Глен вопросительно вскинул брови.
— А когда он узнает, как все было на самом деле, вы сможете вернуться к нему на службу?
Вирджиния покачала головой, в глазах ее залегла глубокая печаль. В этот момент и Глен, и Перри поняли, что с полковником Дикерсоном ее связывала не только работа.
— Нет, слишком поздно, — прошептала она и, словно спохватившись, добавила: — Всего доброго, мистер Гринуэй. Хотя обстоятельства, побудившие меня обратиться к вам, не самые радостные, мне было приятно с вами познакомиться. Мы с Бобби были очень дружны, и мне доставит огромное счастье знать, что все наконец разрешилось.
Глен проводил их сочувственным взглядом.
Утром Вирджинии сделалось дурно, ее тошнило. Она уже пожалела, что накануне вечером согласилась пойти с Перри в тот итальянский ресторан, подозревая, что виной всему низкокачественные продукты. Вскоре ей позвонила Нэнси, она приехала в Лондон, чтобы навестить друзей и сходить в Национальную галерею. Они договорились встретиться в ресторанчике «Лайонз» на Стрэнде.
За обедом Нэнси — как всегда, элегантная — рассказывала Вирджинии о своем походе в Национальную галерею, о том, что нового в Стэнфилде, и о прочих мелочах. Под конец она как-то внезапно погрустнела.
— Мне так приятно снова увидеть тебя, Вирджиния! — сказала Нэнси. — Я часто о тебе думаю. Как хорошо, что ты пригласила меня сюда!
— Да что же в этом особенного? — изумилась Вирджиния.
Нэнси вздохнула.
— Знаешь, принимая во внимание все случившееся, я бы не удивилась, если бы ты не захотела меня видеть.
— Как ты могла такое подумать, Нэнси? — Вирджиния улыбнулась, в ее глазах читалась искренняя, теплая привязанность к пожилой женщине, — Хорошо, что ты мне позвонила.
— Ты прекрасно выглядишь, — сказала Нэнси. — Только немного бледненькая. В Лондоне отвратительный воздух. Поедешь домой на Рождество?
— Вряд ли. Может быть, на Новый год. Я скоро уезжаю работать в Америку, Нэнси. Начну все сначала.
— Да, да, я слышала. Рич говорил. Он сказал, что видел тебя, когда был в Лондоне. Как он тебе показался?
— О-о, как всегда, вежлив, галантен… Но в душе он по-прежнему не может ничего мне простить.
Знала бы ты, что между нами произошло, добавила она про себя.
— Да, да, все это грустно. Как бы мне хотелось, чтобы история с Оливией наконец прояснилась.
— Собственно говоря, она уже разрешилась. Кстати, я написала Ричу письмо, в котором все объяснила. Может быть, ты передашь?
С этими словами Вирджиния извлекла из сумочки конверт и протянула его Нэнси.
Та с изумлением воззрилась на конверт.
— Но каким образом, Вирджиния? Неужели тебе удалось разыскать Глена Гринуэя?
— Вот именно. Он работает здесь, в Лондоне, — пианист в одном ночном клубе в Сохо.
— И что… у него действительно был роман с Оливией? — робко поинтересовалась Нэнси.
— Да. Похоже, они довольно долгое время были любовниками. У меня сложилось впечатление, что он любил ее. Бобби заехал в этот отель, чтобы встретиться с ним. Они должны были вместе вернуться во Францию. К сожалению, Глен не дождался его, решив, что Бобби уехал один.
— А Оливия, разумеется, оставалась в постели.
В голосе Нэнси послышались несвойственные ей резкие интонации.
— Похоже на то. — Вирджиния вдруг смутилась, поднесла ко рту чашку чая, потом робко спросила: — Нэнси, скажи, Рич был очень несчастен с Оливией?
Нэнси удрученно кивнула.
— Она превратила его жизнь в сущую пытку. Он тяжело переживал ее любовные похождения. Когда она заводила очередной роман, для Рича это было равносильно смерти.
