радости не разделял. Мне так и хотелось хорошенько встряхнуть его, чтобы он проснулся для жизни, чтобы увидел, в каком прекрасном мире он живет! Интересно, о чем он вообще думает с такой недовольной миной? Моя попытка проникнуть в его мысли обернулась полным провалом, и я улыбнулась ему вслед: привыкай, Лиза, ты теперь человек!
Подъем на лифте показался мне вознесением в рай: теперь между мной и Алексом больше не стояло вампирского проклятия, мы могли быть вместе навсегда, и все мои сны, прежде невероятные и фантастические, теперь могут воплотиться. Только бы Алекс простил меня за вчерашнее, только бы не охладел ко мне за эту долгую-предолгую ночь.
Я сильно, до упора втопила кнопку звонка и впала в отчаяние, не слыша шагов по ту сторону двери. Когда дверь внезапно отворилась, я по инерции продолжала держать палец на кнопке, выпуская оглушительную трель.
Ладонь Алекса мягко убрала мою руку от звонка.
— Тише. Всех соседей перебудишь.
В оглушительной тишине был слышен лишь стук наших сердец. Мне придется заново привыкать ко всем человеческим ощущениям, к тому, что я в одночасье утратила остроту слуха и зрения, но я готова пойти на любые жертвы, лишь бы Алекс вот так — бережно и нежно — держал меня за руку.
— Алекс, — пробормотала я, перешагивая через порог, — прости меня, я вчера вела себя так глупо! Я всю ночь не спала, только о тебе и думала, так хотела тебя увидеть… Мне не надо было вчера убегать…
— Лиза, — он остановил меня взглядом, — иди ко мне.
Наши губы встретились — и это было так восхитительно, так упоительно, так невероятно, что у меня земля поплыла под ногами. В самом деле поплыла — Алекс подхватил меня на руки и понес в комнату. От смятой постели, свидетельницы бессонной ночи юноши, меня бросило в краску. Подумать только, у бессонницы Алекса мое имя. Его пальцы коснулись моего румянца, нежно погладили по щеке.
— Ты уверена? — Он смотрел на меня с любовью и пониманием. Он был готов принять любое мое решение. Он еще не знал, что между нами больше нет пропасти вампирского проклятия.
— Да, — выдохнула я прямо в его губы, и он поймал мой ответ поцелуем.
— Я люблю тебя, Лиза…
— И я люблю тебя… навсегда.
Самое сладостное ощущение в мире — ласка любимого. Только там, на смятых простынях, хранящих запах Алекса и впитавших жар нашей страсти, я окончательно возродилась.
2
— Алекс, — пробормотала я целую вечность спустя, — ты сваришь мне свой чудесный кофе?
— И принести его в постель? — усмехнулся он, поднимаясь на кровати.
— Ни за что! — Я порывисто обняла его за плечи и поцеловала в шею. — Я хочу видеть, как ты его готовишь.
Я хочу видеть, как оживают мои сны.
Кухня залита солнечным светом. Как по-другому здесь все выглядит при свете дня! Занавески, позолоченные рассветным сиянием, кажутся сотканными из солнечных лучей. Цвет мебели — почти перламутровый. Полы — золотой песок. Красота-то какая!
Алекс ставит на плиту турку, достает банку с молотым кофе, а я не могу отвести взгляд от его обнаженного торса, на котором переливаются капельки воды после душа. Губы вдруг становятся сухими от жажды, и спасти их могут только эти капли, стертые с кожи Алекса жадным поцелуем…
Что-то теплое и пушистое касается моих ног, возвращая меня к реальности. Да это же черный кот Буш! Трется об ноги, выпрашивая мою ласку и, кажется, совсем забыв о том, что боялся меня до смерти. Я наклоняюсь и глажу кота. Громкое мурлыканье наполняет кухню.
— Наконец-то вы подружились! — Алекс оборачивается через плечо, с улыбкой смотрит на меня и обращается к коту: — Извини, приятель, сначала — кофе для Лизы, потом твой завтрак.
— Вообще-то я бы тоже не отказалась от завтрака, — застенчиво признаюсь я.
Я не завтракала по-человечески уже лет сто!
— Момент!
Алекс оставляет турку на плите и раскрывает холодильник, наклоняясь к полкам:
— Как насчет яичницы с ветчиной?
— С удовольствием! — У меня едва слюнки не текут в предвкушении этого блаженства.
Внезапно до меня доносится шипение кобры. Я испуганно озираюсь и облегченно улыбаюсь. Да это же просто кофе сбежал! Вскакиваю на ноги и, спотыкаясь о Буша, торопливо снимаю турку с конфорки. Ай! Обожглась! Дую на покрасневшие пальцы, поражаясь — что ж так больно-то? Смотрю на обожженную кожу — что-то долго не затягивается!
— Обожглась, маленькая? — Теплые руки ласково ложатся на плечи, разворачивают к себе.
Алекс… Сердце замирает от нежности. Какой он родной и любимый. Мой желанный, мой единственный… Все происходит в точности так, как в моем сне.
— Дай мне, — Алекс разворачивает мою ладонь, подносит ее ко рту, и его губы быстрыми и легкими, как крылья бабочки, поцелуями выпивают огонь, который жжет мою кожу. — Так лучше?
Я в удивлении смотрю на обожженные пальцы. Краснота никуда не делась, но ожог уже не болит.
— Ты волшебник, — растроганно шепчу я слова из своего сна и боюсь расплакаться от острого, непередаваемого чувства счастья.
— Я только учусь, — отвечает Алекс цитатой из кинофильма, порывисто целует меня в губы и подталкивает к столу: — А теперь садись.
Он ставит передо мной чашку с кофе — как в прошлый раз, налитую до краев.
— А можно молока и сахара? — спрашиваю я, вдыхая всей грудью бодрящий аромат.
— Конечно! — Он достает из холодильника пакет с героями мультфильма про Простоквашино, пододвигает ко мне сахарницу с рафинадом, дает чайную ложку. — Прости, что не предложил. В прошлый раз ты от них отказалась.
Теперь все иначе. Пока Алекс колдует у плиты, готовя яичницу, я с наслаждением смакую глоток за глотком.
— А ты какая-то не такая, Лиза.
Пойманная врасплох, я поднимаю глаза и осторожно уточняю:
— Какая — не такая?
Алекс смешно ерошит волосы:
— Даже не знаю, как сказать. Живая, что ли.
От этих слов сердце у меня в груди обмирает. Неужели Алекс что-то почувствовал, заподозрил?
— Прежде ты была холодной и отчужденной, как Снежная королева, — поясняет он. — А сейчас ты импульсивная и эмоциональная… как Герда.
— Любишь сказки? — Я улыбаюсь как можно безмятежней, но держать себя в руках невероятно трудно.
Алекс прав: будучи вампиром, я отменно владела собой, став человеком, окончательно потеряла голову от любви. Так и до влюбленной дурочки рукой подать. Надоем Алексу со своими нежностями, задавлю своей любовью — и сама все разрушу.
— Любил в детстве. А теперь люблю тебя.
Чашка с кофе дрожит в пальцах, внутри разливается блаженное тепло. Сил хватает только на то, чтобы выдохнуть:
— И какой же я тебе нравлюсь больше — как раньше или как сейчас?
— Как сейчас. — Он внезапно опускается передо мной на колени, берет меня за руки, смотрит в глаза снизу вверх — прямо и нежно. — Потому что сейчас ты настоящая.
