Но, отгоняя сумрак жадный,вот песня вспыхнула в тиши,гори, гори, костер отрадный,шинели наши осуши.И снова всколыхнулись плечи,и снова полнозвучный взмах,кипят воинственные речи,и слезы светятся в глазах.Зверье, блуждающее в чащах,лесные духи и ветрабегут от этих глаз горящихи от поющего костра.Зато с каким благоговеньем,с какою верой в трудный путь,утешен пламенем и пеньем,подходит странник отдохнуть.
26 ноября 1924
Берлин
ТРИ ШАХМАТНЫХ СОНЕТА
1В ходах ладьи — ямбический размер,в ходах слона — анапест. Полутанец,полурасчет — вот шахматы. От пьяницв кофейне шум, от дыма воздух сер.Там Филидор сражался и Дюсер.Теперь сидят — бровастый, злой испанеци гном в очках. Ложится странный глянецна жилы рук, а взгляд — как у химер.Вперед ладья прошла стопами ямба.Потом опять — раздумие. 'Карамба,сдавайтесь же!' Но медлит тихий гном.И вот толкнул ногтями цвета йодафигуру. Так! Он жертвует слоном:волшебный шах и мат в четыре хода.
<30 ноября 1924>
2Движенья рифм и танцовщиц крылатыхесть в шахматной задаче. Посмотри:тут белых семь, а черных только трина световых и сумрачных квадратах.Чернеет ферзь между коней горбатых,и пешки в ночь впились, как янтари.Решенья ждут и слуги, и царив резных венцах и высеченных латах.Звездообразны каверзы ферзя.Дразнящая, узорная стезяуводит мысль, — и снова ум во мраке.Но фея рифм — на шахматной доскеявляется, отблескивая в лаке,и — легкая — взлетает на носке.