Принц Гейнор Проклятый взвыл от затаенной тоски и боли, ибо, подобно Эсберну Снару, он не принадлежал ни к живым, ни к мертвым.
И тогда, верхом на эктоплазменном шаре, где рычал и царапался граф Машабек, появился обнаженный златокожий юноша, воплощенная греза Аркадии, чья краса была слаще меда, нежнее сливок, а злые глаза сверкали, полные безумия и яростной жестокости.
Ариох захихикал. Затем ухмыльнулся. И помочился на вспучившуюся мембрану, под которой его соперник, плененный силой тысячи солнц, ярился и грохотал, беспомощный, точно ласка в силках.
— Безумный Джек Поркер опять схватил калеку, прямо мозги ему вышиб, прямо до смерти забил… Жадный Поркер, Жадный Поркер, а ну подвесь его за хвостик… Сидите смирно, милый граф, умоляю, чтобы я мог устроиться поудобнее. До чего же вы невоспитанный демон, сударь. Я всегда это говорил… Хи-хи-хи… Чуете, как пахнет сыром, сударь? У вас что, с собой лед, Джим? Хихи-хи…
— Как я, сдается, имел случай заметить ранее, — обратился альбинос к застывшему столбом Гейнору, — не всегда самые могущественные сущности оказываются на поверку самыми умными, здравомыслящими или хотя бы благовоспитанными. Чем ближе узнаешь богов, тем больше убеждаешься в этом… — И повернулся спиной к Ариоху и его часам в надежде, что его демоническому покровителю не придет в голову стереть своего слугу в порошок именно сейчас. Он знал, что пока эта искорка самоуважения тлеет в нем, ничто не способно сломить его дух. Он ценил ее превыше всего, чем владел; кто-то, возможно, назвал бы ее бессмертной душой.
И все же с каждым словом, с каждым движением он содрогался и все больше слабел, изнывая от желания крикнуть Ариоху, что он его раб навеки, что он готов выполнить любое его желание и принять любую награду… Но даже это ничего бы не изменило. Владыка Преисподней по своему капризу мог уничтожить его и тогда, и сейчас.
В одном Эльрик был уверен твердо: если согнуться перед силой, которая на тебя давит, она тебя сломает. Самый здравый и разумный путь — это сопротивляться до последнего. Ему придавало сил это знание, его ненависть к любой несправедливости и вера в то, что смертные способны жить в гармонии друг с другом и при этом не уходить от мира — он видел это в Танелорне. Это то, что он хранил в неприкосновенности в своей душе, и потому Хаос не мог вобрать его целиком — но это означало также, что груз всех совершенных преступлений лежал на его совести, и день и ночь он был вынужден жить, помня о тех, кто пал от его руки. Должно быть, именно этой тяжести не сумел вынести Гейнор. Но сам он предпочел бы сгибаться под тяжестью собственной вины, нежели под тем бременем, что избрал себе Проклятый Принц.
Он вновь повернулся взглянуть на эти жуткие часы — воистину, жестокую шутку сыграл Ариох над своими рабами и над поверженным соперником! — и все в душе его взбунтовалось. Он не понимал, как можно быть столь бездумно несправедливым, испытывать наслаждение от чужих страданий и унижений, как можно настолько презирать все сущее, включая себя самого… Цинизм поистине космических масштабов!
— Ты отыскал мне душу твоего отца, Эльрик? Где то, что я велел тебе найти, мой сладкий?
— Я ищу ее, владыка Ариох. — Альбинос знал, что его покровитель еще не до конца проявил свою сущность в этом новом мире. Сила демона была здесь куда меньше, чем в его собственном царстве, куда отважился бы сунуться лишь самый безумный из магов. — А когда я ее найду, я отдам ее отцу. Дальше решать вам с ним вдвоем.;
— Как ты осмелел, мой славный маленький горностай! Но скоро и этот мир станет моим — и тогда берегись! Не зли меня, милый. Придет время, и ты станешь покорен мне во всем!
— Возможно, о Владыка, но время это еще не пришло. Я не стану больше заключать с тобой сделок. И, думаю, тебе проще оставить все по-старому, чем лишиться моей помощи насовсем.
Ариох, рыча от ярости, замолотил кулаками по эктоплазменному шару, внутри которого бесновался от хохота граф Машабек. Герцог Преисподней взглянул вниз, где трудились тысячи и тысячи несчастных, каждый из которых своими безупречно точными движениями поддерживал жизнь остальных, и, ухмыляясь, сделал вид, что вот-вот ткнет длинным золотистым пальцем в одного из рабочих, угрожая обрушить все сооружение.
