грузовики, мчались мотоциклисты. Кое-где зияли воронки от фугасок. При въезде на мост стоял часовой, и он долго и сосредоточенно проверял Клавины документы.
Грузовики с пионерами остановились около райкома комсомола. Здесь ребят поджидали родители. Многие из них прямо из райкома увозили детей на станцию.
Клава смотрела вслед пионерам, и сердце её сжималось: куда забросит их судьба, встретится ли она ещё когда-нибудь со своими питомцами?
Подошла группа девочек.
— Клава Ивановна, мы хотим вам сказать… — заговорила полненькая и розовощёкая пионерка, первая лагерная привереда и капризница, попортившая Клаве немало крови. — Хотим сказать… Мы… Ну не все, конечно, а отдельные девочки… Мы плохо себя вели, Клава Ивановна. Одна капризничала — обед ей не нравился, другая часто опаздывала на линейку… вы не сердитесь, Клава Ивановна… Мы вас всё равно не забудем, никогда не забудем… — Девочка, уткнувшись подруге в плечо, вдруг заплакала.
— Ну, ну, зачем же так?.. — Клава обняла девочку. — Давайте лучше попрощаемся… Живите, девочки, смело, честно, где бы ни были, не забывайте, что вы носите красный галстук.
— Мы вам писать будем! — сказала другая девочка. — Вот только куда? На фронт или в тыл?
— Не знаю, пока ничего не знаю. Надеюсь, что встретимся после войны.
В стороне, наблюдая за Клавой, с рюкзаком на спине стоял Петька Свищёв. Он был недоволен вожатой. Ещё бы, она почти согласилась с его планом создать истребительный отряд, а вместо этого привезла всех пионеров в город, под крылышко родителей.
Распрощавшись с девочками, Клава подошла к мальчугану.
— Сердишься на меня?
— Чего мне сердиться! — буркнул Петька. — Понимаю, война… Вишь, как все драпают…
— Почему же драпают? Просто эвакуируются. Временно. Подальше от бомбёжек. А ты разве никуда не поедешь?
— А зачем? — потупился Петька и, помолчав, с недетской озабоченностью спросил: — А это правда, что фашист придёт? Сюда вот, в Остров? А? Клава Ивановна?
Клава вздрогнула. Она бы и сама отдала невесть сколько, только бы знать, что будет с Островом, с Россией. Враг уже захватил почти всю Прибалтику, рвётся к границам Псковской области. Но Клава всё же верила, что вот-вот его остановят и погонят обратно.
— Что ты, Петя! — заговорила она с обидой. — Кто же допустит фашистов до Острова? Это… это дичь какая-то! Нет! Никто не допустит. Ты же знаешь, какие наши бойцы сильные да храбрые…
— Знаю, — обрадовался Петька. — Вот я никуда и не поеду. Да и нельзя мне. У меня мамка больная, с постели не встаёт… — Он вновь помолчал и вдруг вскинул на Клаву свои зеленоватые, по-мальчишески лукавые глаза. — Клава Ивановна, помогите мне… Скажите, где надо… в райкоме… в военкомате, чтобы меня в истребительный батальон записали. Я не побоюсь… Я стрелять умею.
— Как же я могу? — растерялась Клава. — Я ещё сама ничего не знаю.
— Вы всё можете, всё! — воскликнул Петька. — Вы только скажите, поручитесь за меня…
— Ну хорошо, хорошо. Постараюсь всё узнать, — согласилась Клава. — Заходи ко мне домой.
Сестра
Распрощавшись с пионерами, Клава пришла домой. Её встретила заплаканная, с опухшими глазами мать.
— Наконец-то! Заявилась! Тебя там с твоими пионерами немцы ещё не захватили?
— Какие немцы, мама?
— Ну, те самые, что отца в первую войну всего изрешетили… Лезут и лезут они на чужое. Ты там в лагере не знаешь ничего, а через Остров столько беженцев идёт! Из Литвы бегут, из Латвии. Лютует, говорят, немец, всё палит, грабит. Скоро и до нас доберётся.
