уезжаю в Америку, хотелось побыть с родителями.
— Ты все же едешь? — спросил он, глядя на нее как-то странно, словно догадываясь, что она что-то скрывает.
— Да, — ответила она почти шепотом, сознавая, что говорит неправду, и чувствуя, что он по- прежнему не спускает с нее пристального, испытующего взгляда. — Слишком лестное предложение, чтобы отказываться.
Вирджиния подняла на него глаза. Рич стоял не шелохнувшись, не делая ни малейшего движения ей навстречу, и от этого она готова была разрыдаться, только гордость и злость заставляли ее сдерживать слезы.
Ей мучительно хотелось протянуть к нему руки, умолять его, чтобы он просил ее не уезжать, но она не могла. Ах, почему он не даст ей шанс выразить свои чувства, сказать ему, что она ждет от него ребенка! И зачем этот пристальный взгляд?
Если бы только она знала, как он жаждал упасть перед ней на колени, чтобы признаться в любви — просить ее руки, умолять вернуться с ним в Стэнфилд. Но он также не мог преодолеть самого себя. Вирджиния твердо решила ехать в Нью-Йорк, и она права. Это был слишком хороший шанс, чтобы упустить его. С его стороны было бы нечестным пытаться отговорить ее.
— Уверен, в Америке ты прекрасно устроишься. Мне ли не знать, как ты относишься к работе? Надеюсь, тебя ждет успех на твоем новом поприще. Ты заслужила этого, Вирджиния.
— Спасибо, — сдавленно пробормотала она, чувствуя, что он вот-вот оставит ее, и с трудом сдерживая слезы.
Она уже готова была признаться ему, что ей никто не нужен, кроме него, но только стиснула зубы и промолчала. Попробовала улыбнуться, но губы дрожали. Вздохнув и постаравшись придать побольше убедительности своим словам, она сказала:
— Я тоже надеюсь. Сейчас это как раз то, что мне нужно, — новая работа, новые впечатления. От тебя я многое узнала об искусстве. Надеюсь, эти знания мне пригодятся.
— Уверен в этом. — Холодно улыбнувшись, он отступил на шаг назад. — Прощай, Вирджиния. Желаю счастья.
— Спасибо, Рич, — выдохнула она.
Тщетно вглядывалась она в его лицо, ища на нем малейшие признаки слабости, ища подтверждения его любви… От его глаз веяло ледяным холодом. Словно сердце его обратилось в камень. До последней секунды она не верила, что Рич готов вычеркнуть ее из своей жизни. Неужели она ничего для него не значила?
Он повернулся и пошел к выходу. У Вирджинии хватило сил остаться на месте, хотя все ее существо взывало к нему, умоляя его остаться.
Вирджиния не могла видеть, какая невыразимая мука стояла у него в глазах, когда он закрывал за собой дверь.
Если бы они умели читать мысли друг друга, Рич не оставил бы ее.
С тяжелым сердцем Вирджиния возвратилась в Лондон. Будущее представлялось ей туманным. В Америку она теперь могла отправиться лишь после рождения ребенка, оставаться в Иденторпе было немыслимо, потому что каждое утро она мучилась от приступов токсикоза. В конце концов ее мать обязательно что-нибудь заподозрит, а Вирджиния пока не была готова к тому, чтобы открыться кому бы то ни было.
Она замкнулась в себе и не желала никого видеть, спрятавшись, точно улитка в раковине, в своей квартире, в которой вскорости должно было стать совсем одиноко, потому что ее приятельница Салли уезжала в отпуск, а перед тем хотела провести несколько дней у родителей. На целых пять недель Вирджиния оказывалась предоставлена самой себе. Она даже подумывала о том, не съездить ли и ей куда- нибудь отдохнуть — во Францию или в Италию, — однако отринула эту идею.
Салли глубоко переживала за подругу и уже начинала подозревать неладное. Вирджиния с тех пор, как вернулась из Иденторпа, была явно не в своей тарелке.
