– Скажи – он тут есть на фотках?
Взяв их в руки, Андрей принялся рассматривать. Большинство фото были черно-белые, нечеткие, сделанные откуда-то со стороны, будто кто-то шпионил и фотографировал из укрытия.
– Где ты их взяла?
– Сергей… одолжил у одного… друга из УБОПа.
– Сергей который Волкорезов? Который уехал в Ростов?
– Да, он.
Андрей лично знал Виталия Першина – помимо учредительства на ДОЗе, тот до сих пор возглавлял «Городской аптечный склад», которому Совинком поставлял шовный материал и рентгенпленку. Когда Второв вышел из состава учредителей, «Городской аптечный склад» стал плохо платить, и Андрей никак не мог найти на него управу.
Он отложил несколько снимков:
– Вот он. Этот мудила торчит мне… что-то около ста тысяч. Постоянно в должниках ходит.
– А где он в городе бывает, в каких местах?
Таня крайне редко что-то просила таким требовательным тоном, а в этот момент непривычная тень появилась в её вечно смеющихся глазах, грозно сдвинулись брови, и немного в ней было от голубя милосердия, больше от орлицы мести. От неожиданности Андрей сначала ответил: «Казино Золотой Глобус», затем поинтересовался:
– А зачем он тебе?
– Это было папино казино, – сказала она, убирая в сумку фотографии.
Проведя рукой по упрямому лбу, ответила на вторую часть вопроса:
– У Сергея к нему дело.
Догадываясь, что из себя представляет Сергей Волкорезов, Андрей предположил, что Першин не обрадуется встрече:
– Серый хочет сделать что-то такое, что не понравится Першину?
– Он хочет его убить, – мрачно улыбнулась Таня.
– Это именно то, что ему не понравится.
Будто опомнившись, она добавила:
– Да нет, не бери в голову. Просто вопросы накопились.
И стала расспрашивать о его делах, в частности, о петербургских планах.
– А что Петербург… Второв назвал меня «аквариумным карасём»…
Он сбивчиво, издалека, принялся излагать. Можно сказать, что ему везет по жизни. Он не знал томительных годов надежды, жаркой борьбы, упорного от зари до зари труда, унизительной зависимости; не испытывал нужду и не жил в низменных местностях в малопригодных для существования жилищах. Удачные интриги, в которые он вовлечен, ему непонятны. И наоборот – то, к чему он прилагает самостоятельные усилия, – такие затратные проекты становятся убыточными.
Да, он типичный кризисный менеджер. Его мозг включается только когда аврал, где-то что-то горит, и нужно разруливать острые ситуации. В спокойной обстановке он чувствует себя неуютно. Возможно, в этом дело – он подсознательно ищет трудности. Но в редкие минуты просветления приходит осознание, что когда-нибудь удача отвернется, кредит авансов будет исчерпан. А задела никакого не останется. И в минуты осознания опасности вместо зрелых мыслей почему-то приходит отчаяние, неспособность трезво рассуждать.
Все говорят, что нужно бросить Совинком, оставить всё как есть, похоронить, обанкротить, и уехать в Питер навсегда. Андрей и сам понимает – на Экссоне совсем другой лавандос, около десяти тысяч долларов в месяц чистыми. А на Совинкоме чистых нет и никогда не было – при многомиллионном обороте шайтан его знает, что там обстоит с рентабельностью, получается какой-то воздушный прогон.
Хотя где-то в душе Андрей надеется, что создаст национальную компанию с филиалами в каждом городе. От этого никакого резонанса в ноосфере не случится – многие так делают. Но советчики не знают истинного положения дел. Он не может бросить волгоградский бизнес, так как при сомнительной рентабельности его клиенты обеспечивают ежемесячный оборот в несколько миллионов рублей. Это дает возможность перехватываться деньгами и обслуживать кредиты. Возможно, на каком-то участке этой гонки удастся удачно соскочить. Как в фильме «Пираты Карибского моря» – полузатопленная яхта подплывает к пристани, и в момент, когда она уже погружается полностью под воду, Джек Воробей спокойно сходит на твердый берег; а то место, где он только что стоял, скрывается под водой.
