— Мы к Андрею, — сказала Тая, — он живёт здесь с отцом… Позовите его.
Звать Андрюшку не пришлось — он увидел ребят, сбежал с крыльца и крепко пожал каждому руку.
— Молодцы, что пришли! Сейчас покажу вам своего Ваську… А я не мог: возле папы всё. Напрасно он поехал в такую жарищу на юг. «Скорую помощь» вызывал, и вообще… Постойте минутку, я сейчас… — Он взбежал по ступенькам наверх и через несколько минут вернулся. — Папа отпустил, пошли…
Он провёл ребят по залитой асфальтом дорожке мимо рукомойников с полочками для мыльниц и зубных щёток в угол сада. Там, неподалёку от металлической, с каменными столбиками ограды, по пояс раздетый мужчина копал яму. Он стоял уже по грудь в ней. Возле ямы лежал ящик, а точнее, клетка с набитыми на одной стороне планками. В ней вперевалку расхаживала из угла в угол большая чайка, лапки у неё были когтистые, перепончатые, а клюв — прожорливый и хищный.
— Еду принесли? То-то… — Андрюшка взял у Таи сырок. — Проголодался, друг? Скоро улетишь, рыбку будешь хватать из воды, а сейчас пользуйся сырком… — Он кинул кусок, Васька на лету схватил и проглотил.
Ребята присели на корточки вокруг клетки.
— Ну и хозяйка у вас! — сказал Вася.
Андрюшка прижал палец к губам, кивнул на мужчину, копавшего яму, и сказал полушёпотом:
— Между прочим, её муж… Что-то строить задумали… Ещё один курятник для отдыхающих?
Звон лопаты, скрежет её о камни и громкое дыхание мужчины раздавались рядом. Вдруг мужчина заговорил сам с собой:
— Что такое? Кувшины какие-то… Вроде бы как в музее в Феодосии… Эй, ребята, гляньте-ка сюда!
Андрюшка подошёл к яме и не поверил своим глазам: на дне её лежали две узкогорлые глиняные амфоры с длинными, изящно изогнутыми ручками; у одной горлышко было отбито. Они были в пятнах, щербинах, забитые песком, землёй и щебнем.
Андрюшка спрыгнул в яму и взял целенькую амфору в руки. И глаза его засветились:
— Амфоры! Самые настоящие… И как сохранились! Какие они: греческие или средневековые?
— Присутствуем при археологических раскопках, — воскликнула Тая, — при открытии… Вот так находка!
— Копаю, копаю, чую — лопата упёрлась во что-то крепкое, в какой-то кувшин, — объяснил хозяин, — думал, уж клад, а это вон тебе… Надо жене сказать… Вы покамест не трогайте их…
Мужчина выбрался из ямы и пошёл к дому. Через несколько минут он вернулся с Агнией Егоровной. Она остановилась у края ямы и озабоченно подняла рыжие брови.
— А ну подай мне их.
Мужчина спрыгнул в яму и протянул амфору. Жена стала крутить её, стукать костяшками пальцев по бокам и рассматривать.
— Вам очень повезло, — сказал Андрюшка, — может быть, на этом месте была гончарная мастерская или лавка, или жилище: здесь когда-то находился древний город. Эта находка может быть очень ценна для науки…
— Ценна? — Агния Егоровна беспокойно посмотрела на Андрюшку и других ребят, потом на мужа и протянула ему амфору: — Положи их рядышком, — и когда тот выполнил её приказ, добавила: — А сейчас разбей их лопатой на мелкие куски… Чтобы ничего не осталось!
— Да ты что? Нужно в музей сдать, заплатить могут…
— Делай, что я говорю.
— Зачем же? — как раненый, вскрикнул Андрюшка. — Они ведь представляют большую ценность! Их надо беречь… Дайте их нам!..
— Найди на своём участке и береги, — оборвала его Агния Егоровна и, видя, что муж колеблется, сама спрыгнула в яму, вырвала из его рук лопату и изо всех сил ударила по целенькой амфоре, с сухим звоном расколола её надвое и пошла, пошла без отдыха работать лопатой.
