уверенностью, что всё будет так, как он хочет, смотрели на Васю. И как магнитом, Васю потянуло, потащило к Альке. Точно так же тянуло его к Саньке, но тот был старым знакомым и совсем другим человеком, а этого он увидел лишь час назад. И если учесть всё, что Вася пережил за этот час знакомства с ним…
— Не могу сейчас, — процедил Вася сквозь зубы.
— Смотри… — Алька отвёл в сторону чуть поскучневшие глаза. — Устроишься — приходи… — Он побежал к своему корпусу.
Вася посмотрел на мурзатого Макарку и сказал:
— Пап, дай мне копеек двадцать.
— Зачем?
— В тир сбегаем с Макаром… Целый год не стрелял!
Папа достал оставшуюся медь, мама разыскала в кармане кофты затерявшийся гривенник, и Вася с Макаркой заспешили в тир. Они шли по аллее меж платанов и кипарисов и уже порядочно удалились от корпуса, когда услышали звучный голос Макаркиной матери:
— Входите, пожалуйста, простите меня: подменяла Глашу и в своих корпусах не управилась.
— Да что вы, Груня, что вы… — донёсся голос Васиной мамы и полетел вдогонку ему, Васе: — Васенька, после тира приходи к морю, мы будем там!
— Приду! Прибегу! На крыльях прилечу! — завопил в ответ Вася и свистнул.
Макарка расхохотался. От избытка чувств он взвизгнул, подпрыгнул и ткнул Васю кулаком в живот. Вася ответил тем же. Тогда Макарка схватил его за локоть и закружился с Васей. Васе стало весело.
Макарку он знал уже пятый год. Нельзя сказать, чтобы они очень уж дружили: тот больше водился с местными, но Макарка научил Васю лазить на шелковицы и рвать терпкие, вязкие ягоды, нырять с открытыми глазами, чтобы не удариться о подводную скалу, ловить на закидушку бычков и султанок — вкусных красивых рыбёшек с красными пятнышками на чешуе. А вот он, Вася, учил его меткой стрельбе в тире. Учить-то учил, но… Но так и не научил.
В этом было что-то непонятное и загадочное. Был ли Макарка слишком нервным, и его руки, сжимая ружьё, подрагивали, или не умел целиться, или был не очень зорким, но попадал он в цель не часто. От огорчения Макарка так колотил кулаком по прилавку, что лежавшие на нём ружья подпрыгивали. Он так огорчался ещё и потому, что заведовала тиром родная сестра матери тётя Паша.
Уж кто-кто, а он-то должен бы стрелять метко!
Глава 5. Мимо!
Макарка с Васей шли по Морской улице. Вон он впереди — тир, сбитый из досок павильон, свежеокрашенный в зелёный цвет. Горячие, сухие щелчки выстрелов доносились оттуда, и Васино сердце радостно подпрыгнуло.
Тир! Как много стал он значить для Васи! Он стрелял замечательно метко. Сколько раз он приканчивал прикреплённых к стене жестяных зверей, птиц, военную технику, и все знакомые мальчишки знали об этом. Вася не хвастался, но эта меткость придавала ему уверенность в себе…
Всё началось два года назад. Семилетним мальчуганом стоял Вася в углу тира и поглядывал, как мальчишки и взрослые стреляли по целям. Одни стреляли, держа ружьё обеими руками на весу, другие — уперев для устойчивости в подставку с прорезью. Иногда попадали, чаще — мазали. И Вася, приходя сюда с мамой или папой, случалось, попадал. Но очень редко. Однажды — Вася запомнил этот день — рывком открылась дверь и в тир вошёл рослый, худощавый парень с белокурыми, мокрыми от моря волосами. Обыкновенный парень, никто и внимания на него не обратил. На нём были тесные в бёдрах и широченные снизу джинсы и линялая тельняшка. Купив у тёти Паши десяток свинцовых пулек, он взял с прилавка ружьё, медленно поднял его, вытянув до отказа правую руку, будто это было не ружьё, а длинноствольный пушкинских времён пистолет, — никто в тире никогда не стрелял так… Прицелился.
Кожа на его скулах натянулась, глаза сузились.
Бах!
