Наташа впервые за все последнее время рассмеялась:
– Здорово! Надо будет запомнить. Метко сказано.
Они подъехали к терапевтическому корпусу районной клинической больницы.
– Четвертая терапия? – переспросила у Кати в отделе справок пожилая медсестра. – А кто вам там нужен?
– Поздеева, – вместо Кати ответила Наташа.
На лице медсестры появилось странное выражение – На четвертый этаж подниметесь. Пешком, лифт не работает. Сразу налево, где написано: 'Третье хирургическое отделение'. Его пройдете до конца. За медицинским постом будет терапия. Таблички там нет, – предупредила медсестра. – Раздевалка временно не работает: затопило. Верхнюю одежду снимете на лестнице и аккуратненько пронесете с собой.
Похоже, в этой больнице не только лифт сломался. Здание имело запущенный вид и давно нуждалось в ремонте: облупленные стены, драный линолеум, растрескавшиеся рамы на окнах – смотреть на все это было тоскливо.
Пока поднимались по лестнице, нанюхались всевозможных запахов. Пахло едой, лекарствами и еще чем-то неприятным. Больные, одетые в принесенные из дому разноцветные халаты, молча провожали глазами двух хорошеньких девушек.
– Господи, какая нищета! – с дрожью в голосе прошептала Наташа. – И здесь вынуждены находиться больные люди, которые нуждаются в лечении и уходе!
Они, не встретив никого из медперсонала, прошли насквозь длинный коридор третьего хирургического отделения и, толкнув стеклянную дверь, оказались в четвертой терапии.
– Вам кого? – тут же остановила их дежурная медсестра.
– К Поздеевой Валентине.
– У нее сейчас мать находится… – Медсестра помедлила, словно хотела еще что-то добавить, но передумала. – Можете пройти. Только недолго!
Девушки подошли к палате.
– Мне как-то не по себе, – пролепетала всегда такая дерзкая Наташа. – Все так странно на нас смотрят.
Они толкнули дверь и оказались в нужном помещении…
Там стояли четыре кровати, две из которых пустовали. На третьей сидела старуха с распущенными волосами и что-то бормотала. На четвертой постели лежала больная. В ногах у нее расположилась посетительница, она почему-то уткнулась лицом в колени.
Валентины в палате Наташа не увидела.
– Мы, наверное, ошиблись… – оглядевшись, начала Богданова. И испуганно смолкла.
Посетительница подняла голову.
– Наташенька? – Она вытерла слезы. – Ты не ошиблась. Это моя Валечка.
Больная открыла глаза и уставилась на девушек.
Наташа едва не вскрикнула от удивления и ужаса. Это на самом деле была Валя Поздеева.
– Не может быть! – невольно вырвалось у Наташи.
Это Валя?! На больничной койке лежала старуха со сморщенным лицом. Наташа помнила, как гордилась своей роскошной прической Поздеева, а теперь… сквозь редкие волосы просвечивала кожа головы. В уголках губ появились заеды. Кожа лица напоминала сухой, тонкий пергамент. Рука, лежавшая поверх одеяла, была костлявой, как у жертвы концлагеря.
– Господи! Ужас-то какой… – Наташа отшатнулась от постели.
– Да, Наташенька, да. – Женщина стиснула зубы и отвернулась. – Она уже несколько дней не встает.
Открылась дверь, и на пороге показалась медсестра с наполненным шприцем в руке.
– Пора делать укол.
Она откинула одеяло, и у девушек болезненно сжалось сердце. На кровати лежал скелет, обтянутый кожей.
Катя закрыла глаза: она не могла этого видеть. Вторая больная, жестикулируя, мычала что-то нечленораздельное.
– Сейчас вам лучше уйти. Я ввела питательный раствор, и она должна поспать, – сказала медсестра.
Наташа стала торопливо вытаскивать из сумки принесенные пакеты с фруктами.
– Да что вы! Этого она не ест.
– Все равно. – Наташа продолжала выкладывать на тумбочку яблоки, бананы, апельсины.
Катя и Наташа вместе с Валиной матерью вышли в больничный коридор. Последняя продолжала плакать.
– Как называется эта болезнь? – тихо спросила Катя.
– Кахексия – крайнее истощение.
– Не думала, что все так страшно… – Наташа прижала пальцы к губам.