Клава настороженно оглядела комнату. Гардероб был распахнут, сестрина постель не убрана, на стуле стоял раскрытый чемодан.
— А где Лёлька?
— Ох, Лёлька! — тяжко вздохнув, Евдокия Фёдоровна опустилась на лавку и поднесла к глазам платок. — На фронт она уезжает.
— Лёля? На фронт?! — поражённая Клава даже отступила назад. — Её что, в военкомат вызывали?
Мать безнадёжно махнула рукой.
— Разве ты её не знаешь? Помнишь, как в финскую было? Подруги дома сидят, а Лёлька в военкомат помчалась — хочу на войну! Тогда она ещё недоросток была, ну и погнали её, знамо дело, домой. А теперь она совершеннолетняя, курсы закончила, вот и собралась на фронт медсестрой.
Клаша опустилась на лавку рядом с матерью. Лёлька уезжает на фронт, Лёлька, которую она до сих пор по привычке считала маленькой, вечно опекала, терпеливо сносила все её капризы.
Ведь это ей, Клаве, как старшей сестре, надо бы с первых же часов войны пойти в военкомат и попроситься на фронт. А она до сих пор сидела с пионерами, нянчилась с ребятишками.
Клава посмотрела в окно. До военкомата отсюда рукой подать — стоит только повернуть за угол и пересечь Первомайскую улицу. И можно будет всё поправить, ещё совсем не поздно.
Но кто же останется с больной матерью, если она и Лёлька уйдут в армию? Ах, эта Лёлька! Вечно она забегает вперёд, не посоветуется ни с кем, никогда не подумает о матери.
— Клашенька, ты бы отговорила её, — попросила Евдокия Фёдоровна. — Какая она вояка!.. Совсем ещё зелёная, глупенькая…
— Никуда она не пойдёт, — поднимаясь, решительно заявила Клава. Она сейчас же отправится к военкому и добьётся того, что на фронт пошлют не Лёльку, а её, старшую сестру.
Но не успела Клава выйти из комнаты, как на пороге появилась Лёля. И без того худощавая, она за последнее время похудела ещё больше, вытянулась и, казалось, повзрослела.
— А-а, сестрёнка, — обрадовалась Лёля. — Я уж думала, ты всю войну в своём лагере просидишь… Хотела к тебе ехать. Надо же проститься…
Клава нахмурилась. Уж не намёк ли это на то, что она до сих пор не сходила в военкомат?
— Давно надо было ко мне заехать да посоветоваться, — строго сказала Клава и взяла сестру за руку. — Вот что, Лёля! Пошли в военкомат.
— Зачем? — удивилась сестра. — У меня всё в полном порядке. Сегодня в восемь ноль-ноль отправка…
Мать ахнула и вопросительно посмотрела на старшую дочь.
— Тем более надо сходить, — сказала Клава. — Ты знаешь, что есть такой закон: если в семье престарелые или больные родители, то в армию призывают одного человека, и при этом старшего по возрасту. А кто из нас старше?
— Ты, сестрица, не переживай, — остановила её Лёля. — Тебя всё равно не возьмут!
— Это почему же? — обиделась Клава. — Что я, инвалид?
— Да нет, дивчина кровь с молоком. И ямочки на щеках и родинка на подбородке, — усмехнулась Лёля. — А в армии ты пока не нужна — специальности не имеешь. Вот если бы ты медицинской сестрой была или радисткой, тогда другое дело. А пионервожатые на фронте не требуются.
Клава прикусила губу. Выходит, что младшая сестрица обогнала её по всем статьям. Но ведь это не совсем так. Она, Клава, тоже кое-что умеет. Училась прыгать с парашютом, умеет стрелять, ездить на кавалерийской лошади, знает азбуку Морзе, умеет оказать первую помощь пострадавшему… В пионерской работе ей это очень помогало. Но в военкомате, наверное, потребуют дипломы, документы, справки, которых У неё нет. Что же ей делать?
— Пусть на какие-нибудь срочные курсы посылают, — стояла на своём Клава. — Обучусь…
— А ты знаешь, сколько девчата заявлений в военкомат натащили, и все на курсы хотят?.. — охладила её Лёля.