банным полотенцем и осмотрел раны, нанесенные ножницами. Кожа на бедрах была проткнута в десяти или более местах, но раны не были глубокими и уже перестали кровоточить. Еще не поздно убить ее. Она лежит перед ним, спокойная и бессильная, и оба ножа с ним, в открытой сумке, под джемпером. Кавасима коснулся одной из ее свежих ран, однако она никак не отреагировала. Она в оцепенении, решил он. Ударить ножом человека в таком состоянии — это все равно, что ударить манекен. Она наверняка даже не удосужится вскрикнуть, когда он будет перерезать ей ахиллово сухожилие, она и смерть примет с тем же отсутствующим выражением лица. «А кроме того, — подумал он, сжимая в левой руке платок, чтобы остановить кровотечение, — кроме того, она одна из нас. Родственная душа. Собираешься ли ты ударить ножом женщину, которая только что превратила в кровавое месиво собственную ногу и которая сейчас лежит перед тобой, похожая на ожившего мертвеца? Лучше отбросить эту нелепую идею. Весь план пошел наперекосяк. Мой костюм промок, на манжетах кровь. Он давно снял перчатки и оставил отпечатки пальцев всюду, где только можно. Левая рука прокушена и кровит. Невозможно будет скрыть эту рану, на ее зубах наверняка найдут клочки моей кожи. Нет, сейчас надо все заканчивать и потом начинать с нуля».
Кавасима снял рубашку и отрезал ножом длинный лоскут. Разрезав на части чистое полотенце для рук, он наложил его в качестве повязки на раны девушки, а поверх перевязал их этим лоскутом. Затем убедился, что кровотечение полностью остановилось. Переодевшись в джинсы и джемпер, он печально покачал головой: купить нож с лезвием длиной в его предплечье и использовать его, чтобы разрезать дешевенькую рубашку, а вовсе не женское ахиллово сухожилие… Глаза девушки были закрыты, ее нагая грудь медленно поднималась и опускалась. но он не мог сказать с уверенностью, что она на самом деле спит. Он вынул из шкафа одеяло и укрыл ее.
Наложив на левую кисть повязку, Кавасима снова завернул и спрятал свои ножи. Пакет получился довольно громоздким, из-за всех бумажных и картонных прокладок и неожиданно тяжелым. Надо спрятать его где-нибудь. Чем дальше, тем лучше. Это в идеале, но сейчас обстоятельства далеко не идеальные. Может быть, в один из мусорных баков перед лифтом, только на другом этаже, разумеется. Потом позвонить в садомазохистский клуб и попросить забрать девушку. Он скорее всего не будет ничего сообщать ни администрации отеля, ни полиции. Однако, поскольку полной уверенности в этом нет, да еще и неизвестно, каких типов они пришлют за этой девушкой, лучше, если в номере не будет оружия. Но убираться прочь из этого отеля Кавасима не хотел. Это потребует дополнительного времени, и сама мысль о том, что все придется начинать сначала, пугала его. Ну, если даже найдут записи, то это же не преступление. Главное, чтобы ножей не обнаружили.
Убедившись, что глаза девушки по-прежнему закрыты, он уложил свертки в полиэтиленовый мешок, запер дверь номера, положил ключ в карман и несколько мгновений постоял в нерешительности. Номер 2902 находился в самом конце коридора на двадцать девятом этаже. Длинный коридор произвел на него причудливое впечатление, и Кавасима не сразу понял, что смущавший его смутно ощутимый шум — на самом деле звук работавшего где-то телевизора. Но одно лишь чувство того, что он вышел из номера, в котором находилась эта девушка, позволило ему сбросить часть напряжения. Вероятно, именно этим объяснялось то обстоятельство, что его палец внезапно адски заболел. Рана была глубокой, и повязка из упаковочной бумаги и обрывка рубашки не очень-то способствовала остановке кровотечения.
Он медленно двигался по коридору, когда прямо перед ним отворилась дверь и оттуда вышла пожилая пара. Старики говорили между собой по-английски и были одеты так, словно только что вернулись с матча по гольфу. Кавасима проходил мимо них, опустив голову, когда женщина взглянула на него, изобразила широкую улыбку и произнесла:
— Извините, сэр!
Он чувствовал, что и она, и он уставились на пакет и на его перевязанную руку, но оказалось, что она интересуется ресторанами. В английском языке Кавасима был не особенно силен, но, кажется, она толковала ему о том, что, как ей и ее мужу рассказали, рестораны в токийских отелях ужасно дорогие. Может ли он порекомендовать какое-нибудь местечко поблизости с итальянской или континентальной кухней? Ее муж возражал ей. что об этом можно спросить у консьержа или на ресепшн в фойе, что незачем беспокоить такими вещами первого встречного, и знаками показывал Кавасиме, мол, пусть идет по своим делам и не обращает на нее внимания, но и у него на лице расплывалась широкая улыбка. Они напомнили Кавасиме одну из пожилых пар, которые можно увидеть в американском кино. Он, извиняясь, покачал головой — дескать, ничем не могу быть полезен — и пошел дальше по коридору к лифту, но наверняка пожилая пара шла тем же маршрутом вслед за ним, тихо разговаривая. «Это нехорошо — сесть в лифт вместе с ними, — думал он. — Если я сойду не на первом этаже, и не на том, где ресторан, это покажется им странным, и они, безусловно, запомнят, какой это был этаж. Если после звонка в садомазохистский клуб возникнут какие-нибудь сложности, есть вероятность, что ножи извлекут и они послужат уликой».