Стоявший на задних лапах заяц в левом углу завертелся как чумной. Потом настала очередь тигра, потом гуся, за ним — медведя. Парень был невозмутим. Стрельба в тире прекратилась. Все, разинув рты, смотрели на этого худощавого парня с мокрыми волосами, на то, как по порядку, одна за другой, крутятся поражённые цели, как один за другим гаснут над чёрным пластмассовым бачком язычки свечей, сбитых свинцом, а попасть в них было неимоверно трудно! А потом все на миг оглохли от взорвавшейся бомбы — она на тонкой нитке была подвешена к бомбардировщику. Свинец рассек эту нитку.
Парень достал из кармана копейку, протянул тёте Паше и попросил пристроить её где-нибудь на брусочке возле мишеней. Тётя Паша была строгая, бдительно следила за порядком в тире, не допускала баловства, но этому парню она не смогла отказать. И пристроила копейку — она едва была видна от прилавка. И опять — вытянутое в правой руке ружьё, чёткий сухой выстрел, и копейка исчезла с узенького брусочка.
Десять выстрелов — десять попаданий! Десять из десяти возможных, как говорят стрелки. Предел!
Парень спокойно положил ружьё, кивнул тёте Паше и в отчаянной тишине изумления и восторга ребят вышел из павильона. Во все глаза смотрел Вася на его прямую, крепкую спину и чуть выпирающие под тельняшкой лопатки. Ни разу больше Вася не видел его в посёлке. Но до сих пор не мог забыть спокойной, безошибочной, волшебной меткости этого парня.
В тот день, и на следующий, и через два дня Вася тащил папу в тир и просил купить побольше пулек. И стрелял. И с каждым днём всё лучше. Даже самому странно было. Плавал он тогда едва-едва, в шахматы почти не умел играть, путал ходы, читал медленно, а вот стрелял — прекрасно. Будто передал ему тот парень свой секрет, своё волшебство. И с тех пор чуть что: плохое ли настроение, неудача ли с приятелями — стоило Васе прийти в тир, взять ружьё, прицелиться и, задержав дыхание, нажать спусковой крючок — дёрнется и перевернётся танк с крестом или белка. И Вася опять в ровном настроении, и всё ему трын- трава!
Год назад мама купила Васе майку в синюю полоску; он с радостью просунул в ворот голову, руки — в короткие рукава. Мама подумала, что ему хочется быть похожим на моряка. А дело-то было совсем не в этом! Вася хотел хоть немного походить на того парня…
Они вошли в тир. Вася поздоровался с тётей Пашей, и она сразу узнала его. Он высыпал перед ней на прилавок мелочь. Тётя Паша быстро пересчитала, отодвигая пальцем монеты, возвратила двушку, привычным движением достала из круглой коробочки из-под монпасье шесть маленьких свинцовых пулек, похожих на чашечки, и пододвинула к Васе.
В тире пахло масляной краской, а всё остальное было таким же, как и год назад: то же высохшее и почему-то не срубленное дерево у правой дощатой стены, оранжевый сейф — у левой, а на стенах возле прилавка весело пестрели плакаты-инструкции, как правильно стрелять, как устроены снаряд и бомбы, простая и атомная. И ещё здесь висело напечатанное огромными буквами объявление: «ЦЕНА ОДНОГО ВЫСТРЕЛА — ТРИ КОПЕЙКИ».
— А ты будешь? — Тётя Паша посмотрела на Макарку.
Он всегда собирал на что-то деньги и не тратил их на такие пустяки, как пульки, и тётя Паша давала ему их даром.
— Посмотрю.
Макарка и в самом деле стал смотреть, как Вася деловито переломил тяжёлое, тугое, густо смазанное маслом ружьё, как уверенно зарядил его, поднял, прищурив правый глаз, прицелился в кружок мишени возле медведя, стоящего на задних лапах. Вот мушка ружья медленно вошла в прорезь прицельной колодки. Вася нажал на спусковой крючок — сухой щелчок и слабая отдача в плечо. Медведь и не стронулся с места!
Ничего! Так бывает при первом выстреле. После долгого перерыва. Надо с минуту выждать, успокоиться и бить по другой мишени.
Вася навёл ружьё на мишень возле рыжей лисы и почувствовал, как неспокойно, как гулко бьётся его
