обнажил Буреносца.
Уэлдрейк встал рядом с ним.
— Ее больше нет, мой друг. Никого больше нет. Вам не с кем сражаться.
Эльрик медленно кивнул. Он вытянул клинок перед собой, затем прижал его к вздымающейся груди, другой рукой касаясь кончика лезвия, где вспыхивали и гасли таинственные руны.
— У меня нет выбора, — прошептал он. — Любая опасность лучше той судьбы, что уготовил мне отец…
И, выкрикнув имя своего покровителя, Владыки Хаоса, взмахнув мечом, он бросился вниз с безумной песней на бескровных устах…
Последним, что заметил Уэлдрейк, был полный непостижимой уверенности взгляд алых глаз императора-чародея, стремительно уносившегося прочь, а пылающую бездну Преисподней…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Эсберн Снар, северный оборотень
О тролле по сей день слагают песни На море Северном, под полною луной. И моряки клянутся: в день воскресный Им слышно, как он ссорится с женой. А на холме — о, краше нету места! Всем виден им воздвигнутый собор, Где первым к алтарю привел невесту Злодея обманувший Эсберн Снорр.
Глава первая
О сделках со сверхъестественными силами и об их последствиях
Эльрик падал сквозь столетия страданий, тысячелетия человеческой боли и отчаяния; он падал, сжимая меч, полыхавший, точно путеводная звезда, падал в самое сердце Хаоса, в смешение красок и видений, в какофонию звуков, сквозь образы лиц, городов и миров, искаженных безумием, распадающихся и возникающих вновь; ибо здесь, в царстве Хаоса властвовал закон вечных изменений.
Он был один.
Внезапно все вокруг застыло. Он ощутил твердь под ногами — хотя то был всего лишь обломок гранита, парящий в полыхающей бесконечности, где сливались, перетекая друг в друга, вселенные, и каждая была лишь полоской света в спектре, единственной гранью иной реальности. Он словно оказался внутри необычайного кристалла, столь чудовищного в своем отчаянном совершенстве и непостоянстве, что взор смертного отказывался вместить увиденное, и делался слеп ко всему, что его окружало, кроме слепящего, мерцающего света, оттенков которого он не в силах был бы назвать, чьи ароматы казались ему смутно знакомыми, а голоса обещали ужас и утешение и не были голосами смертных. Принц-альбинос зарыдал, покоренный и беспомощный, силы оставили его, меч обратился в бесполезный кусок железа, впустую оттягивавший руку: И тогда ласкающий, насмешливый голос донесся из-за пламенной завесы:
— Как ты отважен, о любимейший из моих рабов! Бесстрашный воитель Непостоянства, где же душа твоего отца?
— Сие мне неведомо, владыка Ариох. — Эльрик почувствовал, как сердце его заледенело, обращаясь в песчинку, готовое остановиться навсегда. Еще мгновение — и его прошлое и будущее обратятся в пыль, не оставив даже воспоминания… Но Ариох уже понял, что он не солгал ему. И холод отступил. Альбинос вздохнул с облегчением.
Никогда еще его покровитель не был столь нетерпелив. Что же стряслось в Высших Мирах, что так взволновало их властителей?
— О смертный, ты мне всех дороже, мой славный лакомый кусочек…
Эльрику было не привыкать к сменам настроения своего хозяина, но они не переставали страшить и зачаровывать его. Душа его жаждала любой ценой заслужить похвалу Владыки Ада. Он был готов отдаться на вечную милость Ариоха, сколь бы непредсказуема та ни была, претерпеть любые пытки, коим тот соизволит его подвергнуть, — такова была власть небожителя над своим рабом. Он обольщал и зачаровывал, опекал и пленял, в руках его была безграничная власть над бессмертной душой.
И все-таки, даже теперь, в самом потаенном уголке разума Эльрика жила вера в то, что придет день — и он сумеет навсегда избавить мир от богов… если только один из этих богов по прихоти своей в этот самый миг не задует жизнь его, точно свечу. Здесь, в родной стихии, Ариох был всесилен, и никакие союзы, им заключенные, никакие обещания не имели значения и смысла; здесь, в своем герцогстве, он не нуждался в союзниках, не соблюдал клятв и требовал лишь немедленного повиновения от всех своих слуг, смертных и бессмертных, иначе им грозила немедленная и жестокая гибель.
— Говори, сладкий. Что привело тебя в мои владения?
— Чистая случайность, владыка Ариох, как мне кажется. Я упал…
— Ax, упал! — В тоне, каким, это было произнесено, крылась недоступная Эльрику бездна потаенных смыслов. — Ты упал.
— В пропасть между мирами — такую мог сотворить лишь один из Высших Владык.
— Да. Ты упал. Это был Машабек!
Эльрика охватило бессмысленное облегчение, когда он понял, что ярость Повелителя Преисподней направлена не на него. Теперь он понял, что произошло; Гейнор Проклятый был слугой графа Машабека, главного соперника Ариоха…
— В Стране Цыган остались твои рабы, мой господин?
— Этот мир, похожий на Лимб, принадлежал мне. Полезная игрушка многие пытались взять над ним власть. Машабеку это не удалось, и он уничтожил его…
— По собственной прихоти, мой господин?
— Чтобы угодить какой-то корыстной твари, насколько я могу понять…
— То был Гейнор, мой господин.
— Гейнор? Так он теперь тоже играет в эти игры?
Повисло гнетущее молчание. Покровитель Эльрика о чем-то размышлял. Прошло мгновение — или год, — герцог Ада вновь подал голос, теперь уже почти весело:
— Ну что же, мой сладкий, ступай своей дорогой. Но помни, что твоя душа принадлежит мне, как и душа твоего отца. И та, и другая — в моей власти. И ту, и другую я должен получить, ибо таков наш древний уговор.
— Куда же мне идти, господин?
— Как куда? Конечно, в Ульшинир, где три сестры скрылись от своего пленителя. Сейчас они на пути домой.
— В Ульшинир, мой господин?
— Не бойся, ты отправишься туда со всеми удобствами и ни в чем не будешь знать нужды. Воистину, я добр к моим слугам. И даже твоего раба я, пожалуй, пошлю вслед за тобой. — И в тот же миг владыка Высших Миров отвлекся на иные дела, ибо не в природе герцога Хаоса было надолго задерживать внимание на чем-то одном, если только то не был вопрос чрезвычайной важности.
Огни погасли.
Эльрик по-прежнему стоял на обломке скалы, но теперь обломок этот лежал на вершине вполне реального холма, откуда открывался вид на небольшую долину, поросшую травой и усеянную кусками песчаника. С небес сыпал мелкий, колючий снег. Воздух был свежим и бодрящим, обжигающехолодным, и альбинос с наслаждением растер лицо и руки, словно тщась оттереть грязь, въевшуюся в кожу, после пребывания в Преисподней.
Приглушенное бормотание послышалось откуда-то снизу, и, опустив глаза, Эльрик увидел у самых ног
