Несомненно, ремесленник, как и крестьянин, должен был составлять «декларацию» и выплачивать регистрационные пошлины, но, уладив все вопросы с фискальными органами, он был свободен – по крайней мере, у нас нет свидетельств того, что его связывали какие-то ограничения. Интересную информацию можно почерпнуть из трактата XII династии – относящегося к жанру «Поучений», продолжавших пользоваться популярностью и в эпоху Нового царства. Человек ведет своего сына в школу, которую посещают мальчики из хороших семей, и пытается отговорить его от выбора профессии ремесленника, объясняя это нуждой, часто испытываемой этими людьми, а также указывая на неизбежный риск всех этих профессий, успех в которых зависит от личной инициативы. Следовательно, профессию можно было выбирать. А вот несколько фрагментов из «Сатиры на ремесла». Красочные описания рисуют живой образ народа, который можно проиллюстрировать многочисленными сценками, изображенными на стенах гробниц того периода (илл. 21, 22, 23).
«Я видел рабочего по металлу за работой, возле его печи. Пальцы у него словно крокодилья кожа, и смердит от него хуже, чем от тухлой рыбы. Тому, кто работает со стамеской, живется хуже, чем тому, кто обрабатывает землю. Его поле – дерево, стамеска – его мотыга. Ночью, когда дневной труд закончен, у него работы еще больше[232]. Всю ночь у него горит светильник, он продолжает работать. Для каменотеса в каждом камне – работа. Когда она выполнена, руки каменотеса болят, он измучен… Цирюльник трудится допоздна… он ходит по улицам, выискивая клиентов; он изнуряет свои руки, чтобы насытить живот. Лодочник, что везет товары в Дельту, чтобы там выгодно продать их, трудится, выбиваясь из сил; москиты убивают его…[233] У фермера груды счетов, по которым ему вовек не расплатиться; он стонет громче птицы abu… Ткачу в мастерской труднее, чем женщине; он сидит на корточках, прижав колени к животу, и не может дышать свежим воздухом… Посланник, отправляясь в чужие земли, оставляет свое имущество детям[234], страшась львов и азиатов. Сапожник имеет жалкий вид; он не вылезает из нищеты… и вынужден есть кожу[235].
Белильщик отбеливает полотно в канале; соседи его – крокодилы. Но хуже всех ремесел – ремесло рыбака. Разве не трудится он на реке, где его подстерегают крокодилы?» [236] Эта мрачная картина контрастирует с блаженным существованием писца, то есть государственного служащего. Автор «Сатиры на ремесла», судя по всему, является отцом подмастерья. Он берет сына ко двору, чтобы тот находился «в месте, где обучают по книгам» (то есть в школе), «с детьми Великих, занимающих должности при дворе». Мальчик научился там читать, писать, изучил арифметику, а также был посвящен в тайну священных иероглифов, «божественных слов» Тота, то есть изучил иероглифическое письмо во всех его аспектах. Затем он приступил к изучению законов, административных предписаний, языка деловой переписки, получил представление о том, как при написании документов следует обращаться к царю, визирю, придворному чиновнику или подчиненному. После многолетнего обучения писец занимал место среди местных чиновников (Saru) или знати, из числа которых избирались члены административных советов и судов. «Пиши своей рукой, читай вслух своими устами, спрашивай тех, кто мудрее тебя; так ты займешь должность Сару и получишь этот пост, когда состаришься. Счастлив писец, который способен к своей службе»; «Нет ни одной должности, где бы не было начальника, кроме должности писца; это он отдает приказания»; «Писец избавлен от физического труда; это он отдает приказания… Разве ты не держишь табличку писца? Вот что составляет разницу между тобой и человеком, сжимающим весло… Писец приходит и садится среди участников собраний [qenbet]… Писец получает пищу из царского дворца. Богиня Месхент дарует писцу процветание; он встает во главе Qenbetiu; его отец и мать благодарят Бога за это»[237].
Из этих отрывков мы видим, как простолюдин мог стать государственным чиновником.
Кем же были Qenbetiu, среди которых занял место писец? Начиная со Среднего царства под этим именем скрываются Сару, упоминаемые в текстах Древнего царства. Представляется, что они являлись преемниками Советов старейшин, которые играли такую важную роль в первобытных обществах. В эпоху Древнего царства Сару проводили собрания (seh); кроме того, они входили в административные советы или суды (zazat)[238].