Кавасима остановился, делая вид, что ищет кошелек или будто что-то забыл. Когда пара прошла мимо, он пожелал им приятного вечера и двинулся назад в свой номер. Но не успел он развернуться, как увидел, что дверь номера открывается и Тиаки Санада выбегает в коридор совершенно голая. Кавасима остолбенел, полиэтиленовый пакет чуть не выпал у него из рук. Если он ускорит шаг, пожилая пара услышит его и обернется. А оглянувшись, они увидят кошмарную сцену: голая японка с повязкой на бедре ковыляет по коридору отеля. Посмотрев в их сторону, он убедился, что они ничего не заметили и сейчас свернут за угол — в зал, где находились лифты. Девушка стояла прислонившись к стене, диковато озираясь, словно не понимая, где она и куда ей бежать.
Едва пожилая пара скрылась за углом, Кавасима опрометью бросился по коридору. Он молил Бога, чтобы никакая другая дверь не отворилась, прежде чем он добежит до своего номера.
Увидев бегущего к ней человека, Тиаки вскрикнула, повернулась, чтобы скрыться, но уткнулась в стену, оцарапала колено и осела на задницу. Кавасима поймал ее, когда она пыталась уползти на четвереньках. Он нагнулся, взял ее за руки и потащил в номер. Это оказалось нелегкой задачей — волочить упирающуюся женщину, какой бы хрупкой она ни была, хотя бы несколько метров, захватив ее левой рукой, в которой он к тому же держал и полиэтиленовый пакет, а правой шарил в кармане, ища ключ. Когда девушка сопротивлялась, ручка мешка врезалась в его ладонь, и она снова начинала кровить. Каким-то образом он все же ухитрился вставить ключ в замок. Однако как раз в тот момент, когда он заходил в комнату, таща за собой девушку, он услышал, как открывается другой дверной замок где-то в коридоре. Боль в левой руке не проходила, и сердце колотилось так, словно готово было вырваться из груди.
Видел ли его кто? В любом случае звонить сейчас в садомазохистский клуб нельзя. Девушка лежала на полу и стонала.
— О-о-о-о! Больно!
Несколькими минутами раньше, очнувшись от непродолжительного сна. Тиаки обрела все свои пять чувств, и боль стала невыносимой. Ее бедро было неуклюже перемотано какой-то самодельной повязкой, и когда она встала, река крови потекла к ее ступням. Она испугалась. Опять надо ложиться в больницу. Человек, который всегда увозил ее туда, был здесь мгновение назад, — она еще помнила теплоту его рук, обнимающих ее. Какая-то липкая гадость приклеилась к ее зубам, и язык ощущал что-то вроде резиновой ленты, приставшей к нёбу. Она выплюнула нечто и стала рассматривать. Это был кусок какой-то ткани, а когда она поняла, что это человеческая кожа, то вспомнила, как кусала чью-то ладонь. Тиаки слышала, как он шептал ей на ухо: «Все в порядке, не сердись, бояться нечего». Подумать только, он успокаивал ее, а она вонзала в него зубы… Она заковыляла в ванную, постанывая при каждом шаге, но этого человека не было и там. Тиаки подняла с пола костюм матросского цвета, в котором он был, встряхнула его, и у нее вырвался вопрос: «Где ты?» Она схватила свою сумку, швырнула ее об стену, а потом выбежала в коридор. Уже в коридоре сообразила, что не одета. Дверь медленно захлопнулась за ее спиной, и едва до нее стало доходить, что обратно в номер ей не попасть, как увидела человека, бегущего в ее сторону. Погоди-ка! Это не может быть тот же самый человек: одежда на нем другая. Напуганная этой мыслью, она попыталась улизнуть, но этот человек поймал ее и приволок обратно в номер. Уже здесь она увидела рану на его руке и успокоилась: все-таки это он.
— Послушай! — сказал Кавасима, тяжело дыша. — Можешь ты понять, что я говорю?
Тиаки кивнула, глядя ему в лицо и пытаясь сосредоточиться на своих воспоминаниях. «Конечно, я понимаю, что ты говоришь, — думала она. — Ты хочешь увезти меня в больницу. Да?»
— Прежде всего, не могла бы ты одеться? Он должен покинуть этот отель как можно
быстрее. Кто-нибудь может увидеть их прямо сейчас, а у него все еще при себе ножи. Надо отвезти ее
