— Полковник Дикерсон рассчитывает, что к его появлению я уже буду здесь? — спросила Вирджиния.
— Ну да, конечно.
— Он не будет разочарован тем обстоятельством, что я женщина?
— Боже правый, я даже не думала об этом. Разве это важно?
— Как вам сказать? Еще встречаются люди, которые осуждают работающих женщин.
— Возможно, но женщинам нельзя отказывать в возможности проявить себя в какой-либо профессии только на том основании, что они женщины. Не вижу в этом ничего предосудительного. Я сама ухаживала за ранеными во время войны. Даже водила санитарную машину. Многие женщины вступали в ряды вспомогательного женского корпуса и отправлялись во Францию, чтобы работать там в госпиталях. Они многое повидали. Женщины уже не те невинные создания, какими были прежде, так почему же они должны отказываться от службы? Джин, вы, наверное, слышали о суфражистках?
— Разумеется.
— Теперь у нас наконец тоже есть право голоса. Благодаря таким женщинам, как миссис Гриффитс. И пути назад нет. Хотя мы не можем пока считать наши требования удовлетворенными. Это произойдет лишь после того, как нас окончательно уравняют в правах с мужчинами, когда избирательный возраст женщин понизят с тридцати до двадцати одного года.
— А полковник Дикерсон разделяет вашу точку зрения?
На губах Нэнси заиграла лукавая улыбка.
— Нет, что вы. По правде сказать, он придерживается прямо противоположного мнения.
У Вирджинии екнуло сердце: она живо представила себе, что ее ждет, когда хозяин вернется из Лондона.
— Выходит, когда полковник Дикерсон приедет в Стэнфилд-холл, он может меня и уволить?
— Предоставьте это мне. Мой племянник человек армейский и привык к субординации, но к моему мнению он прислушивается, потому что знает: я не терплю, когда мной командуют.
Вирджиния в этом нисколько не сомневалась.
— И когда же полковник возвращается? — спросила она.
— Кажется, через две недели. Он отдыхал во Франции, и теперь у него масса дел в Лондоне. — Леди Кэмпбелл устремила оценивающий взгляд на Вирджинию. Она хорошо разбиралась в людях, и Джин Китс уже успела произвести на нее благоприятное впечатление. — Итак, скажите, вы согласны занять место личного секретаря при моем племяннике?
Вирджиния смущенно улыбнулась.
— О да, мне бы очень хотелось.
Нэнси вздохнула с облегчением. Наконец-то у нее появился помощник.
— Отлично, значит, решено. Я отведу вас наверх и покажу вашу комнату. Если она не придется вам по вкусу, всегда можно подобрать что-нибудь другое — вот только закончат ремонт. Когда можете приступить к работе?
— Когда бы вам хотелось?
— Как насчет понедельника?
Вирджиния кивнула.
— Хорошо.
— Чем скорее, тем лучше. Вам нужно время, чтобы освоиться до возвращения моего племянника. Если он увидит, что вы уже вошли в курс дела, у него не будет повода поднять шум. Столкнувшись с двумя женщинами вместо одной, он, может быть, бросится искать спасения в армии. — Нэнси прыснула со смеху. — Бедный Рич, он даже не подозревает, что его ждет!..
Не подозревала и Вирджиния. В противном случае это был бы ее первый и последний визит в Стэнфилд-холл.
К работе, как и договорились, Вирджиния приступила в понедельник и в самый короткий срок успела стать незаменимой помощницей для Нэнси. Последнюю поражала компетентность этой молодой женщины. Вирджиния обладала прекрасным вкусом и энергично взялась руководить реставрационными работами. Нэнси уже начинала подозревать, что она сама родилась и выросла в шикарном загородном поместье, подобном Стэнфилду.
Каждый рабочий день Вирджинии начинался с того, что она, вооружившись инвентарной описью, обходила владения. Первым делом забиралась на самый верх, на чердак, заваленный мебелью, сундуками со старой одеждой, книгами и картинами, которые предстояло почистить и заново повесить там, где они висели до тех пор, пока дом не переоборудовали под санаторий.
Работа была совсем не такой, на которую Вирджиния рассчитывала и к которой готовила себя в колледже. Впрочем, она полагала, что чисто секретарские обязанности появятся у нее позже, когда приедет полковник Стэнфилд. Тем не менее ей нравилось работать в обществе Нэнси.
В конце первой недели, когда Вирджиния на уикэнд приехала в Лондон, она была совершенно без сил, но уже вечером в воскресенье поймала себя на том, что ей не терпится вернуться в поместье. Она села в машину и поехала в Норфолк.
Когда Вирджиния подъезжала к Стэнфилд-холлу, начинало темнеть, закат алой лентой растекался по горизонту. Деревья и живые изгороди по обе стороны узкой дороги проплывали мимо, подернутые туманной дымкой.
Шоссе внезапно повернуло, Вирджиния резко крутанула рулевое колесо, чтобы вписаться в поворот, как вдруг увидела, что мчится прямо на неподвижно стоящую посреди дороги лошадь. Вирджиния нажала на тормоза, автомобиль занесло, и он вылетел в кювет. Со стороны это могло показаться эффектным трюком.
Вирджиния, которая, к счастью, осталась целой и невредимой, с минуту сидела в оцепенении, продолжая сжимать ладонями руль. Наконец она выключила зажигание и оглянулась. Любознательная лошадь подошла к машине и, моргая темными большими глазами, склонила голову к окну, влажно ткнулась бархатными ноздрями ей в плечо.
Вирджиния невольно залюбовалась грациозным вороным, с белой звездочкой на лбу, жеребцом. На нем не было ни седла, ни уздечки, поэтому она решила, что он пасся где-нибудь неподалеку, на лугу, и случайно забрел на дорогу. Вытянув руку в окно, Вирджиния нежно погладила его по гладкой, лоснящейся шее.
— Какой ты, право, красавец, — сказала она. — Однако надо бы выяснить, откуда ты здесь взялся.
Вирджиния вышла из машины, не представляя, как вытащить ее из кювета. Оставалось надеяться, что ее авто не пострадало. По крайней мере, все, что было доступно обозрению, выглядело вполне нормально. Что же до скрытого от глаз, то об этом можно было судить лишь после того, как машина будет извлечена из кювета.
Вирджиния уже повела жеребца по дороге, как вдруг ее внимание привлек шум автомобиля, приближающегося с той стороны, откуда только что прибыла она сама. Вирджиния отошла к обочине, уступая дорогу, и, когда машина показалась из-за злополучного поворота, увидела, что это знакомый черно-желтый «даймлер».
От удивления у Вирджинии глаза полезли на лоб. Машина сбавила скорость, съехала на поросшую изумрудной травой обочину и остановилась. Водитель заглушил мотор и вышел на дорогу. Вирджинии захотелось провалиться сквозь землю.
Рич, как и Вирджиния возвращавшийся из Лондона, притормозил, увидев скатившуюся в кювет «моррис-оксфорд», а затем, заметив бредущих впереди женщину и лошадь, остановился, вышел из машины и решительной походкой направился к ним. Его хромота была едва заметна.
Он был в белой рубашке с небрежно расстегнутым воротом и черных брюках. Луч догоравшего солнца пробился сквозь крону одного из деревьев, росших вдоль обочины, и осветил блестящие черные волосы, зачесанные назад, а потому не закрывавшие высокого гладкого лба, придававшего облику его владельца особое очарование.
Узнав в приближавшемся человеке того самого знакомого незнакомца, Вирджиния опешила и на