человеческим родом и не хочет жить среди себе подобных. Решение его было твердым: он без колебаний остался в одиночестве в этом забытом Богом месте. И хотя впоследствии ему не раз представлялась возможность покинуть остров, он этого так и не сделал.
Странный, видно, он был человек, да и история его тоже казалась странной. Пока мы бороздили воды пустынного Арафурского моря, мне стали известны еще кое-какие подробности жизни отшельника. Торресов пролив усеян островами, и на ночь мы каждый раз становились на якорь с подветренной стороны какого- нибудь из них. В последние годы недалеко от острова Требукет были обнаружены новые жемчужные отмели; искатели жемчуга, каждый год во время осеннего промыслового сезона посещающие эти края, доставляют Немцу Гарри все необходимое, так что он смог устроиться на своем острове почти с удобствами. Ему привозят газеты, мешки с рисом и мукой, мясные консервы. У него есть вельбот, и он долгие годы ловил с него рыбу, но в последнее время ему уже недостает сил, чтобы управлять этой тяжелой, неуклюжей посудиной. На рифе, опоясывающем остров Требукет, полно раковин-жемчужниц; Немец Гарри собирает их и выменивает у сборщиков жемчуга на табак. Порою ему попадаются крупные жемчужины, за которые он выручает немалые деньги. Болтают, что где-то на острове он зарыл клад — множество красивейших жемчужин.
За годы войны Немец Гарри не видел ни единой живой души — ловцы жемчуга перестали посещать эти края. Ему чудилось, что человечество истреблено эпидемией какой-то страшной болезни и лишь он один остался в живых. Потом его спрашивали, о чем он думал в те времена.
— Мне казалось, что с нашим миром что-то произошло, — отвечал он.
Он остался тогда без спичек и в страхе, что погаснет огонь, спал урывками, днем и ночью подбрасывая в костер дрова. Продукты у него тоже кончились, так что ему приходилось питаться рыбой, кокосовыми орехами и курами, которых он разводил. Изредка ему удавалось поймать черепаху.
Потом в течение последних четырех месяцев каждого года поблизости от острова стали появляться по два-три люггера ловцов жемчуга. Нередко после рабочего дня эти люди высаживаются на остров и коротают вечера с Немцем Гарри. Иногда они пытаются подпоить его и выведать, что же такое произошло на острове после того, как сюда высадились потерпевшие крушение. Как так вышло, что сначала их было шестнадцать, а через три года осталось всего лишь пятеро? Но Немец Гарри никогда ничего им не рассказывает. Пьян он или трезв, на эту тему он не распространяется, а если собеседники к нему пристают, приходит в ярость и убегает.
Через четыре-пять дней мы увидели наконец скромные владения отшельника. Шторм заставил нас искать убежище, и мы провели на острове три дня. Требукет — пологий островок окружностью в милю, заросший кокосовыми пальмами я ненамного выступающий над уровнем моря; он окружен коралловым рифом, так что подойти к нему можно лишь с одной стороны. Да и этот проход не позволяет судну приблизиться к самому острову. Поэтому нам пришлось бросить якорь примерно в миле от берега… Погрузив провизию в шлюпку, мы направились к берегу, преодолевая сильное сопротивление отлива. Даже внутри кольца рифов море было неспокойно. Еще издали я увидел небольшую хибару, полускрытую деревьями. Это и была обитель Немца Гарри. Когда мы пристали, хозяин дома вышел на берег и медленно побрел нам навстречу к самой кромке воды. Мы громко поприветствовали его, но он не отозвался.
Этому человеку было уже за семьдесят. Он почти облысел, лицо у него было вытянутое, с острыми чертами; в бороде заметна была проседь. Ходил он вразвалочку, и трудно было не признать в нем старого морского волка. На потемневшем от загара лице голубые глаза казались совсем блеклыми; их окружала сеть морщин, наводившая на мысль о том, что этот человек долгие годы вглядывался в пустынное море. Одет он был в грубые полотняные штаны и такую же фуфайку, чистую и опрятную, хотя и заплатанную. Хибара, куда он вскоре нас пригласил, была крыта рифленым железом. В единственной комнате стояли кровать, топорные самодельные стулья, стол и кое-какая кухонная утварь. Под деревом, росшим у входа, стоял еще один стол, а рядом с ним — скамейка. За домом был небольшой загон для кур.