Но так бывает только в кино.
Дебиторская задолженность Совинкома составила 30 % оборота. Допустим, Волгопромбанк можно швырнуть. Но другие кредиторы – Второв и Быстровы – узнав о закрытии Совинкома, потребуют немедленно погасить задолженность. И если с первым можно как-то договориться о рассрочке, то Владимир Быстров потребует немедленного возврата своих денег. Не приходится сомневаться, что сценарий будет такой: убедившись в несостоятельности Андрея, ему перекроют кислород, отстранят от дел до тех пор, пока средства не будут возвращены. Удастся ли после такого разбирательства вернуться в компанию – вопрос еще тот.
Обстановка на Экссоне сейчас гораздо лучше, чем была в начале, когда только обосновались на аккумуляторном заводе. Компаньоны сработались, стали одной семьёй. Но объективно Андрей им уже не нужен. И хотя Владимир давно не произносит свою любимую угрозу: «Отправим тебя обратно в Волгоград, а на твоё место возьмем штатного бухгалтера за $1000!», именно сейчас такая перспектива реальна как никогда. Правило примитивной психологии – человек громко заявляет лишь о возможных намерениях, о том, чего нет на самом деле. И упорно молчит о реальном положении дел.
И если сейчас, убаюканный добрым, почти братским отношением Ансимовых-Быстровых, Андрей свернет волгоградский бизнес (и соотвественно перестанет выплачивать Быстровым дивиденды), то этим ускорит свой выход из Экссона (то есть потеряет вообще всё, останется ни с чем). В прошлом году компаньоны считали, что он справедливо получал равную с ними долю прибыли (условно равную – Артур с Владимиром оставили лазейку для получения сверхприбыли; но не суть), так как выполнял функцию нескольких отделов – бухгалтерия, секретариат, менеджер по поручениям, АХЧ, обналичивание, и многое другое, включая то, что являлся ширмой, пробным шаром, им прикрывались от Фарида, пока окончательно не разорвали с ним отношения и не увели у него аккумуляторный бизнес. Это в прошлом. Сейчас, в конце 2002 года, ситуация кардинально изменилась, и Владимир считает (конечно об этом не говорится вслух), что Андрей несправедливо получает 20 % прибыли. Владимир чувствует себя ущемленным и компенсирует упущенную выгоду, навязывая деньги на медицинский бизнес (Совинком) под неоправданно высокий процент. Пока он получает эти деньги, свою долю с медицинского бизнеса, Андрей может быть спокойным за участие в аккумуляторном деле. Как только Владимир лишится этого источника доходов, то сразу найдет повод избавиться от Андрея. Просто такая программа заложена – уменьшение издержек, максимизация прибыли. Всё получится естественно, как само собой разумеющееся.
Поэтому рекомендация «бросить Совинком и уехать в Питер» – это однобокий взгляд на ситуацию, не учитывающий всех аспектов.
Все эти мысли Андрей высказал Тане в максимально доступном изложении, сказав, что не имеет четкой программы и действует по обстановке, полагаясь на интуицию. Главное – сохранить надежный тыл (собственный бизнес – Совинком), и заработать достаточно денег на черный день.
За кадром остались сомнения по поводу личной жизни. Мариам всегда занимала выжидательную позицию по отношению к нему. Ей не подходит сравнение с женой декабриста. По этой причине она не переехала в Петербург, больше года семья существует раздельно. И многое многое другое – вся история их отношений, плюс её семейный анамнез свидетельствует о том, что как только его дела пошатнутся, она откажется от него. Просто останется с ребенком в том месте, где находится и найдет тысячу причин, по которым не сможет приехать к мужу. Поэтому она не выказывает ревность, ей просто не нужно знать, где находится муж – ведь человеку свойственно не забивать голову лишней информацией. А когда настанет «час Икс», такая информация сразу всплывет – измены и прочий компромат.
Озадачиться подбором преданного человека, который пошел бы за тобой на край света, необходимо уже сейчас. Никто из окружения Андрея не обладал нужным набором качеств. Никто, кроме Тани.
Он не стал обсуждать с ней эти радикальные вопросы – ни за столом, ни в гостиничном номере.