Бледная, осунувшаяся, она была постоянно на взводе и часто надолго уходила из дома. Салли догадывалась, что она просто не хочет рассказывать о том, что ее тревожит. Это было совсем на нее непохоже. За последние годы они стали друг другу почти как сестры, вместе переживали радости и невзгоды, но теперь, наталкиваясь на вопрошающий взгляд Салли, Вирджиния отворачивалась, предпочитая избегать откровенных разговоров.
На мысль о возможной причине произошедшей в Вирджинии разительной перемены Салли натолкнули именно преследовавшие подругу утренние неприятности. Однажды после случившегося у Вирджинии очередного приступа рвоты Салли с решительным видом вошла к ней в комнату, застав ее свернувшейся калачиком на кровати.
— Как ты себя чувствуешь? — озабоченно осведомилась она.
— Легкое недомогание, — настороженно ответила Вирджиния. — Наверное, съела что-нибудь.
Салли, нахмурившись, присела на краешек кровати.
— Ты же прекрасно знаешь, что причина в другом. Это же повторяется у тебя чуть ли не каждое утро. Я же не глухая. — Салли сокрушенно вздохнула. — Это так на тебя непохоже, Вирджиния. Я считала, что ты мне доверяешь. Мы же ничего не скрывали друг от друга. Ты беременна, верно? Сколько еще времени ты надеялась скрывать это от меня?
Вирджиния привстала и, обмирая от страха, посмотрела в глаза подруге.
— Да, Салли, я беременна, — призналась она. — Я хотела сказать тебе, только…
Заметив, что Вирджиния готова разрыдаться, Салли схватила ее за руку.
— Не надо. Не трави себе душу. Отец, надо полагать, Рич Дикерсон?
Вирджиния кивнула.
— Кто же еще? Ах, Салли, какая же я была дура. Я не должна была этого допустить.
— Все мы порой совершаем ошибки. И ты от них не застрахована.
— Но я ведь думала, что он любит меня, Салли. Когда он приехал в Иденторп, я решила, что он хочет меня видеть, а он — ему, видите ли, нужны были мои родители. Решил извиниться перед ними за Бобби. Он думал, что я в Лондоне, иначе его бы там не было.
— Родителям рассказала?
Вирджиния понуро покачала головой.
— Еще нет. Никто не знает, кроме тебя. Что они обо мне подумают?
— А Рич? Когда ты скажешь ему?
Вирджиния потупила взор, слезы капали у нее с ресниц, катились по щекам. Только теперь до Салли дошло, что Вирджиния не собирается признаваться Ричу, что у нее будет от него ребенок.
— Ты ведь скажешь ему, Вирджиния? Ты должна это сделать.
— Нет. И не желаю, чтобы он знал. Я люблю его, Салли. Никогда не думала, что способна так полюбить. Но я не могу сказать ему. Я хочу, чтобы он пришел ко мне только в том случае, если он меня любит, а не потому что я мать его ребенка.
— Но тебе не кажется, что он имеет полное право знать?
— Возможно, но, оставшись со мной, он должен был отдавать себе отчет в том, что делает. А после той ночи он даже не позвонил, чтобы справиться, как у меня дела.
Салли сочувственно кивнула.
— Зачем я только сказала родителям, что приеду к ним? Не могу оставить тебя в таком состоянии.
Вирджиния, смахнув ладонью слезы, попыталась взять себя в руки.
— Перестань. Разумеется, тебе надо ехать. Ты целую вечность не была дома. Нельзя так огорчать их.
— Нет, Вирджиния. Я даже помыслить не могу, как ты будешь здесь совсем одна. Уверена, они бы одобрили мое решение, а отпуск я отменю.
Вирджиния благодарно улыбнулась.
— Спасибо тебе, Салли, но не надо. Ты должна ехать. Все образуется, честное слово. А у меня будет
