— По-моему, тебя гложет что-то другое.
Почему у него трясутся руки? Габриель сжал пальцы в кулаки, но дрожь перекинулась дальше и охватила все тело. Внезапно у него застучали зубы.
— Это я виноват.
— В чем? В смерти Уиттингтона? Брось, Гейб, прекрати себя бичевать. Тебя прощупали насильно, опоили до бессознательного состояния.
Габриель не ответил. Он честно рассказал Исидору обо всех событиях того вечера, утаив только самые интимные подробности. Он до сих пор не был уверен, вправду ли имел близость с одной из сестер. Или с обеими?.. Точно лишь одно: сканирование было связано для него с сильными эротическими переживаниями — одновременно сладостными и вселяющими ужас. Блаженство и страх. Риск придавал остроту вожделению. Да, Габриеля накачали снотворным, но стал бы он сопротивляться этому вкрадчивому, осторожному вторжению, даже будучи в ясном рассудке? Вряд ли. Одна из сестер воспламенила в его сознании огненную бурю, на которую он отозвался каждой своей клеточкой. Габриелем владело желание полностью подчиниться этой женщине, позволить ей делать все, что она захочет.
— Черт! — воскликнул Исидор. — До меня только что дошло: если эта ведьма способна взрывать сосуды в мозгу у людей, когда ей заблагорассудится, значит, тебе тоже грозит опасность.
— Думаешь, эта мысль меня не посещала? Но я не Уиттингтон. Я сам дальновидящий и умею ставить блокировку.
— В прошлый раз это не слишком-то тебе помогло. Она делала все, что хотела.
— Ты же сам сказал, меня опоили каким-то зельем. Подобного больше не случится.
— Габриель, не рискуй. Фрэнки не настаивает, чтобы ты продолжал. К чему эти поиски справедливости?
Габриель задумчиво молчал.
— Послушай, а может, дело вовсе не в справедливости? — медленно спросил Исидор. — А-а, понял: ты просто хочешь узнать имя злодейки. Проверить, убийца ли та женщина, в которую ты влюблен.
Габриель вновь не ответил.
— Я тебя не пущу.
— Тебе меня не остановить.
Несколько секунд друзья мерили друг друга взглядами. В конце концов Исидор махнул рукой.
— И какого дьявола… Ладно, что дальше?
— Ну, поскольку дневник теперь закрыт, доступа извне у нас нет. Хозяйка дневника будет настороже. И все-таки нам нужно выяснить, что представляет собой второй файл.
— «Ключ Прометея»?
— Именно. Да-да, давай повтори еще раз, что мне давным-давно следовало подобраться к нему. Ты прав, дружище: я упустил эту возможность.
— И что же ты предлагаешь? Опять проникновение со взломом?
— Боюсь, что да. На этот раз буду действовать быстро. Как-никак, у меня есть пароль, так что мой девиз — «хватай и беги».
— Когда?
— Сегодня ночью, после того как сестры лягут спать.
— Я с тобой.
— Ни за что.
— Вопрос не обсуждается. Кто-то же должен тебя подстраховать.
Габриель взглянул на друга — серьезные глаза, растрепанная светлая челка, спадающая на лоб, сутулые костлявые плечи типичного хакера — и внезапно растрогался.
— Ты отличный товарищ, Исидор.
— Знаю, — во весь рот ухмыльнулся тот. — Ты такого не заслуживаешь.
— Уговорил, пошли вместе. — Габриель протянул товарищу руку, и в глазах Исидора засветился азарт. — Ты будешь сидеть в фургоне, а я быстренько проскользну в дом и сделаю все без лишнего шума.
ГЛАВА 23
К ночи погода совсем испортилась. Штормовой ветер раскачивал деревья, стеной лил дождь. Даже в салоне фургона Габриель слышал, как дождевые капли барабанят по крыше.
Они сидели в машине уже два часа, не сводя глаз с полоски света, которая пробивалась через полузакрытые шторы в окне верхнего этажа Монк-хауса. Дом был погружен во тьму, но одно окошко упорно светилось в пелене дождя размытым оранжевым огоньком. Несколько раз Габриель порывался войти внутрь, не дожидаясь, пока все уснут. Спальня расположена на третьем этаже, а его интересует первый. Если действовать тихо…
Исидор и слышать ничего не хотел.
— Лишний риск ни к чему, — твердо заявил он. — С ведьмой лучше не связываться. Я не хочу, чтобы ты кончил так же, как муж Фрэнки. Сестры не должны заподозрить, что ты побывал в доме.
Друзья коротали время, жуя пончики — вклад Исидора в ночную вылазку — и запивая их кофе из термоса, который Габриель захватил из дома. И все-таки, несмотря на приличную дозу кофеина и сахара, он с трудом сдерживал нетерпение.
Обе спальни располагались на верхнем этаже. Свет горел в угловой, но за все время общения с сестрами Монк Габриель так и не выяснил, кому из них какая принадлежит. Второй этаж всегда оставался закрытой территорией, так что Габриель не знал, кто именно «сова» — Минналуш или Морриган.
Он бросил взгляд на часы: половина первого, час ведьм.
— Как это было? — небрежно поинтересовался Исидор.
— Ты про что?
— Про все, что случилось с тобой на том дне рождения. Расскажи, как ты летал, как слышал пение ангелов и все такое прочее.
— А с чего ты вдруг решил спросить?
— Не знаю. Ты изменился, я даже не могу объяснить в чем. Пытаюсь найти связь.
Габриель устремил взор во мглу за окном.
— Пожалуй, я испытал самые невероятные ощущения за всю мою жизнь. — Помолчав, он продолжил: — И… я словно попробовал чего-то такого, чего мне хочется опять.
Только вот он не знал, как удовлетворить это свое желание. Как повторить головокружительное ощущение всемогущества? Тогда он чувствовал в себе достаточно силы, чтобы вырваться из телесной оболочки и взмыть к небесам. Притяжение земли и смерть отступили перед ним в ту ночь. К этому ли стремился Роберт Уиттингтон? Если да, то теперь Габриель понимал юношу. Та же самая жажда охватила и его, стала неотъемлемой частью жизни, намертво ввинтилась в мозг.
— Гейб, мне страшно за тебя.
— Не волнуйся, ничего страшного не случилось.
— Тяга к кайфу опасна.
— Подумаешь, попробовал разочек.
Габриель скрыл правду. При мысли о том, что восхитительным ощущениям не суждено повториться, внутри у него все разрывалось на части. Он не сказал Исидору, как сильно жаждал следующей «дозы», не признавался в своем желании даже самому себе, но постоянно, неотступно думал об этом.
Дождь барабанил по крыше фургона, вода ручьями стекала по ветровому стеклу. Время от времени слышались завывания ветра.
— Гляди, — возбужденно прошептал Исидор. — Свет погас!
Габриель посмотрел наверх. В окне было темно. Он взялся за ручку дверцы, но Исидор положил руку ему на запястье.
— Посидим еще минут двадцать. Пусть заснет.