4
— Лиза! — Макс подскочил на кровати как ужаленный. — Ты что здесь делаешь? Ты как сюда добралась?
Он бросил встревоженный взгляд на наполовину задвинутые шторы, сквозь которые пробивалась полоска света, и был готов вскочить с постели, опрокинув капельницу, лишь бы скорее зашторить окно и укрыть меня от солнца.
Я опередила его. Быстро пересекла палату, резко отдернула шторы, впуская солнечный свет — день сегодня выдался на удивление ясный.
Макс за моей спиной ахнул. Я повернулась:
— Правда, так лучше? Сидишь тут, как в склепе.
— Лиза, ты что? — ошарашенно выдавил он и запнулся, не в силах найти ни одного объяснения моему странному поведению. — Ты…
— Нет, никакого средства, позволяющего вампирам бывать на солнце, я не принимала, — пришла на помощь я и бросила взгляд на дверь. — Кстати, Маша не здесь?
— Она недавно уехала, у нее сегодня обследование в клинике.
— Хорошо. А то наш разговор не для ушей беременной женщины. — Я присела на постель Макса, поправила сбившееся одеяло, подвинула капельницу. — Как ты?
— В шоке, — выпалил он.
Я засмеялась:
— Дурачок! Как ты себя чувствуешь?
— Если ты сейчас же не объяснишь мне, в чем дело, — пригрозил Макс, — я умру от любопытства. И это будет на твоей совести!
— Значит, идешь на поправку, — успокоенно кивнула я. — Что говорят врачи?
— Что я родился в рубашке. — Он усмехнулся. — Не буду же я им объяснять, что от смертельного ранения меня спасла тетушка-вампир, закрыв собой?
— Ни в коем случае! — Я притворно нахмурилась. — А то отсюда тебя сразу переведут в Кащенко.
— Лиза… — Макс взял меня за руку, призывая к серьезности. — Что с тобой произошло?
— А ты все еще не веришь? — Я кивнула на окно, сквозь которое лился солнечный свет. — Вот же неверующий Фома! А я надеялась, что смогу обойтись без этого… Слушай.
Я взяла его руку и приложила к своей груди, где гулко билось сердце, торопясь нагнать все годы, которые оно провело в остановке.
— Ох ты! — Макс крепко обнял меня за плечи, пристально глядя в глаза. — Но как, Лиза?
Второй раз за день мне пришлось поведать историю своего возрождения. Макс, в отличие от эмоциональной Манюни, слушал меня молча, не перебивал, только двигал бровями да время от времени тер щеку, что выражало высшую степень волнения.
— Невероятно, Лиз! — воскликнул он, дослушав меня до конца. — Получается, что укус вампира превращает человека в вампира, а укус человека запускает обратное превращение?
Надо же, а я ведь об этом даже не задумалась. Так восторгалась своим новым состоянием, что совсем упустила из виду его причину.
— Рассказать кому — не поверят! — покачал головой Макс.
— Я тебе расскажу! — шутливо погрозила я ему.
— Представляешь, Лиз, сколько средств для борьбы с вампирами придумали — и серебро, и осиновые колья, дневной свет, — оживленно перечислял он, — а никому из охотников и невдомек было, что одолеть вампира можно еще проще.
При упоминании об охотниках я помрачнела. Не стоит забывать, что один из них бродит где-то поблизости и обещал меня убить. Если, будучи вампиром, я еще могла с ним сладить, то теперь я совершенно беспомощна. Тело, лишившееся вампирских навыков, сделалось медлительным, слабым и неповоротливым. Если охотник подстережет и выпустит в меня пулю, я покойница.
— Надо же, как все просто, кто бы мог подумать! — не замечая моего состояния, продолжил восторгаться племянник. — Получается, я могу стать вампиром, а когда мне надоест, превратиться обратно в человека?
— Макс! — Я задохнулась от возмущения. — О чем ты думаешь? Ты что, не понял ничего из того, что я тебе рассказала? Выбрось из головы даже мысли об этом. Ты не должен соглашаться на укус вечности. Это не дар. Это — проклятие, которого я и заклятому врагу не пожелаю.
