Глава четвертая.
В безднах пространства.
В безднах пространства клокотал ад.
Главная боевая линия между Землей и Марсом клубилась новыми образованиями. Искалеченные боевые суда обоих сторон, как обломки кораблекрушения в океане, бесцельно блуждали в безвоздушном пространстве.
Беспрерывно действующий загадочный закон вселенной заставлял эти крупинки хаоса собираться в компактные массы, притягивать к себе встречные метеориты, всякую мелкую космическую материю и, медленно клубясь, отыскивать общую орбиту для вечного, неуклонного движения по замкнутому пути.
Хаотические нагромождения того, что еще так недавно было результатом работы человеческого мозга и рук, медленно перемещались, беспрерывно меняли свои видимые очертания под падавшими на них лучами солнца.
Эти же лучи, силою своей тяжести, казалось бы крайне ничтожной и недостаточной, все же оказывали некоторое влияние на течение материи в чрезвычайно чуткой ко всякому давлению безвоздушной пустыне.
Человеческий гений разрушения перебросил свою кипучую волю от ставшей ему тесной колыбели в безграничные просторы вселенной. Бездушная материя, некогда рожденная в этих просторах и приспособленная творческим разумом живого существа к своим временным целям, вновь вернулась к своему изначальному генезису.
Существо, рожденное из праха, имя коему — человек, научилось извлекать из страшных бездн пространства активные, жизнедательные лучи далеких солнц, конденсировать их в страшную силу, покорную своему гению и обращать то, что дало жизнь и организацию вселенной, к торжеству смерти и разрушения.
Нечто не поддающееся учету, что в атомных дозах на протяжении вечности творит из ничего миры и в них живые существа с мозгом и нервами, — это нечто, будучи сжато воедино им же рожденным мозгом, разрушает эти миллионвековые завершения в неделимую крупицу времени.
Борьба двух миров, двух самостоятельных и независимых друг от друга культур, длилась всего лишь несколько часов, а недра бездны были уже взбаломучены и неорганизованный хаос торжествовал.
Враждующие стороны — Земли и Марса — к настоящему моменту находились приблизительно в одинаковых условиях.
Злой гений и вдохновитель марсиан, председатель Союза Ларгомерогов Гро Фезера-Мар, находившийся на Земле в целях разведки, не подавал о себе вести с 17 часов прошлых суток. Последние известия от него были получены за 7 часов до начала столкновения. Военный Совет Марса считал его или погибшим, или вообще изъятым из обращения. Побуждаемые к тому поспешностью неприятеля, марсиане вынуждены были вступить в борьбу при отсутствии своего главного вдохновителя.
Военное командование Земли находилось в несколько лучших условиях. В то время, когда после взрыва в кавказской лаборатории, вызванного неприятелем, собравшиеся на совет начальники боевых сил готовы были примириться с очевидной гибелью главнокомандующего Гени Оро-Моска и начальника технических сил Федерации, гениального ученого Роне Оро-Бера, — оба вождя по подземному радиофону заявили о своей невредимости и настояли на немедленном выступлении, на 4 часа раньше фиксированного на предыдущем собрании срока, т. е., в 24 часа истекающих суток.
Таким образом, борьба для жителей Земли началась в полном контакте со своим верховным командованием.
В короткий срок были достигнуты, если не полная победа, то во всяком случае существенные успехи и очевидный перевес над неприятелем, обещающие в недалеком будущем обратиться в блестящую победу, — как вдруг неожиданно, в самый разгар борьбы, распоряжения и приказы главнокомандующего, всегда гениально продуманные, совершенно перестали получаться.
Это обстоятельство оставляло простор для самых ужасных предположений, вплоть до гибели флагманского судна главнокомандующего со всеми, кто в нем находился.
Через несколько минут замешательства главнокомандование автоматически перешло к председателю Совета Федерации Омеру Амечи и борьба продолжалась с прежним напряжением.
Однако, это короткое замешательство окрылило марсиан, догадавшихся о смене главнокомандования неприятеля и они удесятерили свою энергию.
В результате, надежды на скорую и окончательную победу над жителями Марса превратились в весьма гадательную и трудно резрешимую проблему.
К тому же неприятель начал применять в широком масштабе некоторые совершенно непредвиденные способы борьбы, которым не было сил противодействать немедленно, пока не были выяснены их природа и сущность.
Хотя интеллектуальное развитие каждого отдельного индивидуума в Федерации было настолько высоко, что почти совершенно исключало вероятность панической растерянности при каких-бы то ни было неблагоприятных оборотах колеса Фортуны, тем не менее, в некоторых пунктах Земли, наиболее подверженных разрушительному действию неприятельского огня, несколько раз наблюдались явления паники, — впрочем, быстро и умело ликвидированные.
