уничтоженных взрывом, вышли из строя и другие приборы. Но как только я включил питание, приборная панель, к счастью, осветилась и слегка дернувшиеся стрелки показали, что все работает исправно. Я откачал балласт, обеспечивающий отрицательную плавучесть подводному транспортировщику, и, когда «Тритон» оторвался от грунта, запустил двигатель. Аппарат послушно поплыл вперед. Я отрегулировал его плавучесть до нулевой и повел «Тритон» к границе испытательного полигона.
Гидроакустическая станция не работала, поэтому ориентироваться я мог только по показаниям радиометра, но пока его стрелка неподвижно стояла на нуле. Это было совершенно естественно, так как до границы испытательного полигона, где я мог наткнуться на след американского атомохода, оставалось не менее мили.
Пройдя такое расстояние, я всплыл на поверхность и включил бортовой акустический маяк. Не прошло и пяти минут, как в стеклянный обтекатель кабины, возвышающийся над волнами, ткнулся упругий борт «Зодиака». Андрей сейчас же перебрался из надувной лодки в кабину «Тритона», где я уступил ему место оператора, а сам пересел на сиденье боевого пловца. Прежде чем задвинуть на место стеклянный колпак, Андрей повернулся ко мне и сообщил:
– Когда мы шли сюда, то видели летящий над морем вертолет. Он прошел в трех милях впереди нас и скрылся из виду где-то над акваторией полигона.
– С вертолета не заметили лодку?
– Не должны, – услышав мой вопрос, ответил Данил. – Если только вертолетчики не смотрели в это время назад. Ведь вертолет был впереди нас на значительном удалении.
– И все же следует быть осторожнее, – заметил я.
В первую очередь это предупреждение касалось Андрея, ведь именно он сидел за штурвалом подводного транспортировщика. Андрей понимающе кивнул, после чего задвинул кабину защитным колпаком и начал погружение. До того как волны сомкнулись над обзорной полусферой, я успел увидеть, как Данил обнадеживающе махнул нам рукой и что-то прошептал себе под нос. Я его не слышал, но понять, что он говорит, было не так уж трудно. Обычно в таких случаях желают удачи, или легкой воды, или, наоборот, посылают к черту.
Когда покачивающийся на волнах «Зодиак» превратился в темное пятно на поверхности океана, я перевел взгляд на Андрея. Он делал все правильно, причем я не заметил у него никаких признаков волнения, что, конечно же, было не так.
Несмотря на то что кабина «Тритона-2М» закрывается защитным колпаком, она не является абсолютно герметичной. Давление воды внутри ее такое же, что и снаружи. Поэтому я смог по своему наручному глубиномеру определить, что Андрей, погрузившись на тридцать метров, прекратил спуск. В ясный солнечный день видимость на тридцатиметровой глубине, в зависимости от прозрачности воды, составляет пять-восемь метров, а при использовании акваскопа увеличивается вдвое. Не так уж много, но все же достаточно, чтобы при движении средним ходом успеть уклониться от встречи с вынырнувшей из мрака подводной скалой или якорной миной. Но сейчас это нам не угрожало. Опасность представляли корабли боевого охранения, барражирующие над водой вертолеты береговой и палубной авиации, один из которых заметили Андрей с Данилом, и сам подводный атомоход.
Не имея возможности управлять транспортировщиком, я переводил взгляд со шкалы радиометра на счетчик лага и показатель уровня зарядки батарей. Судя по состоянию аккумуляторов, это был последний боевой выход «Тритона». Я не люблю загадывать вперед, следуя очевидным суевериям, но сейчас для меня стало понятно, что возвращаться назад нам с Андреем придется на индивидуальных буксировщиках. Если только мы прямо сейчас не обнаружим след подводного атомохода…
Ну надо же! Бывают же такие удачи! Прямо на моих глазах стрелка радиометра качнулась вправо! Практически сразу же она вернулась на место, но Андрей успел заметить ее колебание. Он сразу завалил рули глубины, и «Тритон» круто пошел в пучину. Стрелка радиометра вновь отклонилась вправо, а я взглянул на счетчик лага, чтобы замерить протяженность радиоактивной зоны. На восьмидесятиметровой глубине зона кончилась. Андрей поднял «Тритон» до пятидесяти метров, при этом стрелка радиометра отклонилась до середины шкалы. Максимум! Американская подлодка была совсем рядом, оставалось только определить направление ее движения. Андрей выполнил еще два контрольных замера, оставаясь на пятидесятиметровом горизонте. Я чувствовал, что атомоход уходит от нас к центру полигона, и последний замер подтвердил это. Переложив штурвал, Андрей направил транспортировщик за «Атлантом» и до предела увеличил скорость. Судя по ширине радиоактивной зоны, подлодка находилась от нас на расстоянии шести или семи кабельтовых. Я уперся взглядом в шкалу радиометра, пытаясь определить, нагоняем ли мы подводный крейсер или он движется быстрее нас. Несколько секунд стрелка стояла на середине шкалы, а затем по одному делению начала смещаться вправо. Есть! Если капитан «Атланта» не прикажет увеличить скорость, менее чем через полчаса мы сможем догнать атомоход.
