завтра, а может, через неделю, но только бедняки планируют захватить власть в свои руки, императора сослать, а то и казнить, а всех богачей истребить.
— Да кто ж удумал-то такое злодейство? — Прабабушка побледнела и схватилась за пузырек с нюхательной солью.
— Императора предупредить надо, — сделал шаг вперед дед Андрей.
— Боюсь, уже слишком поздно, — мрачно сказал отец.
— Я поеду во дворец, — отважно произнес дед. — Император знает меня, я смогу убедить его скрыться с семьей в безопасном месте.
— Андрюшенька! — Бабушка испуганно схватила мужа за полу сюртука.
— Полно, Софья, — строго одернул ее он. — Что мне станется? А вот без государя вся Российская империя погибнет. Как жить тогда станем?
Бабушка молча отпустила мужа и сгорбилась.
— Я с тобой. — Мой папа встал плечом к плечу с отцом.
— Ни к чему это, Евгений, — нахмурился дед. — Кто с женщинами останется? Семью тоже спасать надо. А мужиков, кроме тебя, нет. Вон бабы одни.
Так уж случилось, что за последние годы семья потеряла несколько мужчин. Двое погибли при пожаре в бане, один попал под паровоз, один, еще до превращения, спьяну утонул в пруду, один подорвался на мине, предназначенной прошлому императору.
— Родиона с Венедиктом опять по домам терпимости носит — когда уж угомонятся! — в сердцах высказался дед о родном брате и племяннике. — Так что давай, Женя, помоги женщинам собраться к отъезду. Куда ехать-то думаешь?
— В Париж, куда же еще. Сначала до Севастополя доберемся, а там по морю до Турции — и во Францию.
Дед кивнул, одобряя решение сына.
— Меня не ждите. Как соберетесь, выезжайте. Если до вашего отъезда не успею, то найду вас потом в Париже.
Дед повернулся к двери, чтобы уйти, и бабушка со всхлипом кинулась к нему.
— Полно, Сонечка, полно. — Дед торопливо поцеловал жену в висок. — Займись сборами, ты у меня умница.
Лида, — обернулся он к дочери, — а ты чего стоишь столбом? Живо помогай матери!
— Да что ж делать-то? — всплеснула руками моя мама. — Так все неожиданно! Как снег на голову!
Кажется, Андрей уже не слышал этих слов, он уже обдумывал, как незаметно проникнуть во дворец среди ночи и вывести оттуда царскую семью. Выходя из залы, он даже ни с кем не попрощался, словно не допускал мысли о том, что больше никогда нас не увидит. Только со мной на мгновение встретился глазами и споткнулся, будто хотел сказать что-то, но так и не решился. Лишь улыбнулся ободряюще и вышел вон с высоко поднятой головой. Таким я его и запомнила — моего родного деда, которого я тогда видела последний раз в жизни. До нашего отъезда он не вернулся, в Париже так и не появился. Мы даже тела его не нашли. Это дает бабушке необоснованную надежду на то, что когда-нибудь они еще встретятся. Быть может, в Куршавеле, где он будет олигархом, выписавшим для своей вечеринки лучших моделей, а бабушка — одной из красавиц. Быть может, в Лувре у стеклянного футляра с «Моной Лизой» в толпе туристов из разных стран. Быть может, на Бродвее на представлении мюзикла «Зорро». А что, у деда был приятный баритон!
В ту ночь наша большая семья потеряла не только Андрея. Мы больше никогда не видели Родиона и Венедикта, их жен с детьми и родителей прабабушки, отдыхавших в поместье на Волге. Мы послали к женщинам кучера с повозкой, чтобы тот предупредил их и увез подальше от опасности. Отправляться за ними в глубь страны было бы неоправданным риском. Впоследствии мы искали их по всему Парижу, наводили справки во время путешествий по Европе — все тщетно. Революционные волнения и войны следующих десятилетий мы пережили в Европе. А в Россию вернулись уже в 1950-м, без прабабушки Олимпии, без вести пропавшей в военные годы в Париже. В Европе к тому времени стало неспокойно: слишком много своих вампиров, что провоцировало столкновения между нами. Дошло до того, что Париж, Прагу и Лондон поделили по кварталам между вампирами. И попробуй только перекусить на чужой улице — вмиг вампиры же и загрызут!
