Мишель показалось, что они ждали минут десять, хотя на самом деле прошло не более трех минут, когда на пороге хижины, из которой вился дымок, появилась хрупкая женщина с заплетенными в косы седыми волосами и жестом пригласила их войти.
Конрад подал Мишель знак, чтобы она следовала за ним, и вылез из машины.
— Извините нас за беспокойство, миссис Боаз, — уважительно произнес он. — Я — Конрад Уэйн, адвокат Джона Акана, а это мой друг Мишель Паркер. Я не ошибаюсь, если думаю, что вы слышали об убийстве, которое произошло на фестивале народного танца?
Вупи Боаз качнула головой, подтверждая его слова, но ее морщинистое лицо осталось бесстрастным.
— Мой внук Дэвид находится в хижине, — сказала она. — Вы можете зайти и поговорить с ним.
Она все знает, подумала потрясенная Мишель, входя вслед за Конрадом в небольшое жилище, в середине которого в углублении горел огонь. Когда Конрад сел на стопку старых одеял, она опустилась рядом с ним, скрестив ноги.
Из темного угла хижины вышел мальчишка лет тринадцати. У него было расстроенное лицо — видимо, переживал, что не мог смыться от ночных гостей. Хотя бабушка не проронила ни слова, Дэвид прекрасно понимал, что она требует от него содействия. Парнишка, конечно, боялся, что его накажут за плохое поведение на фестивале, и кроме того не хотел ввязываться в историю с убийством. И в том, что он все- таки заговорил, решающую роль, совершенно очевидно, сыграло воспитанное с детства уважение к авторитету старой женщины. Дэвид, правда, попытался увильнуть от расспросов, но Вупи посмотрела на него таким взглядом, что слова сами стали слетать с его губ. Мишель вынула из кармана блокнот и начала записывать наиболее важные детали рассказа.
Все произошло, как и утверждал Джон Акана. Дэвид, Чак и еще несколько ребят нюхали клей для «балдежа», пока взрослые, с которыми они приехали на фестиваль, смотрели представление. Дэвиду вдруг стало плохо, и он потерял сознание, ударившись при падении головой о выступающий корень дерева. Когда он пришел в себя, то увидел склоненное над ним лицо Джона Акана.
— Он посоветовал тебе обратиться к врачу или подойти к дежурившей на фестивале карете «скорой помощи», чтобы тебя там проверили? — спросил Конрад.
Мальчик кивнул.
— Но ты не сделал этого?
— Я не хотел, чтобы у меня были неприятности.
— Ты не помнишь, сколько было времени, когда Джон…
— Не-а, у меня нет часов.
Не зная точного времени, они не могли выдвинуть свидетельство Дэвида в качестве полноценного доказательства невиновности Джона Акана. Отрезок времени, в который все произошло, был очень коротким, но все равно у Джона было достаточно времени, чтобы привести Дэвида в чувство, переодеться в национальный костюм, убить Тима Камайока и после этого появиться на сцене как ни в чем не бывало.
Часы показывали половину десятого. Они находились в сотне миль от Кингстона, в одном из самых удаленных и глухих мест индейской резервации.
— Здесь неподалеку живут мои дальние родственники, они могли бы накормить нас и дать ночлег, — сказал Конрад, вставив ключ в замок зажигания.
Мишель не хотела быть обязанной ни ему, ни его родным, а тем более ночевать у них. Но возвращаться сейчас, уставшими и голодными, в Кингстон было бы с их стороны безумием.
— Мне не хотелось бы беспокоить твоих родственников, — ответила Мишель, представив, с каким недовольством и раздражением отец отнесется к доказательствам, которые им удалось добыть сегодня. — Может, ты знаешь какое-нибудь место, где мы могли бы перекусить и снять пару комнат на ночь?
Конрад задумался, но по выражению его лица Мишель не могла понять, что какие мысли бродят в его голове.
— В милях сорока отсюда есть относительно приличный мотель, — ответил он наконец. — Когда я заглядывал туда в последний раз, рядом с ним было небольшое кафе. Если оно еще открыто, то мы можем рассчитывать на тарелку стручковой фасоли или на что-то в этом роде.
