Я съедал принесенную еду, выпивал молоко и, когда тушили свет, ложился спать. Когда свет в комнате зажигали, я просыпался. Утром приходил тот молодой парень, приносил электробритву и зубную щетку, а сам выходил из комнаты. Я брился и чистил зубы. После того он забирал обратно электробритву и зубную щетку. В комнате не было ничего, кроме туалетной бумаги. И не было ни душа, ни перемены белья. Об этом я даже не смел думать. Было зеркало, и я поэтому не испытывал особого неудобства. Но больше всего меня мучила скука. Ведь я проводил время в кубической комнатке с белыми стенами в одиночестве с утра до вечера, не перекидываясь ни с кем ни словечком. Равнодушный к сервису и еде, я, наркозависимый от печатного текста, не мог успокоиться. Но ни книг, ни газет, ни журналов не было. Так же, как телевизора, радио и игр. Я ни с кем не мог поговорить. Не оставалось ничего другого, как сидеть на стуле и смотреть на пол, стены или потолок. Я был в довольно странном настроении. Я шел улицей, когда меня схватили неизвестные типы и дали понюхать чего-то похожего на хлороформ, а затем куда-то увезли и поместили в комнату без окон. Как ни крути, непривычное положение. Такая тоска, что можно с ума сойти.
Некоторое время Комацу взволнованно смотрел на дым, поднимавшийся между пальцами, а потом стряхнул пепел в пепельницу.
— Наверное, они отправили меня на три дня в эту тесную комнату, чтобы подействовать на нервы. Они в этом хорошо натренировались. Научились, как сломить волю человека и поставить его на колени. На четвертый день после завтрака ко мне пришло двое мужчин. «Наверное, те же, что меня похитили', — подумал я. Нападение на меня был таким внезапным и неожиданным, что я даже не увидел их лиц. Но, присмотревшись к ним теперь, я постепенно вспомнил, как все произошло. Они затащили меня в автомашину, скрутили руки так, что казалось, сломают их, и приложили к носу и рту тряпку, смоченную каким-то лекарствами. Все время они молчали. Все произошло в одно мгновение.
Вспоминая прошедшие события, Комацу слегка нахмурился.
— Один был невысокий, коренастый, с постриженной наголо головой. Достаточно загорелый, скуластый. Второй — высокий, с длинными руками и ногами, со впалыми щеками и волосами, завязанными сзади узлом, наподобие конского хвоста. Вместе они были похожи на двух актеров-комиков. Долговязого и приземистого, с бородкой. И с первого взгляда я понял, что они опасны. Если надо, то они, не задумываясь ни на секунду, способны сделать все что угодно. Но они этим не бравировали. Вели себя спокойно. А потому вызывали еще больше опасений. Взгляд имели очень холодный. На обоих были черные полушерстяные брюки и белые рубашки с длинными рукавами. Оба имели возраст от двадцати пяти до тридцати лет, причем Лысый казался чуть старше. Оба были без часов.
Тэнго молча ждал продолжения рассказа.
— Беседовал со мной только Лысый. Худощавый Хвостатый не обмолвился ни словом, он, вытянувшись, стоял неподвижно перед дверью. Я думаю, он прислушивался к разговору между Лысым и мной. А может, вообще ничего не слышал. Лысый разговаривал, сидя напротив меня на складном стуле, который сам принес. Я сидел на кровати. Лицо Лысого ничего не выражало. Разумеется, он шевелил губами, но остальные его лицо оставалось неподвижным. Как у куклы, используемой для чревовещания.
«Вы догадались, кто мы и куда вас привезли?» — вначале спросил Лысый Комацу. Тот ответил, что не догадался. Некоторое время Лысый смотрел на Комацу своими пустыми глазами. Потом спросил: «А если скажем: «Угадайте», — то о чём подумаете?» Лысый говорил вежливо, но в его словах звучала твердая нота. И голос его был тверд и холоден, как металлическая измерительная линейка, долго пролежавшая в холодильнике.
