железной дорогой, там, где склады, о которых вы радировали, самые лучшие для них земли… Туда, на склады, совершенно необходимо проникнуть. Послать бомбардировщики мы бы давно могли. Наши планируют окружение и захват. Если, конечно, подтвердится, что хранится кое-что посерьезнее… Что туда свозят, что там выгружают — это надо выявить, и как можно скорее!
Вот какая шла беседа перед самым приходом Штольца.
— Чувствуешь, Женюшка! — воскликнул дед, и глаза его разгорелись. — Немцы дошли до Волги, рвутся к бакинской нефти, а мы знаем: скоро, скоро будет наше наступление. Уже принялись раздумывать, что станем взрывать, а что окружать и спасать! — Сказав это, старик сильно закашлялся, согнулся, схватился за грудь, но тут же и распрямился: — Вот ведь… Табак переменил. Прислали с Женюшкой, а теперь кончился.
Точно помню: больше всего меня поразило, как эта женщина могла втереться в доверие к капиталисту, к крупному коммерсанту. Как ей эти капиталисты говорят то, что скрывают от своих же, да еще и посылают с тайным поручением? Разве не проще вызвать гауптмана в Краснодар: отец и сын встретятся и поговорят по душам… Значит, не проще!
Я же своими ушами слышу: эта «учительница» знакома с содержанием моей радиограммы, действует, продолжает начатое нами… С одной стороны, я ей завидовала, что вершит такие серьезные дела, с другой — жалела, что нельзя расспросить. Это не все. Мне захотелось раньше других узнать, что? там, по ту сторону станции, какие сверхсекретные склады.
Сама не понимаю, как решилась, стала уговаривать старика и прибывшую женщину направить меня туда хоть сейчас, хоть сию минуту:
— Я по-пластунски пролезу под колючей проволокой. Просижу где-нибудь в куточке или под кустом хоть трое суток без еды.
— Слушайте, девушка, да вы опасная сумасшедшая! — «Учительница» строго на меня посмотрела. — Ведь вы радистка, не так ли? Если вы туда… по-пластунски, а там попадетесь, кто передаст в штаб о вашем подвиге, к которому, как вижу, вы всей душой стремитесь?
Я рассмеялась и вдруг ляпнула:
— Как это кто? Дедушка Тимофей! Он ведь узнал, когда я вылетела. Значит, есть где-то запасная рация!
Дед стукнул кулаком по столу:
— Замолчи, соплячка! Боец называется… Я тебя всего лишаю, всякого моего доверия!
Сказал, а сам ухмыльнулся в бороду. Думал, наверное, что я его ухмылки не заметила.
— Вот, — сказал он в заключение и вздохнул, — Андрей пропал… Теперь эта кузурка дурью мучится. Эх, молодежь, молодежь!
Штольц встретился у нас с «учительницей». Я стояла на страже. Он недолго сидел, поторопился уйти. И тут как тут явился Сашко. Я первая заметила, что перелезает через плетень. Вбежала в курень, чтобы предупредить, но никого не удивила. Приезжая меня успокоила:
— Я у него остановилась.
Час от часу не легче. Думаю: «Наш пострел везде поспел».
Пока Сашко тайком пробирался по участку, «учительница» нам с дедом шепнула, что все свои зарисовки Штольц ей передал. И к этому добавила:
— Землями, занятыми под складами, гауптман сильно заинтересовался…
Больше сказать не могла — постучался и вошел Сашко. Без дальнейших разговоров она забрала свой портфельчик, и опять же через лаз они вдвоем ушли в его хату.
Я понимала, что тут какие-то особые обстоятельства. То, что Сашко не с улицы к нам пришел, было понятно: скорей всего, от нашей соседки прятался. Но как можно, чтобы наш человек — подпольщица из Краснодара — мог с подобным типом якшаться?
Для меня это было слишком сложно. Не могла я Сашко до конца раскусить. Он, конечно, помогал старику. Меня два раза спас. Но я чувствовала — и дедушка к нему относится с опаской. Мне же Сашко виделся каким-то скользким. Однако можно ведь и ошибиться…
Ладно, об этом позже.
