Химера гоготнула и завыла в воздухе над их головами.
Потом от стаи отделилась еще одна тварь и спикировала на землю.
– Они нападают по одному, – сказал Элрик каким-то отстраненным тоном, словно разглядывая насекомое в бутылке. – Они никогда не нападают стаей. Я не знаю почему.
Унай сел на землю и теперь принял форму слона с огромной головой крокодила.
– Не очень приятное сочетание, – сказал Элрик.
Земля сотрясалась под ногами надвигающейся на них твари. Они ждали ее приближения плечом к плечу. Тварь была почти перед ними…
В последнее мгновение они разделились: Элрик бросился в одну сторону, Мунглам – в другую.
Химера проскочила между ними, и Элрик вонзил ей в бок свой меч.
Меч запел чуть ли не сладострастно, глубоко погрузившись в плоть твари, которая мгновенно изменилась – стала драконом, роняющим огненный яд со своих клыков.
Но тварь получила жестокую рану, из которой хлестала кровь. Химера взвыла и снова изменила свою форму, словно подыскивая такую, в которой рана исчезла бы.
Черная кровь еще сильнее хлестала из ее бока, как будто усилия, потраченные на изменения, увеличили рану.
Тварь упала на колени, блеск исчез с ее перьев, ушел с ее чешуи, выветрился с ее кожи. Она дернула ногами и замерла – тяжелое, черное, свиноподобное существо, уродливее которого ни Элрику, ни Мунгламу не доводилось видеть.
Мунглам проворчал:
– Нетрудно понять, почему у такой твари возникает желание изменять облик…
Он поднял голову.
На них спускалась еще одна тварь.
Эта была похожа на крылатого кита с кривыми клыками и хвостом, напоминающим огромный штопор.
Приземлившись, химера изменила свою форму. Теперь она стала похожа на человека. Перед путниками оказалась огромная – в два раза выше Элрика – красивая фигура; она была обнаженной, идеально сложенной, но смотрела пустым взглядом, и изо рта у нее капала слюна, как у ребенка-дегенерата. Химера резво побежала на них, протягивая к ним руки, – так дитя тянется к игрушке.
На этот раз Элрик и Мунглам ударили вместе – по рукам твари.
Острый меч Мунглама глубоко вошел в костяшки пальцев, а меч Элрика отсек запястье, и тут унай снова изменил свою форму, превратившись сначала в осьминога, затем в огромного тигра, а потом в смесь обоих и наконец стал камнем с разверстой трещиной, в которой виднелись белые щелкающие зубы.
Путники в недоумении ждали продолжения атаки. У основания камня они увидели струйку крови. Это навело Элрика на одну мысль.
С неожиданным криком он подпрыгнул, подняв меч над головой, а потом обрушил его на вершину камня – тот раскололся на две части.
Черный меч испустил какое-то подобие смеха, когда раздвоенный камень, сверкнув, превратился в свиноподобное существо, разрубленное на две половины; его внутренности и кровь расползались по земле.
Затем из-за пелены снега появился еще один унай – тело его сверкало оранжевым цветом, а видом своим он напоминал крылатую змею, завившуюся тысячью колец.
Элрик ударил по кольцам, но те двигались слишком быстро.
Другие химеры наблюдали все это время, как Элрик и Мунглам разделывались с двумя их товарищами, и смогли воочию убедиться, насколько те хорошо владеют искусством боя.
Кольчатая химера обвила тело Элрика, руки которого тут же оказались прижатыми к бокам. Он почувствовал, как тело его отрывается от земли, и в этот момент следующая химера, принявшая такую же форму, бросилась на Мунглама, намереваясь применить против него ту же тактику.
Элрик приготовился умереть, как умер до этого его конь. Он только молился о легкой смерти, а не мучительной – от рук Телеба К’аарны, который грозил предать Элрика медленной смерти.
Чешуйчатые крылья мощно рассекали воздух. Морда летающей твари приблизилась к голове Элрика.
Он испытал приступ отчаяния, поняв, что его и Мунглама быстро несут на север над бесконечной степью Лормира.
Не было сомнений – в конце этого путешествия их ждет Телеб К’аарна.
Глава третья
Бескрайнее небо наполняется перьями
Опустилась ночь, а химеры, не зная устали, продолжали свой полет; их тела чернели в белизне падающего снега.
Никаких признаков усталости колец не чувствовалось, хотя Элрик и пытался раздвинуть их. Он крепко держал свой меч и напрягал разум в поисках какого-нибудь средства, которое позволило бы победить этих монстров.
Если бы только нашлось какое-нибудь заклинание…
Он старался не думать о Телебе К’аарне, о том, что он сделает с ним, если только унаев на них действительно напустил колдун.
Колдовские способности Элрика были связаны главным образом с его умением управлять различными элементалями воздуха, огня, земли, воды и эфира, а также разными представителями земной флоры и фауны.
Он решил, что единственная его надежда – на Филит, повелительницу птиц, которая обитала в мире, расположенном за пределами измерений Земли, однако Элрик никак не мог вспомнить нужное заклинание.
Но даже если бы он и вспомнил его, он сначала должен был определенным образом настроить свой ум, вспомнить правильные ритмы, точные слова и интонации, и только после этого можно было обращаться за помощью к Филит, потому что вызвать ее было столь же трудно, как и переменчивого Ариоха, – и уж гораздо труднее, чем любого другого элементаля.
Сквозь падающий снег он смутно различил голос кричавшего что-то Мунглама.
– Что ты хочешь, Мунглам? – крикнул Элрик в ответ.
– Я только… хотел узнать… жив ли ты еще, друг мой Элрик?
– Да… Едва…
Лицо у него свело от холода, доспехи обледенели. Тело его мучительно болело под давлением колец химеры и от лютого мороза, царившего на такой высоте.
Они летели все дальше и дальше сквозь северную ночь, и Элрик пытался расслабиться, погрузиться в транс и найти в своей памяти древнее знание предков.
На рассвете тучи рассеялись, и красные солнечные лучи проникли в белизну снега, растеклись, как кровь по булату. Внизу, насколько хватало глаз, простиралась степь – огромное, от горизонта до горизонта покрытое снегом пространство, а вверху небеса были как синеватая корка льда, в которой красной полыньей сверкало солнце.
Неутомимые химеры продолжали полет.
Элрик пытался вывести себя из полузабытья, в котором пребывал его мозг, и молился своим ненадежным богам, чтобы те помогли ему вспомнить нужное заклинание.
Его губы смерзлись. Он облизнул их, ощущая вкус льда на языке. Он разомкнул губы, и в рот ему хлынула струя горьковатого воздуха. Он закашлялся, поднял голову. Его малиновые глаза засверкали.
Он заставил свои губы произносить странные звуки, выкрикивать насыщенные гласными слова высокого наречия древнего Мелнибонэ – речи, малопригодной для человеческого языка.
– Филит, – пробормотал он и принялся распевать заклинание. Он пел, а меч становился теплее в его руке, посылая в тело заряды энергии, и необычное заклинание громко звучало в холодном небе:
