свойства по пробуждению, и скоро мы оживленно переговаривались, готовясь к завтраку.
Я отодвинула занавеску и выглянула в окно:
– Люди! Кажется, ветер немного стихает. Правда, облака еще есть, но снег уже сыплется не так нахально. Похоже, вечером можно сообразить обещанную баньку, иначе мы тут все зацветем!
Все восприняли эту новость радостными кликами. Народ гуськом потянулся в туалет, вытаптывая глубокую тропинку в снегу. Когда все ушли, я подошла к Герде. Меня влекло не только недоброе любопытство – последние дни я чувствовала себя несколько странно, находясь рядом с ней.
Как будто в Герде был скрыт ответ на какой-то важный для меня вопрос. Душа моя разрывалась на части, и я не могла понять – отчего. Я тихонько позвала ее – на мгновение показалось, что она слышит меня, но она по-прежнему без выражения смотрела куда-то вверх. Однако меня опять посетило странное ощущение, что кошка мысленно ответила мне – на меня вдруг многоголосым шумом нахлынули тревога, симпатия, благодарность. Они были так причудливо смешаны, что я не смогла разобраться в их истинном предназначении, но общий мотив был теплым, баюкающим.
– Я не дам тебя в обиду! – прошептала я, наклоняясь к ее лицу. – Нас только двое таких в этом мире, и нам надо держаться друг друга.
Не знаю, что на меня вдруг нашло. И не знаю, услышала ли она меня, но я ощутила, как в моем мозгу, словно роза, распускается улыбка. Однако, когда я отошла, шумы в голове внезапно исчезли, словно я вышла из зоны гипноза. Я удивилась и с подозрением посмотрела на женщину. Теперь мозг снова стал ясен, я вновь была на стороне Машки.
В полдень Ник незаметно подошел ко мне, когда я уминала опару для хлеба.
– Марфа, ты не знаешь, где мой пистолет?
– Нет, а что?
– Ну… я подумал, что это твоя работа. Ты ведь единственная, кто был недоволен моим обращением с оружием!
– Нет, я даже не знаю, где ты его хранил.
– Ладно, извини…
Днем, когда абиссинка поела и заснула, я достала картишки и предложила сыграть в преферанс.
Нас как раз было четверо, и было решено расписать тридцатку, чтобы скоротать день. Запалив все керосиновые лампы и свечи, какие только имелись в доме, мы сели за стол, слушая, как успокаивающе потрескивают еловые дрова в печи. Пока профессор бодро расчерчивал лист бумаги, Машка разлила клюковку в четыре стакана.
– Ну что, за удачное возвращение на землю?
– Маша, а тебе можно пить?.. – в голосе Ника послышалось беспокойство.
– Хорошо, дорогой, не буду! – она отодвинула стакан и томно улыбнулась.
– Давайте лучше помянем тех, кто погиб… – тихо сказал старик. – Ужасная, нелепая, нежданная смерть. В принципе, она подстерегает каждого из нас.
– Смерть всегда нелепа и ужасна, – ответила я и задумалась о своем.
Мы молча выпили, с печалью вспоминая о пассажирах проклятого рейса. Я налила себе еще, чувствуя потребность расслабиться, и разбросала карты, усевшись на прикуп.
– Ник, я давно хотела тебя спросить. Почему самолет летел на север, а не в Караганду, например?
– У меня в Мурманске живут родственники, у них есть квартира, в которой они почти не бывают… Я хотел отвезти туда Герду, она очень хотела убраться подальше от Москвы на некоторое время. К тому же сюда были билеты на ночной рейс, и я смог пронести ее в сумке.
– Теперь-то ты знаешь, почему она хотела смыться из города! – на выдержала Машка, закрывая карты. – Я – пас.
– Да уж… Нам откровенно повезло, что самолет рухнул не где-нибудь в Зауралье, а именно здесь. Просто невероятное стечение обстоятельств! Тоже пас.
– Это называется 'судьба', – спокойно заметил еврей, – всего лишь наглядный пример обусловленности якобы непредсказуемого… Раз!
– Играйте, док, мы в пролете.