Им снова пришлось проделать жуткий путь по кочкам. Мишель вжалась в сиденье, чтобы ее меньше трясло. Забыв о том, что им удалось сегодня сделать для Джона Акана, а также о предстоящем объяснении с отцом, она позволила себе снова окунуться в прошлое.
Она была подавлена и опустошена, когда, вслед за осуждением Колина Акана, ее покинул Конрад, предоставив ее отцу рассказать Мишель об их сговоре. Если бы не гнев, что Конрад продал ее за десять тысяч долларов, и не ощущение, что ее предали, Мишель, возможно, сломалась бы и бросила учебу на юридическом факультете. Железная выдержка и почти маниакальная решимость доказать Конраду Уэйну, что она может прекрасно обойтись и без него, позволили Мишель окончить университет, причем настолько успешно, что ей сразу предложили работу в прокуратуре Торонто.
А теперь я снова имею с ним дело, подумала Мишель. И ради чего? Считать, что лишь для того, чтобы помочь Джону Акана добиться справедливого приговора, значит, обманывать себя. Я, конечно, могу мечтать о том, чтобы заняться с Конрадом любовью, но выйти за него замуж уже не соглашусь. И спать с ним тоже не буду. Пока он не объяснит, почему подло поступил со мной пять лет назад, я не смогу доверять ему.
Когда они наконец подъехали к мотелю, у Мишель в животе уже урчало. Рядом находились заправочная станция и небольшое кафе, о котором говорил Конрад. Увы, двери и окна кафе были плотно закрыты.
— Что же нам теперь делать? — жалобно проскулила Мишель. — Я умираю от голода.
Конрад ругал себя за то, что не захватил с собой никакой еды. Или ему надо было все же уговорить Мишель переночевать у его родственников. Но теперь сожалеть бесполезно. Быстрый взгляд на автомобили, стоявшие у мотеля, подсказал Конраду, что если они не поторопятся, то могут остаться еще и без ночлега.
— Думаю, нам надо снять номера, пока кто-нибудь не опередил нас, — сказал он. — После этого я попробую извлечь что-нибудь съестное из автомата на заправке.
Хоть что-нибудь, подумала Мишель, чувствуя легкое головокружение. Они вышли из пикапа и направились в мотель.
— Мы бы хотели снять две комнаты на одну ночь, если они у вас есть, — сказал Конрад хозяину мотеля, который со скучающим видом жевал бутерброд и смотрел бокс по дряхлому телевизору.
— У меня осталась только одна, — ответил тот. — С двумя кроватями. Двадцать долларов за ночь. Мой вам добрый совет: решайте быстрее.
Бросив взгляд на Мишель, которая выразила свое согласие слабым кивком головы, Конрад расписался в регистрационной книге и протянул руку за ключом.
Остро ощущая его близость и тот факт, что они проведут еще одну ночь вместе, Мишель ждала, когда он откроет дверь в их временное пристанище. Комната имела спартанский вид — ободранный стол и ветхий стул, древний телевизор с крошечным экраном и две старые кровати, стоящие друга от друга на расстоянии одного метра.
— Может, ты примешь душ, пока я сбегаю на заправочную станцию за едой? — предложил Конрад, пытаясь избавить Мишель от неловкости, которую она явно ощущала. — Оставь мне только одно полотенце, больше мне ничего не нужно.
Несмотря на убогость душевой кабины, кафельные стены которой потрескались от времени, Мишель получила огромное облегчение, смыв с себя всю грязь и пыль, которую собрала за долгий день. К счастью, в ее сумочке всегда лежала зубная щетка и тюбик пасты, так что она могла привести и зубы в порядок.
Но вот ночную сорочку она намеренно не положила в сумку, потому что не желала признавать, даже для самой себя, что им наверняка предстоит провести еще одну ночь вместе. Придется, наверное, спать в футболке и в трусиках, подумала Мишель, хорошо осознавая, что это все равно что спать без одежды. Может, мне удастся нырнуть под одеяло до того, как он вернется…
Конрад пришел, когда она еще находилась в душе и сушила волосы полотенцем. Голый по пояс, он сидел на кровати, стоявшей ближе к окну, и стаскивал с себя ковбойские сапоги. На его руках и на груди под смуглой кожей играли крепкие мускулы. Мишель с замиранием сердца любовалась его красивым сильным
