которая существует только в этой местности?..
— Их души… — начала она снова.
Я прервал ее.
— Опять абстракции…
— Я пытаюсь вам объяснить, — сказала она.
— Милостивая госпожа, вы не даете мне объяснения.
— Я уже дала вам объяснение, как сама это понимаю. Довольно тяжело…
— Вы и вправду говорите о болезни? Или нет? Могу гарантировать, что если вы не скажете конкретно, я не останусь здесь ни на минуту, так как не буду знать, что мне угрожает.
— Как вам будет угодно, — сказала она.
— Существуют вещи, перед которыми я испытываю страх, но если дело касается чумы, то это именно то, чего я всегда опасался. С другой стороны, я верю в свою счастливую звезду, в то, что я везуч, так как до сих пор болезнь меня миновала, поэтому вы должны знать, что я не сойду с этого места, не узнав, что здесь происходит. Скажите мне. Вы имеете в виду болезнь?
— Ах, — вздохнула она, когда наконец стала понимать, про что я ее расспрашиваю. — Может быть и так, как вы говорите.
— Но вы совсем не согласны со мной. — Я сделал несколько шагов в ее сторону.
Она замолчала. Должен ли я предполагать, спросил я себя, что признаки тяжелейшего заболевания, которое поразило ее слуг, еще не проявились на нас, но скоро станут заметны. Предчувствие чего-то нехорошего закралось мне в душу.
— Как долго вы уже живете в этом замке? — спросил я.
— Я бываю здесь только наездами.
Этот ответ заставил меня подумать, что она, возможно, обезопасила себя от того, что я подозреваю. А раз она не беспокоится по этому поводу, то и мне не престало пороть горячку. Такие мысли меня успокоили.
Она села на кушетку. Солнечный свет струился через вставленный в оконную фрамугу витраж, изображавший Диану на охоте. Только теперь, впервые за все время пребывания в замке, я заметил, что здесь нет ни единого христианского символа — ни одного распятия, ни единого изображения Иисуса, никаких икон или фресок с изображениями святых. Статуи, декорации на настенных гобеленах и занавесях — все было языческим.
— Когда был построен этот замок? — Я стоял перед окном и водил пальцем по линиям стыка разноцветных стекол витража.
— Думаю, он очень стар. По меньшей мере несколько столетий назад.
— Он очень хорошо сохранился.
Она знала, что мои вопросы не имели цели и не были особенно умными. Но я хотел больше знать о владельце и о странной таинственной болезни, поражающей обитателей этого места.
— Ну что ж, понятно, — сказал я.
Я снова почувствовал напряжение и заволновался.
Я спустился в винный погреб и с вином вернулся обратно. Когда она передавала мне кубок, я заметил, что она не носит обручального кольца.
— У вас нет повелителя, милостивая госпожа?
— Есть один, — ответила она, глядя мне прямо в глаза, будто я выпытывал у нее самое сокровенное. Чтобы загладить неловкость, вызванную этим вопросом, она пожала плечами. — Да, у меня есть повелитель, капитан.
— Но это не фамильный замок?
— Ах, да. Фамилия? — Она приняласьочень мило смеяться, и на ее лице появилось выражение облегчения. — Замок принадлежит моему повелителю уже долгие годы.
— Но он не всегда принадлежал ему?
— Нет. Он, я думаю, владел им всегда.
— Военный трофей?
Она покачала головой.
— Ваш муж игрок и играет на недвижимое имущество? Он принимает участие в этой войне?
— О да. — Ее поведение снова изменилось. Она стала дружелюбной. — Не хочу вас держать в неведении, капитан Фон Бек. — Она засмеялась, и снова был какой-то намек на беспомощность в ее поведении. — Я совсем не настроена говорить на эту тему.
— Пожалуйста, простите мне мою грубость, — нарочито холодно сказал я.
— Будьте спокойны, капитан, вы не были грубы. — Тихо произнесла она. — Для мужчины, который находит в ужасах войны свою прелесть и принимает участие в военных действиях, вы выглядите очень культурным и воспитанным.
Я поднес кубок к губам.
— Приятно, что вы так думаете. Но по сравнению с вашими слугами я, видимо, выгляжу значительно лучше, чем я есть на самом деле.
Она улыбнулась. Ее кожа порозовела. Я вдыхал запах роз. Мне стало так тепло, будто солнечный свет, пройдя сквозь стекло, упал на меня. Я знал, что я хочу Сабрину, как никогда дотоле не хотел ни одной женщины.
Однако воспитание оставляло мне желать ее только мысленно. За многие годы я научился подавлять свои чувства и был готов уничтожить это желание в себе.
— Когда вы собираетесь вернуться к своим слугам? — Я снова приложился к вину. — По вкусу оно было лучше, чем любое другое стольких же лет выдержки из найденных мной здесь. Потом я снова внимательно оглядел ее и понял, что все мои желания внезапно могут стать реальностью.
Она облизнула губы, прежде чем ответить.
— Можно сказать, что вы — кредитор моего господина.
— Вашего мужа? Вы действительно так думаете? Но вы даже не открыли мне своего имени, — сказал я очень весело.
— И это правильно. — Она откинула волосы со лба.
— Вы не хотите назвать своего имени?
— Сейчас? Нет.
— Он ожидает вас здесь? — Я пригубил вино.
— Да, — ответила она.
— Он что, следит за вами? — Меня это возмутило и поколебало.
— Нет. — Трагедия, вызывавшая несомненное отсутствие радости, на секунду отразилась на ее лице.
— В таком случае, у вас с ним сделка? — спросил я и при этом придвинулся ближе.
— Да. — Она, мне показалось, тоже немного пододвинулась ко мне.
Казалось, что она испытывает такую же тягу ко мне, как и я к ней, но было бы слишком хорошо получить после всех вопросов еще и ее любовь.
Некоторое время я молчал.
— Могу ли я узнать, какую сделку с ним вы заключили?
Она повеселела, но конечно, же, ее настроение не могло так быстро улучшиться.
— Отличную от вашей, капитан. — Она сделала неопределенный жест.
— Но вы же понятия не имели, что я здесь остановился?
Она опустила глаза.
— …Или вы знали об этом? — продолжил я. — Вполне могло быть, что незамеченный мною слуга вашего мужа сообщил вам обо мне.
Проигнорировав мое последнее замечание, она сказала:
— Я искала храброго мужчину. Мужественного и бесстрашного человека.
— И, разумеется, эти качества присущи вашему господину? Верно?
Она с вызовом посмотрела на меня.
— Как вам будет угодно.