– Играть тут нечего, друзья мои! Восемь пик. – Старик выложил карты на столе и хитро улыбнулся. – С почином меня!
– Ох, профессор! – улыбнулся Ник. – А вы, оказывается, вполне в форме. Мне бы так в ваши годы… Кстати, господа, а на что мы играем?
– У нас кончилась вода, к тому же намечено попариться. Проигравшие идут чистить прорубь и таскать воду.
– Какой ужас! – кокетливо сказала Машка. – Мне определенно придется выигрывать.
Мне не понравилось ее нарочито веселое настроение:
– Ты слишком суетишься, – заметила я, – а умными людьми подмечено, что проигрывает именно тот, кто боится проиграть.
– Точно! – сказал профессор, тасуя колоду. – Преф не терпит суеты и посторонних мыслей.
Голова должна быть пустой и ясной, с легкой примесью алкоголя.
– Док, голова не может быть пустой, в ней все время вращаются мысли.
– Выкиньте их из головы! Хотя бы на время игры.
– Но они присутствуют, док, и от них никуда не деться, к сожалению! – вздохнула я.
– И о чем же ваши мысли, мадам?
– Да так… О настоящем, о будущем, о прошлом.
– Бессмысленно думать о настоящем, им надо жить!
– Хорошо, о настоящем не буду, – рассмеялась я. – О будущем тоже, ибо оно – всего лишь плод нашего воображения. Но от мыслей о прошлом никуда не спрятаться. Их генерит наше пухорыльное подсознание…
– Что, простите?..
– От выражения 'рыло в пуху'. Тени прошлого.
– Марфа, вечно у тебя какие-то тени! Не можешь жить, как все нормальные люди. Вот у меня нет и не было никаких теней, и я горжусь этим! – презрительно сказала Машка.
– Чем же вас так тревожит ваше прошлое? – спросил старик, не обратив внимания на ее слова.
– Прошлое всегда тревожит… Вне зависимости от того, хоти мы этого, или нет. Прошлое следит за всей нашей жизнью и иногда вмешивается, когда мы о нем уже почти забыли. Это страшная штука! Но полезная. Тень нужна для контраста, чтобы по-настоящему радоваться свету… Так, два туза – запишите мне, пожалуйста. Маша, с таким прикупом, может быть, ты и не будешь таскать воду!
Все заулыбались.
– Знаете, Марфа, – неожиданно сказал профессор, – наверное, вы правы. Но прошлое должно оставаться прошлым. То, что умерло, или все уже думают, что умерло – никогда не должно возвращаться. Ему нет места среди живых, а если оно забывает об этом, живые всегда напомнят.
– Док, вы просто умница! – проникновенно сказала Машка и посмотрела в сторону спящей Герды. – Именно эта мысль последнее время не дает мне покоя!
Нетрудно было догадаться, что она имеет ввиду. Абиссинка не должна была возвращаться, считаясь прошлым. И ее возвращение настолько нарушило ход событий, что предсказать даже туманное будущее стало невозможно, несмотря на всю силу моего воображения. Я неожиданно вспомнила про пропавший пистолет, и, предчувствуя недоброе, попыталась переговорить с подругой по-хорошему:
– Маш, все уже давно поняли, что Герду ты ненавидишь. Но помнишь, как я рассказывала, почему погибла Шейла? Во мне родилась ненависть, вызванная моими собственными домыслами. Я вообразила, что Шейла предала меня и мое воображение погубило ее, а заодно и меня – я до сих пор не могу себя простить. Не рискуем ли мы опять попасть в ту же ловушку низменных человеческих страстей? У нас нет точных доказательств, что она убийца. У нас также нет доказательств, что она хочет причинить кому-то вред. Мы все это выдумали, исходя из знаний прошлого, но все меняется, и она тоже могла измениться.
– С чего ты решила, что она изменилась? Еще совсем недавно ты была другого мнения. Ты сама теперь – жертва собственного воображения! Чем ты докажешь, что она хорошая?!
– Но нет доказательств и обратного. Тебе известна такая вещь, как презумпция невиновности? Я не
