— Слушаюсь, господин подполковник!
Обычный прием посетителей начался. У меня уже не было переводчицы, и мне самому приходилось вести беседы с немцами, которых день ото дня прибывало все больше и больше. Это, разумеется, значительно осложняло мою работу. Утром дважды приходил бургомистр, сопровождаемый Нассом. Еще две пекарни были пущены в ход. Грузовые машины завезли на склад свыше трехсот тонн картофеля. Керосин, найденный энергичным Нассом в полуразрушенных подвалах какого-то фашистского учреждения, был перевезен на склад. Сейчас Насс просил разрешения собрать совещание местных врачей и владельцев аптекарских магазинов, чтобы наладить организованное медицинское обслуживание населения.
Уже уходя, Насс сказал:
— Кстати, если вам хотя бы временно нужна переводчица, то, с вашего позволения, я пришлю одну даму, прекрасно говорящую по-немецки, по-английски и по-русски. — Он помолчал и медленно добавил: — Рекомендовать ее могу, но, ручаться не смею, хотя товарищи, работавшие здесь при Гитлере в подполье, отзываются о ней как о человеке надежном, проверенном, оказавшем им немало ценных услуг.
Теперь, когда волей судеб я попал в самую гущу секретной войны, моим основным чувством стало недоверие. Меня окружали подвохи, ложь и предательство. Среди всех этих вежливых и любезных людей я был одинок, а потому и насторожен, но вместе с тем отлично понимал, что только через них найду ключ к тайне, заключавшейся в украденной картине и в истории с гробом.
— Рекомендации совершено достаточно, — ответил я Нассу.
Передо мной вновь потянулись благообразные немки в выглаженных платьях и немцы в выутюженных костюмах. Руководствуясь в основном интуицией, я разрешал их несложные, однообразные вопросы.
В приемную вошла хорошо одетая молодая женщина с белокурыми волосами, завязанными узлом, высоким лбом и упрямым, резко очерченным подбородком. Голубые с зеленоватым оттенком глаза были особенно привлекательны и выделялись на ее загорелом лице. Старшина посторонился и проводил ее долгим, любующимся взглядом.
— Садитесь. Чем могу служить? — спросил я по-немецки, но дама приятным и сильным контральто ответила по-русски:
— Я пришла, чтобы служить вам. — И, слегка улыбнувшись, пояснила: — Я та самая переводчица, о которой вам говорил господин Насс.
Я с настороженным вниманием смотрел на нее. На вид ей можно было дать не больше двадцати пяти лет.
— Вы немка?
— Нет. Я латышка, из Риги. В Германии нахожусь уже восемь лет. Я была замужем за немцем. Мой муж умер в начале этой войны. — И она протянула мне документы, удостоверяющие ее слова.
«Эльфрида Вебер», — прочел я. После документов, предъявленных сбежавшей переводчицей Надей, я не был склонен доверять паспорту этой дамы, тем более что, если верить классическим шпионским романам и мемуарам, противник обычно всегда подсылает именно обаятельных красавиц. Но делать нечего. Одного моего знания немецкого языка было недостаточно, переводчица была нам нужна, и, если все ее рекомендации правильны, она бы очень пригодилась мне. Во всяком случае, чем ближе находятся ко мне враги, тем легче будет обнаружить и ликвидировать их. Я еще раз внимательно оглядел женщину.
— Очень хорошо. С завтрашнего дня прошу вас начать работу, — сказал я.
— Благодарю вас. Только зачем откладывать на завтра? Я готова уже сейчас. И зовите меня Эльфридой Яновной. Так в Риге звали меня мои русские друзья.
— Пожалуйста.
Переводчица села сбоку в кресло. Глебов, все еще с восхищенным видом разглядывавший ее, впустил в приемную очередного посетителя. Прием продолжался.
Неожиданно меня вызвал дежурный.
— Я сейчас вернусь, — сказал я, уходя.
На третьем этаже у дверей моей комнаты стоял младший лейтенант с красной комендантской повязкой на рукаве. Увидев меня, он подтянулся, одернув края гимнастерки.
— Товарищ гвардии подполковник, начальник караула младший лейтенант Рябцев явился с донесением.
Я только хотел спросить его, почему он так спешно и таинственно вызвал меня сюда, как лейтенант, пригнувшись ко мне, быстрым шепотом сказал:
— Происшествие случилось, чепе произошло…
— В чем дело?
— Немца одного возле города выследил… старика. Наши ребята заметили, где вчера ночью самолет кружил над лесочком… у озера…
— Войдемте ко мне в комнату, там покажете мне на карте это место и доложите обо всем.
Плотно закрыв дверь, я подвел лейтенанта к карте и стал расспрашивать его.
— Этот самолет кружил больше часа над лесочком. Ребята решили, что свой, на том и успокоились. А сегодня недалеко от того места ефрейтор Ильин в кустах немца обнаружил.
— Что делал немец?
— Стоял в кустах, прислушивался. Должно быть, почуял, что кто-то идет…
— Дальше.
— Ну конечно, Ильин навстречу к нему пошел и стал кричать: «Хальт!» Немец остановился. Ильин к нему ближе. Вдруг старик как даст в него из пистолета, так Ильин на землю и свалился…
— Убил?! — вскричал я.
— Никак нет, вроде военная хитрость. А немец обратно в кусты — и ходу. Ну, тут его рядовой Шарафутдинов и срезал.
— Насмерть?
— Наповал. В одно ухо вошло, в другое вышло, — обстоятельно доложил лейтенант.
— А где же был Шарафутдинов?
— В дозоре, в кустах лежал. У нас такое правило: один ходит, другой в кустах ползет. В случае чего — ошибок не будет.
— Я и вижу, что без ошибки. От одного уха до другого, — засмеялся я. — Ну и что же дальше?
— А дальше следует такая картина. Походили наши ребята — к ним еще трое на выстрел подоспели, — пошарили по кустам и нашли сначала саперную лопатку, потом ямку свежевырытую, а в ней — фрицевский парашют…
— Где он? — спросил я.
— Пока там. Я возле ямки караул поставил и сейчас же сюда явился. Также и фрица приказал пока не трогать.
— Молодец, лейтенант! Правильно поступили. Что нашли у убитого?
— Карманный фонарик, записную книжку и вложенную в нее исписанную бумагу. Письмо вроде, — протягивая мне аккуратно связанный сверток, ответил лейтенант.
— Сейчас мы поедем туда. Кто-нибудь из немцев знает об этой истории?
— Никак нет. Место глухое, кругом лес, и только посреди небольшая полянка. Дорога в стороне, немцев поблизости не бывает.
— И отлично. Надо, чтобы бойцы навесили на рты крепкий замок. Понятно?
— Так точно, понятно, товарищ гвардии подполковник!
— Вы какое окончили военное училище? — поинтересовался я.
— Никакого, товарищ гвардии подполковник. За отличие в боях произведен в офицеры. — Он помолчал и, хитро улыбнувшись, добавил: — Уже пятнадцать дней.
Я пожал ему руку и пошутил:
— Ну, если так пойдет дело, товарищ Рябцев, быть вам вскоре генералом.
И мы, смеясь, вышли из комнаты и спустились вниз, к поджидавшей машине.
Уже сидя в автомобиле, я вызвал из приемной старшину и предупредил его, что выезжаю ненадолго по срочному делу.
— Прекратите прием посетителей до моего возвращения. Смотрите, старшина, в оба!
