучается. Разве что в каком-нибудь социологическом. Да и то это для них лишь эпизод… И вообще это совсем не то… Наука строится по совсем другому принципу.
— А для тебя, Виктор, — для тебя это не эпизод?
— Не знаю…
— Ну, вот ты узнал, как некоторые люди относятся к этим идеям (как все относятся, ты ведь все равно не узнаешь), — и что дальше? Что? Скажи.
— Гм… Ничего. Просто я буду это знать.
— Знать? Для чего? Зачем тебе это надо?
— Просто так — надо. Это же очень просто, Лидуля. Вот тебе хочется знать, зачем мне это надо. Зачем тебе это знать? Да для того, чтобы жить со мной. Иначе ты со мной жить не можешь — не понимая меня. Ведь так?
— Ну, допустим…
— А мне надо знать, что думают другие люди… Знать — чтобы жить с ними здесь, на Земле. Иначе я не могу с ними жить. Не зная их… мне трудно с ними жить… Ты поняла? Мы в одинаковом с тобой положении — просто у меня более широкий круг людей, которых необходимо понять…
Что касается того, что невозможно опросить всех, — продолжал я после некоторой паузы, — всех и не надо опрашивать. Достаточно получить ответы лишь определенного числа людей. Социологи называют это репрезентативной выборкой. То есть — представительной. Считается, что в ней бывает представлено большинство возможных ответов… И расклад разных мнений — в общем-то такой же, как если бы мы взяли всех людей в целом. Так что увеличивать число ответивших бессмысленно — это уже ничего не даст…
— Да, но почему именно этот вопрос тебя волнует, Витя? Есть же миллион других вопросов, на которые, если уж на то пошло, интересно бы получить ответы.
— Вот это, пожалуй, самое трудное… Тут не сразу найдешься что сказать. Интересные вопросы — те, что о главном, что задевает самый корень человеческого существования. Таких вопросов не так уж много. На некоторые из них ответы известны… Ответы, которые дают большинство людей. Например — хотите ли вы мира? Что же тут, собственно, спрашивать… Тут все яснее ясного. Ну, и другие подобные же вопросы… В этом же роде… Почему в число главных я ставлю вопрос о ВЦ? Не знаю, у меня нет никаких особенных доводов… Я делаю это интуитивно… Интуиция мне подсказывает: да, он один из главных. Ты скажешь: интуиция — этого еще мало. Разумеется. Но я ведь и не предлагаю официально, допустим, на президиуме Академии наук, утвердить этот вопрос в качестве одного из важнейших, подлежащих всяческому изучению. Если бы такая ситуация действительно возникла, возможно, большинство голосовало бы против. Даже скорее всего… Именно по той причине, что тут нет каких-то особенных доводов за то, чтобы как-то выделять этот вопрос среди других. Но для меня интуиции вполне достаточно. Внутренне, про себя, я считаю его одним из главных для человеческого разума. Этим он мне и интересен.
— Не знаю, Витя, как-то странно все это…
— Да, Лида, странно. Но так уж устроен мир.
— Так ты устроен, Витя.
— А мы все — частички этого мира.
Все вечера я провожу теперь за чтением анкет. Я имею в виду — ответов на анкету. Этих ответов — целый мешок. Надо как-то сгруппировать их — и по мыслям, и по человеческим типам. Впрочем, Рыбников просил меня — только по мыслям. Провести анализ: столько-то процентов считают так-то, столько-то — так-то… Ну, и выбрать самые типичные высказывания. Одним словом, подготовить такую справку (у них в редакции она называется разработкой). А уж по этой разработке какой-нибудь писатель или ученый «с именем» напишет обзорную итоговую статью. В этой статье все будет выглядеть так, будто этот писатель (или ученый) сам переворошил сотни читательских писем и подсчитал все цифры. Впрочем, не подумайте, что я в претензии: мол, почему статью заказали не мне и все такое? Писать статьи я не умею. Правда, делать разработки умею и того меньше. Даже плохо представляю себе, что это такое. Поэтому я сказал Рыбникову, что сначала напишу просто для себя, как все обстоит с читательскими мнениями, а после он мне покажет два—три образца разработок, и я постараюсь все сделать, как в этих образцах. Он пожал было плечами: для чего, мол, двойная работа? — но после махнул рукой — делайте, как знаете! — только срок поставил — три недели на все про все, больше никак нельзя, дело не терпит. Вот я и стараюсь теперь уложиться в этот срок.