Общественная жизнь планеты во всех ее обыденных проявлениях перенеслась вглубь Земли. Население с глубокой скорбью оплакивало для всех очевидную гибель своего гения — Роне Оро-Бера, будучи глубоко уверенным, что если бы великий ученый был жив, он нашел бы способы противодействовать губительному огню неприятеля.
Никому и в голову не приходило, что где-то там, в глубоких недрах Гималайских гор, некое юное существо, хранитель заветов и тайн великого ученого, выковывает страшное оружие для спасения родной культуры и держит в своих руках не только исход борьбы двух муравейников, но и судьбы многочисленных миров.
Глава пятая.
Воскрешение из мертвых.
Колоссальный подземный анатомикум старого Нооме на Марсе. Легкие воздушные галлереи, уходящие в высь. Таких террас-галлерей, обрамляющих многогранник зала, всего двенадцать. Вверху, где природные своды сверкают гладко отполированными разноцветными породами камней и металлов, пределы зала далеко раздвинуты вширь. По углам многогранника, из-под самого купола, из обширных отдушин, ниспадают вниз с заглушенным звоном упругие водопады опаловой жидкости. Их перламутровые дуги, описав над галлереями параболическую линию и сверкнув в лучах невидимого источника света мягкими разноцветными радугами, погружаются в многогранный бассейн, обрамляющий площадь нижнего зала. Такие же водопады плавно ползут с галлерей всех этажей, создавая впечатление феерически-причудливых каскадов. Ширина окружающего бассейна могла бы поспорить с рекой. Дуги водопадов пробуравили себе в плотной жидкости глубокие своеобразные колодцы и вместо неизбежного при подобных условиях рева воды из недр медлительной влаги лишь глухо доносится музыкальное воркование.
Все галлереи заняты прозрачными призматическими витринами из материала, похожего на стекло, но упругого, ковкого и не ломкого. В витринах скелеты и фигуры ископаемых насельников планеты вплоть от ее младенческих лет и до позднейших времен. Здесь диковинные животные, звери и люди вымерших пород. Здесь же и представители здравствующей расы, просто трупы и трупы людей, находящихся в анабиотическом сне. Последние сохраняются в температуре абсолютного нуля, первые — частью набальзамированы, частью обтекаются безпрерывными струйками опаловой влаги. Все экземпляры, кроме человеческих, принадлежат прошлому планеты и давно вымерли.
В этом своеобразном музее — мягкий ласкающий полусвет, ароматная бодрящая прохлада, задумчиво-невинное рокотание опаловых водопадов.
В центре нижнего зала — несколько хрустальных столов; на них, под белыми покрывалами, выступают очертания человеческих фигур. Вокруг много сложных легких машин, аппаратов и приборов. Все из матово-желтого металла, с блестяще-белыми наиболее нежными частями.
У одного из столов, откинув покрывало, застыл в полусклоненной позе повелитель этого Мертвого царства — старый Нооме.
На лице ученого следы борьбы. Он пристально всматривается в остекляненные глаза Роне Оро-Бера, ощупывает обнаженную грудь, где когда-то билось сердце и задумчиво шевелит тонкими старческими губами:
«Нужно ли?.. Нужно ли?»..
Лейянита, неподвижная, как изваяние, застыла сзади старика. Ее поза — ожидание, выражение лица — страх, смешанный с надеждой.
— Дедушка!.. Дедушка! — с тихой мольбой шепчут ярко-пурпурные губы.
Но старик не слышит любимой внучки, он углублен в мысли, известные только ему одному:
«Нужно ли?.. Пусть будет так… Во имя единой науки!»..
Старик быстро оборачивается и хватается рукой за блестящий провод аппарата. Его взгляд падает на застывшую неподвижно Лейяниту.
— Звездочка, ты быть может оставишь меня одного?
— Дедушка! — вырывается просящий стон из груди девушки.
Старик решается.
— Пусть будет так! Помоги мне. Подержи этот прибор!
Лейянита уже около, — ее не нужно слишком долго просить. Один блестящий провод у ступни трупа, другой — у его затылка. В руках Нооме что-то острое и тонкое, соединенное с другим аппаратом. Ученый привычным движением погрузил острие в область сердца — короткое, судорожное сокращение мышц, — остекляненные глаза трупа закрылись. Нооме приложился ухом к груди и вонзил острие глубже. Новое сокращение мышц. Несколько раз энергично сжался эластичный шарик на конце зонда под рукой ученого. Грудь трупа высоко поднялась и глубокий протяжный вздох вырвался из мертвенно-бледных губ.
Рука Нооме над эластичным шариком работала все быстрее. Вздохи безвольного тела становились ровнее и спокойнее. Сделав последнее движение