Затем он взглянул на застывшего в неподвижности Гейнора Проклятого.
— Найди мне этот цветок, и я сделаю тебя Рыцарем Хаоса, и от нашего имени ты станешь править тысячами миров.
— Я отыщу цветок, господин, — отозвался Гейнор.
— Тебя же, Эльрик, мы примерно накажем, — продолжил Ариох. — Прямо сейчас. И тогда Хаос воцарится в этом мире навсегда.
Золотистая рука потянулась к альбиносу, вытягиваясь и все увеличиваясь в размерах. Но Эльрик привычным движением обнажил рунный меч и вскинул его с победным кличем, призывая всех обитателей мира Нижнего, Срединного и Высшего прийти к нему, броситься на него, напитать клинок и его хозяина, хотя хозяином его он едва ли являлся, ибо меч принадлежал лишь себе самому и лишь себе одному был верен, хотя и зависел от Эльрика не меньше, чем Эльрик от него для поддержания своей жизни. Это странное родство, куда более загадочное, чем могли себе вообразить даже лучшие умы, сделало альбиноса избранным детищем Рока, но оно же лишило его всякой надежды на счастье.
— Это невозможно! — Ариох отпрянул в ярости. — Сила не должна идти против силы! Не сейчас! Только не сейчас!
— Во множественной вселенной существуют и иные силы, кроме Закона и Хаоса, мой господин, — спокойно заметил Эльрик, не опустив меча. — И среди них есть и твои враги. Так что не гневи меня слишком сильно.
— О, опаснейшая и отважнейшая из моих душ, не зря я избрал тебя среди прочих смертных, дабы править во имя мое, силой моей. Целые миры склонятся пред тобой, Эльрик… Сферы будут покорны твоей воле. Любые удовольствия. До бесконечности. Без всякой платы и последствий. Вечное наслаждение, Эльрик!
— Я уже говорил тебе, что думаю о любой бесконечности, мой господин. Может статься, однажды я решу вручить тебе свою судьбу. Но пока…
— Я могу лишить тебя памяти. На это я еще способен!
— Лишь отчасти, Ариох. Но над снами даже ты не властен. А во сне я помню все. Однако с этой беготней из мира в мир, из Сферы в Сферу, из вселенной во вселенную реальность мешается с грезами, воспоминания с мечтами. Да, ты можешь лишить меня разума, мой господин. Но не души.
Обезумевший Машабек внезапно заквохтал:
— Гейнор! — Лишь сейчас взор его упал на бывшего слугу. — Вызволи меня отсюда, и награда превзойдет все ожидания!
— Смерть, — неожиданно подал голос Проклятый Принц. — Смерть, смерть, смерть — вот все, чего я жажду. Но ни один из вас не желает дать мне ее!
— Потому что мы слишком ценим тебя, дорогой… - пропел медово-сладкий юноша, вскинув голову. — Я — Хаос. Я — все. Я — владыка Нелинейности, капитан Свободных Частиц и величайший гений Энтропии! Я — ветер из ниоткуда и вода, что размывает миры, я — повелитель Бесконечных Возможностей! Что за блистательные перемены расцветут на лике мира, что за странные браки будут освящены жрецами Преисподней, как чудесно и прекрасно это будет, Эльрик. Ничего предсказуемого. Единственная справедливость во вселенной — ведь все, даже боги, подвластны случайности рождения и смерти! Вечные перемены. Непреходящий кризис мироздания!
— Боюсь, я слишком долго жил в Молодых Королевствах, — отозвался Эльрик негромко, — и твои соблазны не трогают меня. Как не пугают и угрозы. Мы с принцем Гейнором шли своим путем. И, если ты желаешь, чтобы я и дальше служил тебе, лучше отпусти нас обоих.
Ариох заерзал на податливом шаре, и в голосе его прозвучала обида:
— Проклятый может идти дальше. Тебя же, о непокорный, я не могу покарать напрямую, но обещаю, что задержу насколько смогу, чтобы сей более достойный доверия слуга мог достичь цели первым. Его я награжу щедрее, чем обещал Машабек, — я дарую ему истинную смерть.
Из-под шлема Гейнора донеслись рыдания, и он упал на колени.
Ариох поднял руки, в которых оказались два золотых молота. Черты его юного лица исказились