Всего на анкету ответило около тысячи читателей. Причем абсолютным большинством — тут не может быть никаких сомнений — двигал искренний и горячий интерес к теме (вот они, родственные души!). Лишь небольшая доля — может быть, десяток—другой наберется — взялась за перо просто так, как говорится, от нечего делать (один прямо так и пишет: мол, сначала не хотел писать, а после подумал: «Вдруг опубликуют — гонорар еще никому не вредил»). Есть еще несколько ответов, авторы которых решили попенять газете за то, что занимается черт знает чем… Но большинство, повторяю, абсолютное большинство откликнулись на анкету, движимые искренним интересом к нашим «братьям по разуму» (дурацкое, конечно, выражение, но как сказать по-другому? Инопланетяне? Фантастикой отдает. Разумные существа на других планетах? Длинно, наукообразно… В общем братья и братья — понятно, о чем речь). Для меня это-то и есть главный, если так можно выразиться, количественный результат — то, что большинство проявило такой интерес. Не знаю, как для редакции.
…Наверное, я никудышный статистик. Ведь что значит обработать ответы? Взял один, просмотрел по диагонали: ага, на этот вопрос — «да», на этот — «нет»… И — дальше, дальше, за другие… Я же с каждым ответом едва ли не час вожусь, не один раз насквозь прочитаю, высматриваю, вынюхиваю так и этак, разглядываю, кто автор, какого возраста, где живет, на почерк обращаю внимание (если не на машинке ответ), в каком конверте письмо прислано… Зачем мне все это? Я и сам толком не знаю.
…Вот пишет пятнадцатилетняя девочка (или девушка уже?) аз Новосибирска. На листке с цветочком (листок прилежно разлинован карандашом):
«Надо хотя бы иногда отрывать глаза от земли, поднимать их к небу. Мы погрязли в суете, в мелочном житейском мельтешении. И сами измельчали. Мы слишком заняты своим земным благополучием. Так жить нельзя!
Но если смотреть вверх и видеть там, во всем пространстве Вселенной, одну лишь пустоту, в которой нет места разуму, — это тоже ужасно. Это то же самое, что читать роман, в который автор не вложил сердца и души.
Я думаю, что разумная жизнь во Вселенной есть. Я не могу поверить, что из миллиардов планет только на одной — Земле — существует разумная жизнь».
Все правильно. Глядеть в пустую Вселенную — все равно что читать бездарный роман. Мертвый роман, мертвая Вселенная.
…Страничка, аккуратно отстуканная на машинке (а некоторые прислали целые тетради). Пишет офицер флота в отставке из Одессы. Скромно пишет, сдержанно, как и подобает интеллигентному военному человеку:
«Мне кажется, в человеке заложена глубокая потребность размышлять о таких вроде бы отвлеченных вещах, как внеземные цивилизации. И то, что в глазах многих подобные размышления выглядят сегодня чудачеством, — тревожит. Когда начинаешь ближе знакомиться с этими людьми, выясняется, что для них не существует ни истории, ни музыки, ни литературы — только их примитивные сиюминутные потребности.
…Когда говорят об исключительности нашей цивилизации во Вселенной — в это тяжело поверить. Мне кажется, разумная жизнь вне Земли существует, хотя она может сильно отличаться от нашего понятия «разумная жизнь». Отрицать существование разума за пределами нашей планеты — значит, по сути дела, потакать мещанству, более того — проявлять своего рода научное мещанство».
«Научное мещанство»… Это что-то новое. Надо бы обдумать, что это такое.
…Листки в клеточку, вырванные из блокнота (знаете, есть такие — крепятся проволочной спиралькой). Почерк округлый, напоминающий женский. Правда, не такой ровный, какой обычно бывает у