— Должно быть, очень любил ее…
— В том-то и дело, что нет. Рич никогда не любил Оливию. Поэтому она и пустилась во все тяжкие — чтобы досадить ему, понимаешь? Она не могла простить, что он ее не любит.
Вирджиния недоумевала. То, что она услышала, явилось для нее полной неожиданностью.
— Тогда зачем же он на ней женился?
— Этого хотели их родители. Семьи были дружны. Но брак стал трещать по швам с самого начала. Оливия была единственным ребенком в семье — богата, красива, обожаема всеми… Она обладала неистощимым темпераментом и никогда ни в чем не знала отказа. Рич был для нее всего лишь одной из многочисленных дорогих игрушек. Она ни за что не хотела быть просто женой, любящей мужа и старающейся угодить ему.
— Они могли бы развестись…
— Рич даже думать об этом не желал.
— Но почему? Ведь он ее не любил.
— Вирджиния, дорогая, Дикерсоны были консервативны и чтили вековые традиции. Для них честь семьи — не пустой звук. Рич впитал это с молоком матери. В то время не могло быть и речи о разводе. Однако жизнь в Стэнфилде — с постоянными сценами ревности и скандалами — становилась невыносимой.
— Тем более развод был бы самым подходящим выходом из положения.
— Да, наверное, ты права. Впрочем, я ни во что не вмешивалась. Во время войны, когда Рич был на фронте, а поместье превратили в санаторий, Оливия безвылазно жила в Лондоне. И всякий раз, заводя очередного любовника, она устраивала так, чтобы Рич об этом непременно узнал. Не в силах дольше сносить позор — уже будучи на пределе, — он сдался и заявил ей, что согласен на развод. Но развестись они не успели — Оливия погибла. Эта грязная история едва не стоила Ричу жизни.
— Боже мой!
Вирджиния в ужасе прикрыла ладонью рот.
— Теперь ты понимаешь, почему в Стэнфилде нет ни одной ее фотографии. Рич не желает иметь ничего, напоминающего ему о ней.
Только теперь Вирджиния поняла, откуда в Риче такая ненависть к ее брату. Для него Бобби воплощал в одном лице всех любовников Оливии. Оставалось надеяться, что, прочтя ее письмо, он хоть немного оттает.
Ко всем ее переживаниям добавились новые — утренняя тошнота стала регулярным явлением. Это заставило ее изменить свои планы, она решила провести Рождество в Иденторпе. Вирджиния позвонила родителям и сказала, чтобы они ее ждали.
Прошло три недели, приступы тошноты по утрам превратились в настоящее наваждение. Заподозрив неладное, она, перед тем как уехать домой на Рождество, обратилась к врачу. Он-то и сообщил ей новость, которая прозвучала для нее как гром среди ясного неба, — у нее будет ребенок. От Рича.
Это известие ошеломило Вирджинию, одновременно наполнив ее сердце невыразимой радостью. Что бы ни произошло в их отношениях в дальнейшем, теперь она знала, что в ней есть частичка Рича, его плоть и кровь. О таком подарке судьбы она и мечтать не смела. Душа ее ликовала.
Вирджиния понимала, на что себя обрекает — ее ребенок появится на свет с позорным клеймом «незаконнорожденный». Но она готова была к любым испытаниям, которые сулило ей будущее, готова была защищать зревшую у нее под сердцем новую жизнь.
Об этом она думала, сидя в поезде, увозившем ее в Лидс. Самым сложным было рассказать все родителям. Но Вирджиния решила повременить с этим. Хотела хоть на время сохранить свою тайну для себя одной. Она расскажет им, когда скрывать уже будет невозможно.
Одно она должна им сообщить, но сделать это Вирджиния решила после Нового года: что она не сможет поехать в Америку. Сначала она должна родить.
В письме, которое передала Нэнси, Вирджиния сообщала Ричу о своей встрече с Гленом Гринуэем, о