этот момент к нему пришла очередная мысль, и пальцы программиста быстро застучали по клавишам. Юрий презрительно ухмыльнулся и опять повернулся к телевизору. Ни одна программа Раптора пока не заинтересовала, и он от нечего делать вот уже второй час бесцельно переключал каналы. Во время подготовки террористических актов у него почти не бывало свободного времени. Московская операция стала для него своего рода исключением. Сейчас работал нанятый Сычевым программист, а ему самому приходилось просто ждать, пока тот все закончит.
Уже третьи сутки Рюмин находился рядом с террористом. В воскресенье, по приказу Раптора, Максим позвонил домой и сообщил Женьке, что вынужден ее оставить на несколько дней, так как заказанную работу ему придется выполнять не в Москве, а в Подольске, где находится фирма заказчика. В понедельник утром, когда Женька ушла в институт на занятия, Рюмин в сопровождении террориста вернулся на свою квартиру и забрал оттуда диски с нужными программами. Чтобы объяснить девушке свое неожиданное появление, он написал ей короткую записку.
Все время, пока программист находился в своей квартире, Раптор контролировал каждый его шаг. Юрий уже составил для себя психологический портрет хакера. Согласно этому портрету, Рюмин не должен был предпринимать ни попыток к сопротивлению, ни попыток к бегству. Тем не менее Раптор посчитал свои меры предосторожности нелишними и внимательно наблюдал за всеми действиями Максима. Поездка на квартиру программиста прошла без осложнений. Сычев не встретился ни с его соседями, ни с его подружкой, а Рюмин нашел нужные ему дискеты.
– Дней через пять, думаю, закончу, – сообщил Раптору Максим на обратном пути.
В ответ террорист улыбнулся и удовлетворенно кивнул. Названный хакером срок его вполне устраивал.
…На телевизионном экране появились титры закончившегося фильма. Юрий фильм смотрел невнимательно, поэтому так и не разобрался во взаимоотношениях героев. Оторвавшись от экрана, он снова бросил взгляд на сидящего в углу комнаты программиста. Тот по-прежнему колдовал над своим компьютером. Раптор откровенно зевнул. Стрелки часов приближались к полуночи. Если бы не Рюмин, террорист давно бы уже завалился спать. Но у Максима по вечерам наступало самое работоспособное время, и Сычев вынужден был подстраиваться под его рабочий ритм. Оставлять программиста одного он по-прежнему опасался. Решив, что поздний отход ко сну – не такое уж большое неудобство, Раптор вернулся к просмотру телевизора. Переключившись на первый канал, он обнаружил заставку телевизионной программы «Взгляд», которую сменило лицо популярного ведущего. Сычев уже собирался продолжить сканирование каналов, но тут ведущий сказал такое, что заставило террориста замереть с пультом в руках. Сон как рукой сняло – ведущий говорил о том, что тележурналисты программы разыскивают российских военных наемников, воевавших в Боснии в начале 90-х годов. И тут же в правом нижнем углу экрана появились телефоны, по которым предлагалось позвонить.
Раптор облизал пересохшие губы. Его звериная осторожность не позволяла террористу поверить в случайное совпадение. «Они вышли на меня, – понял Юрий. – Неизвестно как, но вышли! Журналисты, разумеется, пляшут под дудку ФСБ. Это служба безопасности пытается раскопать мое прошлое. И начали они именно с Боснии, где я впервые встретился с Джаббой. Но как они все это узнали? А может быть, все- таки совпадение? Нет, они пытаются вычислить меня».
Раптор поднялся с дивана и из кармана висящей на вешалке куртки вытащил пачку сигарет. Закурив, он медленно прошелся по комнате. В воздухе распространился запах тлеющего «Кэмела». Сычев любил этот запах, но сейчас совершенно не ощущал вкуса. Зато Максим недовольно поморщился и осуждающе посмотрел на террориста. «Что, не нравится? – подумал Раптор, встретившись с недовольным взглядом Рюмина. – Значит, ты не куришь и запах табака тебе неприятен? Ничего, придется тебе смириться».