Не могу сказать, что этот человек был рад нас видеть. Подарки он принял как должное, не поблагодарив за них, и даже немного разворчался, не найдя среди них чего-то такого, в чем он нуждался. Вообще же он был молчалив и угрюм. Новостями он не интересовался — кроме его островка, остального мира для него не существовало. К владениям своим он относился ревностно, чувствуя себя собственником; островок называл «мой курорт» и опасался, что здешние заросли кокосовых пальм привлекут внимание какого-нибудь предприимчивого торговца копрой.
Меня он тоже встретил подозрительно и спросил угрюмо, чем это я занимаюсь в этих краях. Он с трудом подбирал слова; казалось, старик обращался скорее к самому себе, чем к нам. Жутковато было слышать, как он что-то бормотал себе под нос, славно нас в комнате вовсе не было. Но все-таки и его проняло, когда шкипер поведал ему о кончине одного его старого знакомца и сверстника.
— Старик Чарли умер… Как это ужасно! Старик Чарли умер…
Он повторял эти слова снова и снова. Я спросил, читает ли он что-нибудь.
— Почти нет, — ответил он безразлично.
Похоже было, что, кроме еды, собак и кур, его не интересовало больше ничего. Если верить тому, что пишут в книгах, многолетнее общение с природой и с морем должно было открыть ему многие сокровенные тайны. Но этого не случилось. Он как был, так и остался дикарем, тупым, бранчливым, невежественным морским бродягой. Глядя на его мало приятное сморщенное лицо, я гадал, что же такое случилось за те три ужасных года и заставило этого человека обречь себя на долголетнее одиночество. В его блеклых голубых глазах мне хотелось прочесть разгадку тайны, которую он унесет с собой в могилу. Я попытался представить себе, каким мог бы быть его конец.
Однажды на остров высадится какой-нибудь ловец жемчуга, но на берегу у кромки воды его не встретит молчаливый и подозрительный Немец Гарри. Тогда он войдет в хибару и там обнаружит на кровати неузнаваемые человеческие останки. Кто знает, может, он обыщет тогда весь остров в поисках спрятанных жемчужин, будораживших воображение стольких искателей приключений. Но, думается мне, не сможет он ничего найти: перед смертью Немец Гарри позаботится, чтобы никому не удалось разыскать сокровища. И превратятся они в прах в том самом тайнике, где покоятся. Вернется тогда ловец жемчуга на свое суденышко и остров вновь станет необитаемым.
Брак по расчету
Я отплыл из Бангкока на маленьком видавшем виды суденышке грузоподъемностью четыреста-пятьсот тонн. В тусклом салоне, служившем также столовой, вдоль стен тянулись два узких стола, по обе стороны которых стояли вращающиеся кресла. Каюты находились во внутренней части корабля, и в них было очень грязно. По полу разгуливали тараканы, и, даже если вы человек совершенно невозмутимый, вам будет не по себе, когда, подходя к раковине помыть руки, вы увидите, как из нее лениво выползает жирный таракан.
Мы спустились вниз по широкой, неторопливой, спокойной реке, зеленые берега которой были усыпаны домишками на сваях, стоявшими прямо у воды. Мы прошли заставу, и взору моему открылось море, голубое и спокойное. Увидев его, вдохнув его запах, я почувствовал прилив восторженной радости.
На корабль я сел рано утром и вскоре обнаружил, что судьбе было угодно поместить меня в чрезвычайно разношерстное общество. На борту находились два французских коммерсанта, бельгийский полковник, итальянский тенор, владелец цирка (американец) с женой и какой-то французский чиновник в отставке, тоже с женой. Владелец цирка был, что называется, компанейским парнем, людей такого типа вы всегда можете, в зависимости от настроения, приблизить к себе или держать на расстоянии, но я в то время был вполне доволен жизнью, так что не прошло и часа, как мы уже успели сыграть в кости на стаканчик спиртного, после чего американец показал мне своих животных. Это был очень низкорослый, полный человек, его белая, не отличавшаяся особой чистотой куртка плотно облегала благородные контуры его живота, в то же время воротник ее был настолько узок, что оставалось только удивляться, как это он не задыхается. На красном чисто выбритом лице его светились веселые голубые глаза, а короткие рыжеватые волосы торчали во все стороны. Потрепанный тропический шлем лихо сидел на затылке. Родом американец