Немного поколебавшись и учтя пожелания Лысого, Комацу честно признался, что, возможно, речь идет о «Воздушном коконе». Потому что, мол, ничего другого не может придти ему в голову. То есть, они, наверное, принадлежат к религиозной организации «Сакигаке», а он находится сейчас на их территории. Хотя это, конечно, не выходит за рамки предположения. Лысый не подтверждал и не отрицал того, что сказал Комацу. Он молча смотрел на него. Молчал и Комацу.
— Итак, поведем разговор, опираясь на такое предположение, — спокойно продолжал Лысый. — Наша дальнейшая беседа будет продолжением вашего высказывания. На таких условиях. Вы согласны?
— Согласен, — ответил Комацу.
Они пытались вести разговор не прямо в лоб, а намеками. Неплохой признак. Если бы они не собирались отпускать его живым, то чего ради должны были так усложнять допрос?
— Как редактор издательства вы отвечали за выпуск «Воздушного кокона» Эрико Фукады, не так ли?
Комацу признал, что отвечал. Это общеизвестный факт.
— Насколько мы понимаем, при присуждении премии для молодого автора от литературно- художественного журнала допущено незаконное действие. Прежде чем подать рукопись этого произведения на рассмотрение конкурсной комиссии, по вашему указанию постороннему лицу было поручено его значительно переделать. Тайно переработанное произведение получило премию, получило огласку в обществе и, выйдя отдельной книгой, стало бестселлером. Это все правда, не так ли?
— Все зависит от того, как на это посмотреть, — ответил Комацу. — Я не возражаю, когда конкурсное произведение по совету редактора бывает переработано…
Чтобы остановить Комацу, Лысый поднял ладонь.
— Нельзя назвать незаконным то, что автор внесла правки в рукопись по совету редактора. Это правда. Но, как ни крути, то, что постороннее лицо значительно переработало произведение для получения премии, — это действие, которое противоречит закону. Кроме того, используя фиктивную компанию, был разделен авторский гонорар. Я не знаю, как можно это истолковать юридически, но с точки зрения общественной морали и нравственности, вы, наверное, заслуживаете сурового осуждения. Такой поступок нельзя никак оправдать. Вследствие шума, который создадут газеты и журналы, ваше издательство, несомненно, подорвет доверие к себе. Господин Комацу, надеюсь, вы все хорошо поняли. Мы раскопали все подробности этого поступка и можем обнародовать его конкретные доказательства. А поэтому вам лучше не выкручиваться. Такие вещи для нас неприемлемы. Бесполезная трата времени как для вас, так и для нас.
Комацу молча кивнул.
— Если так все произойдет, то вам, конечно, придется не только оставить издательство, но и саму издательскую отрасль. Вам негде будет спрятаться. По крайней мере, публично.
— Возможно, — признал Комацу.
— Однако пока этот факт знает ограниченное число людей, — сказал Лысый. — Вы, Эрико Фукада, Эбисуно и Тэнго Кавана, ответственный за переписку рукописи. И еще несколько человек.
— Если опираться на предположения, то под словами «несколько человек» вы подразумеваете членов религиозной организации «Сакигаке», не так ли? — подбирая слова, сказал Комацу.
Лысый слегка кивнул.
— Именно так, если опираться на предположения. И независимо от факта. — Лысый сделал паузу, ожидая, когда его утверждения уложится в голову Комацу. А потом продолжал: — И если это предположение верно, то
— Кажется, понимаю, — ответил Комацу.
— Прекрасно, — сказал Лысый.
Лысый молча поднял один палец, и Хвостатый вышел. Вскоре он вернулся с телефонным аппаратом в руках. Присоединил телефонный шнур к розетке и подал трубку Комацу. Лысый велел Комацу позвонить в издательство.
— Скажите: кажется, я страшно простудился и уже несколько последних дней лежу в горячке. Еще некоторое время не смогу прийти на работу. Как передадите эти слова, то, пожалуйста, положите трубку.
Комацу позвонил своему коллеге, передал нужные слова и, не отвечая на его вопросы, прекратил разговор. Когда Лысый кивнул, Хвостатый вытащил шнур и вынес телефонный аппарат из комнаты.