Мысли террориста опять переключились на российскую службу безопасности: «Как же им все-таки удалось на меня выйти? А что тут удивительного? Ведь этот российский полковник, фотографию которого мне показывал Джабба, приезжал в Италию и разговаривал с Сетом. Чернышов, – вспомнил Раптор фамилию полковника, – встречался с Клодом и мог получить от него информацию обо мне. Ну конечно! Ведь Сету известно, что я появился в группе Джаббы после поездки того в Боснию в 1993 году. Вот журналисты по указке ФСБ и пытаются найти российских наемников, служивших тогда в Боснии. Они ищут свидетелей. Но многих ли они смогут найти? Кроме меня и Замараева, в отряде, кажется, было еще несколько москвичей. Плохо! – Сычев в раздражении смял догоревший окурок и выбросил его в печную топку. – Спокойно, – приказал он себе. – Тот, кто предупрежден об опасности, наполовину вооружен. Ну, оружия-то у меня достаточно. Но даже мощи моей последней игрушки не хватит, чтобы разрушить махину ФСБ. Или все-таки хватит? – Раптор почувствовал, что начинает успокаиваться. – Так, а если полковник Чернышов узнает мое настоящее имя, что это ему даст? Ровным счетом ничего. Раптор появлялся в России только под вымышленными именами. А Замараев?! Ведь он-то не поменял фамилии. Так, исчезновение Замараева, смерть его продавщицы, моя поездка в Санкт-Петербург… Все очень туманно, вряд ли в ФСБ сумеют сложить эти обрывки в единую картинку. А полковник Чернышов? Ведь оказался на редкость упорным. Ухватив призрачный след в Италии, он все-таки подобрался ко мне. Значит, с самого начала я был прав, когда собирался пустить след в ложном направлении, – похвалил себя Юрий. – Тем не менее при первой же возможности Чернышова лучше сразу ликвидировать. Игра в ребусы с ним может оказаться слишком опасной».
В телевизионной студии собрались пять человек. Трое из них были особенно интересны полковнику ФСБ. Сам Чернышов в студии не присутствовал, а наблюдал за всем происходящим там с экрана монитора. А происходило в студии то, что называется записью предварительного интервью. Игорь Сиротин разговаривал с тремя бывшими военными наемниками, согласившимися прийти в редакцию программы после вчерашнего телевизионного обращения. Пятым человеком в студии был оператор, который записывал беседу на пленку по просьбе самого Сиротина. Попутно запись беседы транслировалась на монитор в операторской комнате, поэтому Павел Чернышов получил возможность наблюдать за ее ходом.
– А сколько всего русских было в вашем отряде? – задал очередной вопрос Игорь Сиротин.
– У нас был сборный отряд. С нами вместе воевали и украинцы, и белорусы, – ответил один из пришедших в студию мужчин, который по возрасту был старше остальных. – Помню, было даже несколько молдаван и грузин.
– Абхазцев, – тут же поправил его человек, сидящий справа.
– Да, абхазцев, – согласился с ним первый. – Но сколько было тех или других, я сейчас уже не помню.
– Скажите, пожалуйста, какие отношения установились между бойцами вашего отряда? Ведь вы все сражались вдали от дома. Чужая страна, война, цель которой вам, наверное, была малопонятна. В таких условиях, насколько мне известно, даже абсолютно чужие люди, но из одной страны, тесно сближаются.
– Вы правы, – ответил все тот же мужчина.
Как понял Чернышов, он взял на себя роль старшего.
– Мы действительно сошлись довольно близко и были очень дружны. Тогда мне казалось, что я и до конца жизни никого из ребят не забуду. Но вот не прошло и семи лет, как мы оттуда вернулись, и уже многие из тех, с кем тогда приходилось вместе воевать, стали забываться.
– А вы не продолжаете поддерживать отношения друг с другом уже после того, как вернулись в Россию?
– Все по-разному, – ответил мужчина, который до этого молчал. – Кто-то продолжает созваниваться, переписываться и даже встречаться. Кто-то, наоборот, решил все забыть, поэтому не хочет поддерживать никаких отношений. А кто-то элементарно спился или сел в тюрьму. Знаю, есть и такие примеры.
По договоренности с Чернышовым Сиротин не стал продолжать эту тему. Излишней настойчивостью можно было насторожить бывших наемников, и те могли замкнуться. Время для откровений пока еще не наступило. Игорь задал своим гостям еще ряд вопросов, но уже на другие темы. Через полчаса он ненадолго оставил приглашенных в студии, а сам прошел в операторскую к полковнику.
– Что скажете, Павел Андреевич? – спросил он.
– Мне нужно с ними поговорить, причем прямо сейчас, – ответил Чернышов.
Помощник режиссера замялся:
