нужно время от времени смешить публику, чтобы она чувствовала себя комфортно. Помимо того, из моей речи должно быть ясно, кто я, собственно говоря, такой. Даже если это короткая речь. Для того чтобы достичь желаемого эффекта, мне нужно тренироваться — раз за разом произносить текст. На это уходит много сил, зато я каждый раз чувствую, что бросаю вызов самому себе, — и это довольно приятное чувство.
Бег как нельзя лучше подходит для зубрежки речей и вообще чего угодно. Пока ноги сами несут меня по знакомому маршруту, я мысленно нанизываю цепочки слов. Проверяю ритмику фразы, ее звучание. Если моя голова чем-то занята, я могу очень долго бежать со своей обычной скоростью и нисколько не устать. Репетируя речь, я иногда жестикулирую, примеряю всякие разные выражения лица, и попадающиеся навстречу люди кидают на меня удивленные взгляды.
Сегодня на пробежке я видел большого канадского гуся. Он лежал у самой реки, безнадежно мертвый. А под деревом я заметил мертвую белку. Со стороны было похоже, что животные спят, но на самом-то деле они умерли. У обоих был очень смиренный вид, наверное, с таким и должно принимать неизбежный конец жизни. Тихое выражение некоего освобождения, что ли. Неподалеку от лодочной станции мне встретился бомж, закутанный в грязные лохмотья. Он толкал перед собой тележку из супермаркета, распевая во весь голос «Прекрасную Америку». Я так и не смог понять, искренне он это или с иронией.
В любом случае, на календаре уже октябрь. Я и не успел заметить, как подошел к концу еще один месяц. Самое суровое время года не за горами.
Глава 6
Никто не стучал кулаком по столу, никто не швырял бокалы
23 июня 1996 г. Озеро Сарома, Хоккайдо
Вы когда-нибудь пробегали сто километров за один день? Подавляющее большинство людей (я имею в виду нормальных людей) ничего подобного никогда не делали. Обычному городскому жителю вряд ли придет в голову такая безумная идея. А вот я как-то раз сделал это — принял участие в забеге на сто километров, который длился с утра до вечера.
Преодолев дистанцию, я был изможден и физически, и морально — решил, что вообще больше бегать не буду, с меня хватит. Сомневаюсь, что когда-нибудь снова решусь на такое, хотя кто знает, как оно там повернется. Вполне возможно, что однажды, забыв об уроках прошлого, я опять побегу ультрамарафон. Неизвестно, что будет завтра, пока завтра не наступило.
Как бы то ни было, теперь, когда я оглядываюсь назад и переосмысливаю тот забег, я понимаю, что для меня, как для бегуна, он имел немаловажное значение. Не уверен, что в стокилометровой пробежке как таковой есть особый смысл, но, поскольку это явно ненормальное времяпрепровождение, вы вправе ожидать, что оно произведет некий переворот в вашем сознании. Привнесет новые элементы в ваше понимание того, кем вы являетесь на самом деле. И в результате вы увидите свою жизнь, все ее оттенки и полутона совсем по-другому. Хорошо это или плохо, но со мной все случилось именно так.
Ниже вы найдете очерк, который я написал по горячим следам, через пару дней после забега. Недавно я перечитал этот текст и заново пережил все то, что думал и чувствовал тогда, десять лет назад. Прочитав его, вы поймете, с каким багажом (до сих пор не знаю, плакать мне или смеяться) я вышел из этого сурового испытания. А может статься, и не поймете.
Каждый год в июне на озере Сарома (это на Хоккайдо, там не бывает сезона дождей) проводится стокилометровый ультрамарафон. В это время года на Хоккайдо чудесно, но в северную часть острова, где как раз и находится озеро Сарома, настоящее лето приходит гораздо позже. Рано утром, когда стартует забег, еще очень холодно, так что одеваться нужно многослойно. Чем выше поднимается солнце, тем становится теплее, и бегуны, как насекомые, которые проходят все стадии превращения, слой за слоем скидывают с себя одежду. Я помню, что ближе к финишу, так и не сняв перчатки, остался в одной футболке, что было довольно рискованно. Если бы пошел дождь, я бы, конечно, околел, но, к счастью, хоть небо и заволокло тучами, на нас так и не пролилось ни капли.
