звякнули деньги.
— А я-то собирался предложить то же самое! — подхватил Коллин, вынимая из кармана золотой, который он затем вставил себе в глаз. — Мой принц дал мне червонец на покупку индусско-арабской грамматики, а мне удалось купить ее за шесть су!
— А я взял авансом тридцать франков у кассира «Покрывала Ириды», сославшись на то, что должен привить себе оспу, — заявил Родольф.
— Итак, сегодня день получек! — заметил Шонар. — Один только я ни при чем. Это прямо-таки унизительно.
— Как бы то ни было, повторяю свое предложение, — продолжал Родольф.
— А я свое, — подхватил Коллин.
— Что же, пусть жребий решит, кому из нас расплачиваться, — предложил Родольф.
— Нет, — воскликнул Шонар. — У меня другое предложение — куда лучше!
— А именно?
— Родольф пусть платит за обед, а Коллин — за ужин.
— Поистине Соломоново решение, — обрадовался философ.
— Это будет почище Камачовой свадьбы, — заключил Марсель.
Обед состоялся в провансальском ресторанчике на улице Дофин, который славился своими официантами и вином. На еду и возлияния особенно не налегали, принимая во внимание, что следовало оставить место для ужина.
Завязавшееся накануне знакомство Шонара с Коллином и Родольфом, а затем с Марселем приобрело еще более интимный характер. Каждый из молодых людей провозгласил свое кредо в области искусства, все четверо пришли к убеждению, что им присуще одинаковое мужества и одни и те же надежды. Беседуя и споря, они обнаружили, что у них общие вкусы, что все они владеют оружием шутки, которая забавляет, не нанося ран, что сердца их еще не остыли, живут благородными порывами и глубоко чувствуют красоту. Все четверо исходили из тех же отправных точек и стремились к той же цели, им казалось, что встреча их — не пустая прихоть случая, что, быть может, само провидение, неизменный покровитель отверженных, соединяет их руки и шепотом подсказывает им евангельскую истину, которая должна бы стать единственным законом человечества: «Помогайте ближним и любите друг друга».
К концу обеда, когда воцарилась некая торжественная тишина, Родольф встал и провозгласил тост за будущее. Коллин ответил ему краткой речью, отнюдь не заимствованной из книг и не блиставшей никакими стилистическими красотами, он говорил на том милом, простом языке, который хоть и неуклюж, зато доходит до глубины сердца.
— И глуп же наш философ! — Шонар, наклоняясь к бокалу. — Он хочет, чтобы я разбавлял вино водицей!
После обеда приятели отправились пить кофей к «Мому», где они провели вечер накануне. Именно с этого дня заведение стало совершенно невыносимым для прочих завсегдатаев.
Насладившись кофеем и ликерами, кружок богемы, уже окончательно сформировавшийся, водворился на квартире Марселя, которая получила название «Шонарова Элизиума». Пока Коллин заказывал обещанный ужин, остальные запаслись петардами, ракетами и прочими пиротехническими снарядами. Перед тем как сесть на стол, приятели пустили из окна великолепный фейерверк, всполошивший весь дом, тем более что он сопровождался песней, которую друзья распевали во все горло:
Отпразднуем, отпразднуем,
Отпразднуем чудесный день!
На другое утро они снова оказались вместе, но теперь их это уже не удивляло. А перед тем как разойтись по делам, они всей ватагой зашли к «Мому», скромно позавтракали и порешили встретиться там вечером. И с тех пор они долгое время неизменно сходились у «Мома».
Таковы главные герои, которые будут встречаться в кратких историях, составляющих эту книгу, она отнюдь не является романом и не притязает на большее, чем указано в ее названии, ибо «Сцены из жизни Богемы» всего лишь очерки нравов. Герои книги принадлежат к особому общественному слою, о котором до сих пор имели ложное представление, основной порок подобного рода людей — беспорядочность. Однако эту беспорядочность можно извинить тем, что она вызвана житейскими обстоятельствами.
II
ПОСЛАНЕЦ ПРОВИДЕНИЯ
Шонар и Марсель с самого утра мужественно взялись за дело, но вот они оба вдруг бросили работу.
— Черт возьми! До чего хочется есть! — воскликнул Шонар и небрежно добавил:— сегодня завтрака не полагается?
Марселя крайне изумил этот вопрос, — до того он был неуместен.
— С каких это пор вошло в обыкновение завтракать два дня подряд? — возразил он. — Вчера был четверг.
И, наставительно погрозив муштабелем, он напомнил предписание Церкви:
В пятницу воздержанье
От пищи мясной и всякой другой.
Шонар не нашелся что ответить и снова принялся за свое творение, картина изображала пустыню с двумя деревьями — красным и синим, ветви которых тянулись друг к другу. То был прозрачный намек на радости дружбы, как видите, произведение было насыщено глубоким философским смыслом.
В эту минуту в дверь постучался швейцар. Он подал Марселю письмо.
— С вас три су, — сказал он.
— Вы в этом уверены? — спросил художник. — В таком случае будем считать, что три су за вами.
И он захлопнул у него под носом дверь. Марсель взял письмо и распечатал. Едва пробежав глазами несколько строк, он стал выкидывать акробатические номера и во всю глотку запел следующий знаменитый романс, изливая в его мелодии свое буйное ликование:
Было четверо юных друзей.
Заболели все четверо сразу,
И в больницу бедняг отвезли.
Тилили! Тилили! Тилили!
— Так! Так! — воскликнул Шонар и подхватил песню:
На одну кровать положили
Четверых, поперек, как поленья.
— Ну, это старая песня. Марсель продолжал:
Вот подходит к болящим сестра.
Трарара! Трарара! Трарара!
— Если ты не замолчишь, — пригрозил Шонар, чувствуя, что ему грозит психическое расстройство, — я тебе сейчас исполню аллегро из моей симфонии на тему о значении синего цвета в живописи.
И он подошел к роялю.
Марселя словно окатили холодной водой. Он сразу же пришел в себя.
— Держи! — сказал он, передавая письмо приятелю. — Читай!
То было приглашение на обед к некоему депутату, просвещенному покровителю искусств и, в частности, покровителю Марселя, который изобразил на полотне его виллу.
— На сегодня! — сказал Шонар. — Как жаль, что приглашение не на двоих. Впрочем, ведь твой депутат — сторонник правительства. Ты никак не можешь, ты просто не имеешь права принять его приглашение, убеждения не позволяют тебе есть хлеб, орошенный народным потом.
— Вздор, — ответил Марсель, — он депутат левого центра. На днях он голосовал против правительства. К тому же он должен устроить мне заказ, он обещал ввести меня в высшее общество. А потом, должен тебе признаться, что хоть сегодня и пятница, я голоден как Уголино и во что бы то ни стало хочу пообедать — вот и все.
— Есть и другие препятствия, — продолжал Шонар, который несколько завидовал удаче, выпавшей на долю приятеля. — Не можешь же ты идти на вечер в красной фуфайке и в колпаке как у грузчика.
— Я займу костюм у Родольфа или Коллина.