– Спились, значит… Ладно, Андреас, оставайся. Все же немного прибраться придется прямо сегодня – надо же освободить для тебя твой диван. Оставайся… Если уж так не терпится ввязаться в очередную уборку. Друг семьи…
Кирстен засмеялась, делая безуспешную попытку подняться с пола:
– Точно, Андреас, ты у нас прямо друг семьи получаешься.
Андреас улыбнулся. Он промолчал. Однако он точно знал, что это звание, без сомнения, почетное и ко многому обязывающее, его не устроит.
Ни сейчас, ни когда-либо в будущем.
Но это соображение он предпочел оставить при себе до поры, до времени.
Уже ворочаясь на «своем» диване в гостиной в полной тишине и темноте, устраиваясь поудобнее, Андреас усмехнулся в пространство.
Девственница, надо же.
Кто бы мог подумать? С такой внешностью, с такой добротой и обаянием.
Если, конечно, Кирстен не заливает.
Или же, если у Черстин, в свою очередь, не найдется какого-нибудь любопытного, пикантного какого- нибудь секрета от сестры.
Ведь нашелся же такой секрет у Кирстен…
9
На удивление, не спалось.
Андреас, недоумевая, у кого он подхватил эту дурацкую привычку, посидел на широком подоконнике, поглядел в ночь, не зажигая света.
За окном изредка шумели проезжающие по проспекту машины. На какое-то мгновение Андреасу вдруг захотелось выйти из комнаты, отпереть дверь, покинуть квартиру – а дальше брести, куда глаза глядят, ходить по причудливым улочкам и строгим набережным Стокгольма… Идти и не останавливаться, думать и мечтать на ходу.
А еще лучше – ни о чем не думать.
Под утро, притомившись, можно заглянуть в какое-нибудь круглосуточное кафе с видом на городскую площадь. Сидеть, отпивать дымящийся эспрессо или капучино, глядеть на расцветающее нежными красками восхода небо, на гаснущие фонари, отогревать руки над маленькой кофейной чашечкой.
Андреас с трудом отогнал от себя это видение.
Ну куда он пойдет сейчас, на ночь глядя? К тому же придется разбудить кого-нибудь из девушек. Не оставлять же их спящими с открытой дверью?
Да. Иногда мечты слишком далеки от реальности. Нельзя позволять им слишком увлекать себя, забывая при этом о других…
Андреас слегка потянулся, легко соскочил с подоконника. Его пошатнуло.
– Так, не будем делать резких движений, – шепотом сказал он.
Интересно, когда же виски выветрится у него из головы?
Или что он пил сегодня вечером? Что наливал ему Джек? Андреас не очень разбирался в крепких напитках.
Одно он знал совершенно точно – не хочет засыпать нетрезвым. Закрывать глаза, ощущая, как диван кружится под тобой, кружится темнота перед внутренним взором, проваливаться куда-то… А потом сон – тяжелый, липкий, с трудным пробуждением.
Нет, это было не для Андреаса. Он пожал плечами, секунду подумал, огляделся вокруг, насколько это было возможно в полумраке.
На полу возле стеллажа он заметил початую бутылку. Бездумно протянул руку, открутил крышку, и, вместо того, чтобы просто понюхать, сразу глотнул.
Это оказалось красное вино. Оно сразу мягким теплом разошлось внутри Андреаса по рукам, по ногам, закружило голову.
Он присел на диван, сделал еще пару глотков. Потом махнул рукой, поставил бутылку куда-то рядом с собой, стащил рубашку, затем джинсы, кинул их в направлении кресла и улегся под одеяло.
В забытьи прошло несколько минут или несколько часов. Андреас не знал, когда должен подкрасться рассвет. Вместе с рассветом подкралось бы и похмелье, поэтому Андреас не торопил утро.
Вместо этого он неторопливо допил красное вино. Все же закрыл глаза.
Мягкие шаги. Глухой звук закрываемой двери.
Андреас рывком приподнялся на постели:
– Кто здесь? – негромко поинтересовался он.
– Тшшш…
Голос он, конечно, узнать не смог.
– Черстин?
Молчание.
– Кирстен? – неуверенно уточнил Андреас. Ему не ответили.
Девушка присела на краешек дивана.
– Не спится, – пожаловалась она едва слышным шепотом.
Андреас уловил легчайший запах алкоголя, кажется, мартини.
– Может быть, поможет, если выпить теплого молока? – предложил он.
Тихий сдавленный смех.
– Какое молоко? О чем ты говоришь…
Он все еще не мог понять, кто находится с ним в одном помещении.
Сказывалось выпитое, усталость и полумрак.
В темноте угадывались очертания девушки, сидящей на краешке дивана в одной ночной сорочке. Сорочка, кстати, почти ничего не скрывала.
Теплый, едва ощутимый запах женской кожи, к которому примешивался аромат духов.
Андреас мысленно чертыхнулся.
Близняшки даже парфюмом пользовались одинаковым. Может, даже одним и тем же!
Он явственно представил себе эту картину. Утро, ванная, суета и спешка. Кирстен и Черстин по очереди умываются, причесываются. Забегают в ванную, чтобы подкраситься. Кто-то успевает до завтрака, кто-то вынужден делать это перед выходом.
В шкафчике ванной, повешенном поближе к зеркалу, беспорядочным нагромождением стоят и валяются флакончики с туалетной водой, тюбики с кремом, карандаши для глаз и губная помада. Кирстен хватает помаду, Черстин брызгает на себя какими-то духами, Кирстен говорит «И мне дай».
Андреас не знал, насколько сильно он ошибается в своих предположениях. Но до сих пор он не ощутил, чтобы двойняшки пользовались разными ароматами. От них либо не пахло ничем, либо пахло практически одинаково.
И как сейчас он в этой кромешной тьме должен определить, с кем разговаривает? Если ему не отвечают, что, между прочим, невежливо?
Что ей вообще здесь нужно? (И кому – ей?)
– Андреас…
Мягкая рука коснулась его предплечья.
– Мне так одиноко.
Андреас не нашелся с ответом.
– Можно, я побуду здесь, с тобой?
– Как я могу тебя выгнать? Здесь ты хозяйка, а не я.
Разговор начинал казаться Андреасу каким-то сюрреалистическим бредом. Отвечает, не зная, с кем именно говорит, кто его касается… А ведь варианта всего два.
Но сейчас не видно, как сомкнуты губы при молчании, как вспыхивают глаза при улыбке собеседницы, не видно, как она смотрит, как наклоняет голову, как дотрагивается до своих собственных волос. Ничего этого не видно. Запах слишком похож, голос слишком похож, отдельные движения – тоже.
«Значит, так. Мне все это снится», – решил Андреас. А раз снится, то можно расслабиться и отдаться волне происходящего. Если ломать себе голову над неразрешимым вопросом, то можно тронуться
