они сжимали еловые шишки. Такие же шишки топорщились у них в карманах и за пазухой.
— Ну вы, мальцы! — строго сказал Федя. — Поиграли и хватит. Давайте нашу одежду.
— Она уже в штабе, — сообщил Петька. — А теперь мы и вас туда доставим.
— Нет, ты видал? — возмутился Федя. — Тоже мне вояки! За «синих» нас приняли.
— Я ж тебе говорил, — шепнул Саша приятелю. — Выследят они нас. — И он примиряюще обратился к Петьке — Слушай, мы же не играем… И не «синие» мы и не «красные». Мы к Клаве Назаровой пришли по делу. Ну, принеси нам одежду, будь друг.
— Кто вас знает, зачем вы здесь, — буркнул Петька. — Ходят тут, высматривают… А может, вы… Да что там говорить много, пошли в штаб! Там разберутся.
— Слушай, Свищ, я тебе сейчас навешаю! — пообещал Федя.
Петька кинул быстрый взгляд на свою команду. Пионеры достали из карманов ещё по нескольку шишек и принялись окружать приятелей.
— Ладно, не хорохорься! — удержал Саша Федю за руку. — Ещё шишками закидают. Пошли лучше с ними… Всё равно нам одежду выручать надо. — И он, ухмыльнувшись, поднял руки. — Глаза завязывать будете?
— Можете так идти, — разрешил Петька.
Поводив Федю с Сашей изрядное время по кустам, Петькина команда наконец доставила их в штаб.
В брезентовой палатке, замаскированной зелёными ветками, находилось всё воинское начальство «красных». Здесь же была и Клава.
Петька доложил о поимке неприятельских разведчиков.
И когда он, получив благодарность за смелость и находчивость, вышел из палатки, Клава залилась таким озорным смехом, что даже строгие, сосредоточенные командиры «красных» заулыбались.
— Да вы… вы прямо находка для нас, — говорила она сквозь смех Феде и Саше. — И бдительность ребята сумели проявить, и смекалку, и смелость. Это, пожалуй, самая удачная операция в сегодняшней игре. И откуда вы только появились так кстати?
— А мы, Клаша, за тобой, — сконфуженно признался Федя. — Завтра выпускной вечер в школе. Тебя ждут все…
— И ещё одно дельце есть, — сказал Саша. — Поговорить бы надо.
— Обязательно поговорим. Вот только военная игра закончится, — кивнула Клава. — А пока одевайтесь и посидите здесь.
Варя Филатова
Оставив лагерь на своего заместителя, Клава добралась с попутной машиной до города, зашла домой, переоделась и отправилась на выпускной вечер.
Вот и школа. Окна распахнуты, из классов доносятся голоса, взрывы смеха, в пионерской комнате репетируют оркестранты. Входная дверь почти не закрывается. С букетами цветов стайками влетают в неё разнаряженные девушки. Чувствуя себя в новых костюмах неловко, стеснённо, протискиваются в дверь юноши. Улыбаясь и любезно уступая друг другу дорогу, чинно входят родители.
И кругом вездесущие мальчишки младших классов, для которых выпускной вечер, пожалуй, более важное событие, чем для самих выпускников. Они липнут к окнам, гроздьями нависли на ограде, толпятся у входной двери, и кое-кто из особенно предприимчивых уже успел проскользнуть внутрь здания. Но проходят считанные минуты, и школьный сторож Ерофеич, «второй директор», как его зовут ребята, бережно, но твёрдо выпроваживает предприимчивых на улицу.
— Каждому овощу своё время! — назидательным тоном говорит он. — И правила арифметики надо помнить. Ежели ты в третьем классе, то приходи на выпускной вечер через семь лет, а ежели в четвёртом — то через семь минус единица.
Клава невольно улыбнулась: как ей всё это памятно!
Совсем недавно и она вот так же, с волнением прижимая к груди букет полевых цветов, вместе с подругой Варей Филатовой входила в эту самую школу на выпускной вечер.
Так же играла музыка, чинно входили в дверь выпускники, тщетно рвались в школу мальчишки младших классов.
«Интересно, пригласили Варю на выпускной или нет?» — подумала Клава. Не входя в школу, она повернула обратно и направилась к подруге, — какой бы праздник ни был, Клава не умела проводить его без Вари.
Варя Филатова жила в маленьком деревянном домике недалеко от школы. Клава привычным жестом нащупала щеколду в двери, миновала полутёмные сени и вошла в комнату.
Варя в лёгком цветастом халатике сидела на корточках и мыла в большой оцинкованой ванне двухгодовалую дочку. Пухлая розовая девочка со смешными завиточками волос на затылке невозмутимо занималась своими делами: то погружала в воду целлулоидного жёлтого утёнка, то энергично шлёпала ладошкой по воде или начинала барабанить погремушкой о жестяную стенку ванны.
— Ой, Олюшка! Купается! — вскрикнула Клава. — Дай я её потискаю…
Она сбросила с себя лёгкую жакетку и, встав на колени рядом с Варей, потянулась к девочке.
— Как это — потискаю? — Варя с деланной строгостью отстранила подругу. — Что она тебе, игрушка резиновая? Олечка у нас человек живой, самостоятельный. Правда, доченька?
Оля, как видно, вполне согласилась с матерью, издала какой-то воинственный клич и так резво ударила ладошкой по мыльной воде, что облила Клаве новую юбку.
— Вот это по-нашему, — улыбнулась Варя и, окатив девочку тёплой водой из кувшина, скомандовала Клаве: — Назарова, работай!
Схватив со стула сухую махровую простынку, Клава приняла на руки мокрую, скользкую девочку и принялась растирать её сбитое, упругое тельце.
— Ой, Олюшка! Лапушка моя, колосочек!
— Слушай, Клава, ты три да знай меру, — остановила Варя, ревниво следившая за подругой. — И, пожалуйста, без этих спортивных захватов.
— Да нет… Я нежненько, — продолжала ворковать Клава. — Пухленькая моя, сдобочка. Я ж тебя сто лет не видела!
— Сто не сто, а с месяц не видела. Да и меня тоже, — с лёгким упрёком заметила Варя.
— Неужто с месяц? — всполошилась Клава. — Время-то как летит. Совсем я закружилась. Конец года, экзамены у ребят, сборы в лагерь…
— А когда у тебя по-другому было? — усмехнулась подруга. — Помнишь, в школе ещё обижалась: «И почему это в сутках только двадцать четыре часа…»
— Это правда, не хватает мне времени, — вздохнула Клава, передавая девочку Варе. — А ты как живёшь?
— Живу, не тужу, — сдержанно ответила подруга. — Отработаю своё в типографии да поскорее домой, к ней вот. — Она влюблённо прижалась к дочке лицом.
— А он как? Пишет? — осторожно спросила Клава, показав глазами на стену, где обычно среди других фотографий висела карточка смазливого молодого человека, Вариного жениха. Но сегодня фотографии не было.
— Он бы писал, да, видно, чернила высохли, — невесело усмехнулась подруга. — Как это поётся: «Мил уехал, мил оставил мне малютку на руках…» Да и не нужны мне его письма, раз у человека сердце засохло. Проживу и без него…
Клава с тревогой покосилась на подругу: рослая, стройная, большеглазая — такую бы только и любить! А вот надо же: человек два года ходил влюблённым, а потом, испугавшись ребёнка, скрылся из города.
Зная, как подруге тяжело вспоминать о своём незадачливом увлечении, Клава постаралась переменить тему разговора и пригласила Варю на выпускной вечер в школу.