От Сашко «учительница» утром вместе с ним отправилась в комендатуру. Это я сама видела — дед меня снова пустил в станицу. На этот раз я отправилась «гулять». Из комендатуры «учительница» часа через два уехала на автобусе вместе с гауптманом и другими офицерами. Они ее пропустили вперед; гауптман сам открыл дверцу. Удивительные дела!
Вернувшись домой, я пристала к деду:
— Неужели все это может быть? Она — и разведчица немецких коммерсантов, и советский подпольщик. Тимофей Васильевич, как это?
— Много хочешь знать, Женюшка! Ладно, скажу тебе простую вещь. Твой отец и твоя мать из рабоче-крестьянского сословия? Ну, ежели так, никогда ты душой не сможешь понять, что такое есть собственность и на что буржуи ради нее готовы пойти. Ты способна представить, чтобы железная дорога на тысячу верст длиной принадлежала тебе или мне? А ведь у германца, как раньше у нас, дороги частного капитала. Вот и подумай, на что пойдет буржуй, хотя бы и в военной форме, чтобы прикарманить железную дорогу! Также и земли. Штольцы всю землю тутошнюю хотят прикарманить. Увидишь, Женюшка, гауптман обязательно раздостанет пропуска и себе и мне, чтобы пройти или проехать в запретную зону, туда, где склады. Не сможет здесь получить — поедет к армейскому либо к фронтовому начальству. Своего достигнет! — Сказав это, старик заулыбался: — Давай-ка сообщу тебе о другом, Женюшка! Есть новость поважнее. Совинформбюро передает: наши перешли в наступление в районе Сталинграда. Четырнадцать тысяч гитлеровцев убиты, тридцать тысяч взяты в плен. Вот тебе и начало того самого, что я предрекал. Помнишь, недели две как тебе говорил?..
Было 22 ноября. Никогда этой даты не забуду. В тот же день через час после нашего разговора солдаты комендантского взвода устроили у нас обыск.
А мы не сопротивлялись. Не стреляли и не швыряли гранаты.
Обыск проходил тихо.
С винтовками наперевес пробежали по участку солдаты: семеро во главе с фельдфебелем. Окружили курень, то есть пятеро занялись во дворе и в огороде, а двое вошли внутрь и принялись нюхать. Точно как нюхают собаки — и ноздри расширяли и втягивали воздух. Им понравился запах рыбы. И они первым делом за нее принялись — заталкивали в мешки. Солдатам не разрешалось рыбу ни ловить, ни глушить — это делали одни офицеры. Все, что добывал дед Тимофей, он доставлял офицерам, и прежде всего заместителю коменданта гауптману Штольцу.
В то утро гауптман, как вы знаете, отбыл на автобусе, зато сам комендант в его отсутствие распоряжался. Как это понимать? Неужели заместитель был сильнее самого начальника? Так оно и было. Причина крылась в том, что гауптман был несметно богат, а майор, из мелких чиновников всего лишь, собирался через своего заместителя разбогатеть.
Однако в данном случае была, конечно, получена телеграмма, и вся комендатура пришла в действие. Часа в два начались крики, вопли и причитания по всей станице. Мой старик сразу сообразил: пошли отбирать у населения последние припасы. Так оно и оказалось. Выводили коров, телят, овец, свиней, ловили кур и петухов. Расскажу, кстати, до чего ловки были оккупанты, когда надо было поймать во дворе или в огороде курицу. Курицу схватить не так-то просто. Мне самой дома приходилось это делать, когда мама велела. Как ни глупа эта птица, догадывается, что за ней охотятся, и начинает суматошно бегать, а я за ней. Стараюсь загнать в угол. Гитлеровские вояки, надо думать, проходили специальную подготовку. Вот солдат входит во двор и видит курицу или петуха. Он за ними не бежит. Наоборот — каменеет. Только глазами вращает. Но как только подойдет курица поближе, солдат, не щадя себя, падает на нее не хуже вратаря в футболе. Техника и прицельность высшего класса.
Дед не имел живности. Зато я нагляделась, когда отлавливали кур во дворе соседки.
Но я оторвалась от обыска в нашем доме. Пора сказать, что дом справа от нас был населен: там жила вдова красноармейца с двумя крошечными девочками, слева же от нее, почти впритык, стоял хоть и целый, но неказистый, скривленный набок, глинобитный домишко с камышовой крышей. Двери и три его окошка