Марафонцы бегут вокруг озера Сарома, примыкающего к Охотскому морю. Это запредельно огромное озеро — попробуйте его обежать, и вы сами в этом убедитесь. Забег начинается на западе, в городке Вакибэцу, и заканчивается на восточном берегу — в Токоротё (который теперь переименован в Китами). Последний этап марафона (с 85-го по 98-й километр) проходит по природному парку Вакка Гэнсэй Ханадзоно, узкой и длинной косе, отделяющей озеро от Охотского моря. Это потрясающе красивая трасса — при условии, что вам удастся на бегу полюбоваться видами. Местные власти не перекрывают движение транспорта вдоль трассы, но, учитывая, что машин (как, впрочем, и людей) крайне мало, их можно понять. Вдоль дороги лениво пасутся коровы. Они не проявляют к бегунам никакого интереса. Они заняты жеванием травы, и у них нет ни времени, ни желания обращать внимание на этих странных двуногих с их абсолютно бессмысленными занятиями. В свою очередь, бегунам тоже как-то не до коров. После сорока двух километров на каждом десятом километре — контрольный пункт, и если ты не укладываешься в установленное время, тебя автоматически дисквалифицируют. Дисквалифицированных каждый год бывает очень много. С этим здесь строго. Я приехал сюда, на самый север Японии, специально, чтобы принять участие в этом забеге, и мне бы очень не хотелось сойти с дистанции на полпути. Я сделаю все, чтобы пробежать в положенном темпе.
Этот забег — один из первых ультрамарафонов в Японии. Организацией соревнования — очень ответственно и слаженно — занимаются местные жители. Принимать в нем участие сплошное удовольствие.
О первой части забега, то есть о первых пятидесяти пяти километрах до пункта отдыха, мне сказать нечего. Я просто бежал и бежал себе потихоньку — похоже на долгую пробежку воскресным утром. Я подсчитал, что если смогу бежать в постоянном темпе — километр за шесть минут, то мне понадобится десять часов. С учетом времени на отдых и еду — одиннадцать. (Потом-то я понял, что все эти расчеты — нездоровый оптимизм.)
На сорок втором километре стоит табличка «Марафонская дистанция». На асфальте белой чертой отмечено, где именно заканчивается дистанция. Я не особо преувеличу, если скажу, что с трепетом пересек эту линию. Все-таки такую длинную (гораздо длиннее марафонской) дистанцию я бегу первый раз в жизни. Это мой Гибралтарский пролив, за которым — неизведанный океан. Что там, в этом океане, какие диковинные существа — я не имею ни малейшего понятия. В каком-то смысле то, что я сейчас испытываю, сродни страху древних мореходов.
Миновав этот рубеж и добравшись до пятидесятого километра, я вдруг почувствовал себя как-то не так. Похоже, мышцы на ногах начали твердеть. К тому же я проголодался и мне хотелось пить. Я принял решение пить воду на каждом пункте, независимо от того, хочется пить или нет, но, несмотря на все мои ухищрения, жажда — как несчастливая судьба, как царица ночи с черным безжалостным сердцем — продолжала меня преследовать. Если я чувствую себя так, пройдя всего лишь половину трассы, то каковы мои шансы пробежать эти сто километров до конца?
В пункте отдыха я переодеваюсь и перекусываю тем, что дала мне с собой заботливая жена. Солнце поднялось уже довольно высоко, потеплело. Я надеваю чистую футболку и вместо трико до колен — шорты.
Кроссовки «Нью бэланс» для ультрамарафона (да-да, есть в мире и такие) меняю с сорок первого размера на сорок один с половиной. У меня начали опухать ноги, поэтому нужна обувь на пол размера больше. Небо заволокло облаками, через которые солнцу не пробиться, и я решаю снять кепку. С другой стороны, кепка спасает не только от солнца, но и от дождя — все-таки в ней теплее. Но, судя по всему, дождя тоже не предвидится. Не жарко и не холодно — идеальная погода для забега на сверхдлинную дистанцию. Я опустошил две упаковки энергетического желе, запил водой, съел немного хлеба и печенье. Потом аккуратно размялся на травке, спрыснул икры противовоспалительным спреем. Смыл с лица пот и грязь. Сходил в туалет.
На все про все ушло минут десять. За все это время я ни разу не сел. Я чувствовал, что если сяду, то