Но не из-за этого мы второпях бежали из лондонского особняка: в городе объявился охотник за вампирами, и нескольких наших знакомых уже нашли с осиновым колом в сердце. Когда убийца добрался до наших близких приятелей, мы поняли, что можем стать следующими. Вампиры из других городов Европы тоже сообщали о местных охотниках, и тогда отец на правах главы семейства (после 1917 года он остался самым старшим мужчиной в роду Воронцовых) принял решение вернуться на родину.
Мы возвращались в Россию, а попали в СССР — совершенно другой мир, в котором другие люди жили в других домах по другим правилам. Особняк, в котором мы жили в Петербурге, оказался разрушенным, и на его месте вырос «сталинский» дом. Тогда мы отправились в Москву, где находился другой наш дом. Москва за годы нашего отсутствия необратимо поменялась. В особняках наших старых знакомых нынче располагались музеи и университеты, а просторные городские квартиры некогда известных профессоров и музыкантов с их родственниками теперь делили десятки семей, за каждой из которых закреплялась одна из комнат. Наш собственный особняк в центре новой столицы отныне принадлежал народу, но на улице мы не остались. Семейные драгоценности и помощь бывшей нянечки, сын и внук которой стали значительными людьми в партии, помогли нам обзавестись пропиской, оформить липовые трудовые книжки, чтобы не загреметь за решетку по статье о тунеядстве, и обзавестись пятью комнатами в трех коммуналках. С нашими способностями к гипнозу было несложно убедить соседей поменяться. И через пару месяцев после возвращения мы уже жили все вместе, изгнав чужаков со своей территории. Для всего мира мы оставались случайными соседями по коммуналке — одного возраста и, по иронии судьбы, похожими друг на друга.
Столкнувшись с бытовыми проблемами проживания, в то же время мы не испытывали затруднений с питанием. Советский Союз, в котором люди не верят ни в Бога, ни в черта, был раем для вампиров. Для советских жителей нас просто не существовало. Суеверия высмеивались, книги и фильмы о вампирах до страны не доходили. Комсомольцам и партийцам не пришло бы в голову соотнести две характерные ранки на шее или на локте с укусом вампира. А если бы кто до этого и додумался, то скорее откусил бы себе язык, чем признался товарищам в своих подозрениях. Поэтому доморощенных охотников за вампирами опасаться не было нужды, а зарубежные гости мигом бы попали под наблюдение спецслужб и загремели в кутузку раньше, чем успели бы вытащить пистолет с серебряными пулями.
А незадолго до перестройки стало известно о начале проведения реставрационных работ в нашем особняке. Отец быстро разыскал архитектора и обсудил с ним идею строительства бункера в обмен на вечную жизнь.
Проект бункера, кстати, составил Анатоль, а архитектор-человек был нашим прикрытием. Днем в особняке велись официальные работы, а по ночам в подвале тайно трудились нелегальные строители, уверенные в том, что строят музейный архив. Сооружение подземелья заняло больше времени, чем реставрация. Поэтому архитектору приходилось периодически организовывать диверсии в особняке, чтобы реставрация затянулась. К концу строительства архитектор достиг в этом больших высот и уже мог бы проводить обучающие семинары на тему: «Как затянуть ремонт на сто лет». То новая труба потечет, то потолок обвалится, то рабочие покрасят стены не той краской — нам оставалось только восхищаться его выдумкой.
— Заболтала я тебя, — спохватилась я, увидев, что Макс зевает в кулак. — Все, давай быстро спать.
— Лиз, — Макс обернулся в коридоре, — приятных снов!
Я вздрогнула, как преступница, пойманная на месте преступления. Показалось на миг, что племяннику известно о моих снах, в которые приходит Алекс. Но Макс уже навалился плечом на дверь гостевой комнаты и вошел внутрь. Из-под закрытой двери вырвалась полоска включенного света. Я тряхнула головой и нырнула во мрак своей комнаты. Для того чтобы ориентироваться в темноте, мне было достаточно обычного вампирского зрения.