Макс со странным выражением лица взглянул на меня.
— Я чуть не умер, Лиз. Только сейчас я как никогда понял, что смертен. Когда я очнулся после операции и увидел Машку, знаешь, как я испугался, что мог умереть и оставить ее одну, так и не увидеть нашего сына? А вдруг что-то случится с нами обоими и ребенок останется сиротой? Я видел машину, на которой попали в аварию твои родители в прошлом году. «Бээмвэшка» всмятку, а тетя Лида с дядей Женей встали и пошли. Ни один человек при таких повреждениях не выжил бы. А если бы в той машине были мы с Машей? Ты закрыла меня собой от выстрелов и уже оправилась от ранений, а я словил одну пулю и валяюсь на койке, чувствуя себя развалиной. Мне страшно быть таким уязвимым. Особенно потому, что у меня есть жена, а скоро будет и ребенок. Я хочу защитить их.
— Я понимаю, Макс, — взволнованно перебила я. — Но для этого тебе не надо становиться вампиром!
— Человеческие средства для бессмертия и регенерации еще не изобрели. — Он тоскливо усмехнулся.
— Макс, ты не понимаешь, от чего хочешь отказаться. Ты думаешь, что обретешь бессмертие? Ты потеряешь душу!
— Лиза, — он попытался все перевести в шутку, — ты говоришь, как в кино.
— Это не кино, Макс! — Я не на шутку разгорячилась. — Сейчас ты живой, в твоем сердце горит любовь к Маше, ты споришь со мной и постепенно закипаешь, каждую минуту тебя обуревает миллион эмоций. Ты весь — словно вулкан. А душа вампира — это даже не потухший вулкан, это ледник. По большей части тебе становится все безразлично, все эмоции заменяют равнодушие и спокойствие. Понятие хладнокровия придумали вампиры. Люди не могут быть по-настоящему хладнокровными — даже если внешне они демонстрируют выдержку и беспристрастность, внутри них кипит вулкан страстей. Вампиры хладнокровны во всем — в охоте, в работе, в семье, в любви. Ты думаешь, мои родители любят меня? Да, они добры ко мне, они заботятся обо мне, но в них нет ни капли душевного тепла и нежности. Тебя все время удивляла моя дружба с Манюней, так вот, признаюсь, Манюня заменяла мне отсутствие материнской ласки. В свои двадцать она была мне подругой, в сорок — матерью, в шестьдесят и теперь — бабушкой. Манюня любит меня как свою внучку, поэтому я и тянусь к ней. А Лидия лишь играет роль матери, тогда как внутри остается холодной ко мне. Разве ты не чувствуешь то же самое со стороны Инны?
— Она всегда была добра ко мне, — в замешательстве пробормотал Макс.
— Добра, не спорю. Но чувствуешь ли ты, что она любит тебя так же, как Машу — ее мать?
Макс поник: видимо, мне удалось найти весомый аргумент.
— И ты хочешь обречь на такую же судьбу своего ребенка? — строго спросила я. — Хочешь отказаться от той любви, которая у вас сейчас с Машей, ради того, чтобы в равнодушном благополучии прожить вечность?
— Я хочу этого ради Машки, — упрямо произнес Макс.
— Маша этого не хочет, — возразила я. — Я говорила тебе, о чем она мечтает. Ее мечты окрашены любовью и заботой друг о друге. А ты хочешь вытравить эту любовь из ваших отношений, заменив ее суррогатом. Сделавшись вампирами, вы убьете все то хорошее, что есть между вами.
— Я понял тебя, Лиза. — Макс поморщился, как от зубной боли. — Понял, не дурак.
— Я надеюсь, — проворчала я, — что не дурак.
— И месяца не прошло, как ты говорила, что я дураком буду, если откажусь от укуса вечности, — мрачно заметил он.
— Это говорила не я, — я покачала головой, — это говорила твоя тетушка-вампир. И у нее не могло