За объективом вмонтированного в водолазную маску акваскопа я не видел лица Андрея, но был почти уверен, что его глаза горят охотничьим азартом, потому что сам испытывал именно это чувство. Предоставив ему самостоятельно вести преследование американской субмарины, я заглянул в грузовой отсек позади кабины, намереваясь извлечь оттуда один из двух буксировщиков. Идея его использовать, чтобы удержаться на корпусе «Атланта», возникла у меня еще накануне. Я надеялся, что индивидуальный носитель поможет мне противостоять встречному потоку воды, когда я буду снимать с обшивки подлодки блок АЗУ. Я ухватился руками за буксировщик и потянул его на себя, и в этот момент мне на глаза попались наши подводные пистолеты, закрепленные в специальном зажиме на стене грузового отсека. После секундного раздумья я вынул один из пистолетов вместе с патронташем, содержащим запасные обоймы. Даже не знаю, что заставило меня это сделать. Наверное, чувство опасности, появившееся у меня после сообщения Андрея о замеченном вертолете. Американские власти закрыли район испытаний новейшей подлодки не только для судов, но и для воздушного транспорта. Значит, замеченный Андреем и Данилом вертолет мог быть только военным. Какую задачу он здесь выполняет? Наблюдает за ходом испытаний или ищет плавсредства боевых пловцов?
Закрепив пистолет и патронташ на поясе, куда уже были привязаны электродрель и подводный фонарь, я осторожно вытащил из грузового отсека подводный буксировщик. Индивидуальный носитель – крупногабаритный агрегат, и я с трудом развернул его в узком пространстве отсека. Ого! Стрелка радиометра за это время переместилась в последнюю четверть шкалы! Значит, «Атлант» уже совсем близко. Знаками я приказал Андрею включить носовой прожектор. Это, конечно, дополнительный расход энергии, но, двигаясь вслепую, мы рисковали врезаться в корму преследуемой субмарины.
Андрей протянул руку к выключателю бортового прожектора, и в этот момент наш транспортировщик сильно затрясло, а затем и вовсе стало бросать из стороны в сторону – верный признак того, что мы попали в кильватерную струю. Андрей вновь схватился обеими руками за штурвал. Выровняв транспортировщик, он изменил положение горизонтальных рулей и направил «Тритон» в глубину. Тряска сейчас же прекратилась, и Андрей сумел наконец включить носовой прожектор. Его направленный луч разорвал обволакивающий нас подводный мрак, и мы увидели перед собой вертикальный стабилизатор кормового руля подводного крейсера и его горизонтальные рули, вытянутые, словно крылья самолета. Позади кормового оперения рубили воду лопасти-сабли гигантского гребного винта. До них было метров десять или чуть больше. Однако в первый момент я с ужасом представил, что одна из вращающихся гигантских сабель сейчас разрубит пополам наш подводный аппарат. Впечатление оказалось настолько сильным, что я невольно подался назад, вжимаясь в спинку своего сиденья. Но Андрей – молодец, не поддался панике. Он еще сильнее завалил носовые рули и, выполнив крутой нырок, увел «Тритон» под днище американского атомохода. Сквозь стекло защитного колпака я увидел, как проплыло у нас над головами и исчезло во мраке перо вертикального кормового руля. Вместо него в луче носового прожектора возникло днище подводного гиганта. Черной стеной оно угрожающе надвинулось на нас, но Андрей вовремя снизил обороты двигателей «Тритона». Скорости транспортировщика и атомохода выровнялись, и опасное сближение прекратилось…
Так, дальше моя работа. Прежде чем сдвинуть защитный колпак и покинуть кабину «Тритона», я бросил взгляд на приборную панель. Ого! Восемь узлов – запредельная скорость для работы на корпусе подводной лодки! Но другого шанса подобраться к «Атланту» у нас, похоже, не будет, аккумуляторы почти разрядились. Сейчас или никогда! Я сдвинул с кабины защитный колпак и, подхватив руками зажатый между ног буксировщик, вытолкнул себя из кабины «Тритона»… Прижаться грудью к сигарообразной торпеде