— Не смейте! — Андрюшка соскочил вниз, перехватил на лету ручку лопаты и отвёл в сторону. — Вы не имеете права! Они — не ваша собственность… Есть такой закон…
— Какой шустрый! А ну проваливай отсюдова, пока не дала по уху! Закон! Разрешила клетку с чайкой держать в саду, больного отца поселила у себя, так ты уж и обнаглел… Дай вам волю… Все убирайтесь… — Она силой вытолкнула Андрюшку из ямы и принялась ещё яростней рубить амфоры. Скоро от них остались мелкие обломки. Ребята отошли, и у Андрюшки прыгали и тряслись от ненависти и презрения губы.
Муж тоже недоумевал, пожимал плечами, виновато поглядывал на ребят, и Агния Егоровна раздражённо закричала на него:
— И ты олух, не лучше их! Ты понимаешь, что будет, если учёные пронюхают? Огородят весь участок, раскопки устроят, нас выселят, дом снесут… Ты понял теперь или нет?
— Пошли, — отрывисто сказал Андрюшка, взял клетку и двинулся с ней к дому. — Бывают же люди… Ещё и моего Ваську убьют, голову открутят. Если бы отца сейчас не прихватило — ушли бы мы…
Все подавленно молчали.
— Домой вас не приглашаю, — сказал Андрюшка, когда они подошли к крыльцу, — комнатка метров шесть, едва помещаемся… Да и папу не хочу волновать. Станет ему получше — забегу к вам.
Глава 30. Океан любви
Вася шёл к своему корпусу. В его ушах ещё раздавался звон и треск древних, прокалённых на огне и солнце амфор и высокий, срывающийся Андрюшкин голос. В Васиных глазах ещё мелькала беспощадная лопата, рубившая их, и длинным рыжим пламенем взлетали и опускались волосы. Зачем она это сделала? Ведь это же бессмыслица, нелепость! Никто бы не стал из-за такой находки огораживать их участок и ломать дом…
Да, в последние дни Васина жизнь усложнилась. Событий и переживаний было, как говорится, по завязку. И эти события сцеплялись, подталкивали друг друга, и Васина жизнь, как курьерский поезд, всё убыстряясь и убыстряясь, катилась куда-то вперёд… Очень жаль было Макарку. Вера Аркадьевна со своим семейством стала до того неприятна Соломкиным, что папа — мама уже не сдерживала его — на чём свет стоит ругал её. Да и её мужу доставалось. «Я много езжу, много вижу, — говорил папа, — и давно стараюсь понять причины бесчестных, низких поступков… У этих людей есть что-то общее: любыми средствами добиться своего. Таких понятий, как совесть и честь, для них просто не существует… Эта наша распрекрасная Вера Аркадьевна и её расторопный супруг по сути дела мало чем отличаются от штурмана, предавшего Коковихина. Тот же почерк, хотя и на бумаге другого сорта…» Соломкины старались приходить в столовую в такое время, когда соседей не было. А вдобавок ко всему эта история с амфорами, превращёнными в обломки! И отец Андрюшки болен… Обо всём этом надо было немедленно рассказать дома.
Вася уже подошёл к кипарису возле их корпуса и шагнул к террасе, когда услышал непривычно сухой голос папы:
— Ты знаешь, что больше всего угрожает нашему Ваське?
— Что? — спросила мама, и в её голосе были тоже непривычные для Васи холодок и усталость, и Вася, словно наткнувшись на этот голос, остановился и замер.
— Валя, я этого боюсь больше всего… Он может стать слабохарактерным, несамостоятельным человеком, из которого ничего толкового не выйдет. А ведь у него хорошие задатки… Он очень быстро взрослеет, и меня иногда удивляют его суждения и острота взгляда на многие вещи. Мы с тобой не были такими в его годы… Но знаешь, что ему больше всего угрожает?
— Ну что же? Что? — в голосе мамы зазвучали нетерпение и досада.