На их рассмотрение представлялись договоры, касавшиеся имущества, движимого и недвижимого (продажа, обмен), распределения земельных участков, инвентарные описи, списки людей и скота. Они определяли статус крестьян и ремесленников, выдавали хартии освобожденным лицам, вели учет сбора налогов, издавали административные распоряжения (seru), требовавшиеся для исполнения царских указов (uzu) на местах.
Они же разбирались с нарушителями.
В эпоху Среднего царства собрание Сару уже называлось не seh, а qenbet, или совет, и, судя по всему, слилось с zazat, судом. Существовали Qenbets округов (uu) для крестьян, ремесленников, воинов, жрецов, в городах и деревнях. В юрисдикцию этих советов входили административные вопросы, а также гражданские и уголовные дела. В эпоху Древнего царства Qenbetiu существовали параллельно с царскими чиновниками из центральной администрации, но скорее как вспомогательные органы, нежели как конкуренты. Следовательно, можно предположить, что Сару или кенбеты образовывали местные органы управления, возможно, даже более древние, чем царская администрация, и сохранялись они царем даже в то время, когда политическая централизация достигла своей кульминации. Текст V династии предполагает, что эти органы управления представляли элиту сельского или городского населения; разбогатев, крестьяне (mertu) включались в сословие Сару. Человек, основывающий «город» или владение, направлял туда mertu и «Сару, чтобы вести счета». Положение их неясно и неопределенно, но Масперо, кажется, оценивает его правильно: «Некоторые из крестьян [mertu] по своему рождению, связям, благосостоянию, мудрости или же возрасту приобретали авторитет у людей, среди которых они жили; и это были те, кого называли Сару. Эти Сару были известными людьми преклонного возраста, в ярмарочные дни они собирались у ворот деревни и разбирали спорные вопросы, возникавшие в жизни общины. По своему положению они являлись посредниками между своими бедными собратьями и властями»[239] .
Назначались ли они на эту должность путем голосования или кооптации? [240] Нам это неизвестно. Впрочем, прежде, чем кто-либо мог стать Сару, он должен был выполнить некоторые условия. Были ли эти условия социального порядка (например, положение свободного арендатора) или финансовыми (уплата определенной суммы в качестве налога)? Принималась ли в расчет лишь их мудрость? Ни на один из этих вопросов мы не знаем ответа. Однако начиная со Среднего царства образование стало необходимым и, возможно, достаточным условием для занятия должности Сару и включения в состав кенбета. Писцы принадлежали либо к царским учреждениям, либо к кенбетам.
Крестьяне, ремесленники и писцы – лучшие представители которых занимали административные посты и участвовали в собраниях Сару – все они были на службе у государства. Царь руководил ими при помощи многочисленных местных представителей – начальников, командиров, надзирателей, которые, в свою очередь, были подконтрольны визирю и центральной администрации. Время от времени царь «проводил перепись всей страны, желая знать имена воинов, жрецов, царских слуг и всех чиновников (iautiu) по всей стране, а также сколько в стране скота – крупного и мелкого»[241]. Папирус периода Рамессидов демонстрирует нам, как царский писец показывал в отчете деление города (denit) по профессиям его жителей. Семьи фермеров, ремесленников, обувщиков, плетельщиков, каменщиков, работников каменоломен, сторожей хранилищ, пекарей, мясников, поваров, виноделов, художников, скульпторов, зодчих, писателей, писцов, цирюльников – все они занесены в реестр, с указанием их начальников и надзирателей (Лейденский папирус). Государство забирало у фермеров часть урожая и часть продукции у ремесленников. Остаток представлял собой заработную плату, которой государство оплачивало труд работников, и являлся их собственностью.
Подобные условия были благоприятны для роста среднего класса, который наживал состояние своим трудом и не имел начальников, кроме фараона. «История крестьянина» рассказывает о бедности, в которой прозябал социальный класс «людей, не имеющих хозяев», освобожденных после революции. В течение длительного времени эти «одиночные», или «изолированные», вынуждены были бороться с притеснениями со стороны богатых и давлением чиновников, взыскивающих налоги. Им дали презрительное прозвище «народец», или «нищие» (nemhu). Но у этих людей было право напрямую обращаться к царю и богам. Гордость и радость от обладания домом, построенным собственными руками на своем собственном поле,
