Шах, обретя счастливую любовь,К вину и музыке вернулся вновь.В звенящих кубках пенилось вино,И пение звенело заодно.В саду, нередко до ночной поры,Он царственные задавал пиры.Дворцовый сад мы раем назовем:Царица рая пребывала в нем,Нет, роза, украшавшая цветник!Бахрам терял сознанье каждый миг…Когда, вином веселым насладясь,Из белой розы красной становясь,Настраивала звонкий чанг она, —Согласно пели струны, лишь однаСтруна, оцепенев, рвалась в тиши:Рвалась струна Бахрамовой души.Не чанг — отшельник у нее в руках:Он стан сгибает, как святой монах,Он опускает скорбную главу…Нет, пьяницей его я назову:Звенит он — и заслушался кабак,Сам пьяный, опьяняет он гуляк.Но входит гурия в его игру.Заводит песню магов на пиру —И мир преображается земной,Задет ее волшебною струной.Мы вспомним феникса, на чанг взглянув:Всю чашу выдолбил чудесный клюв,В ней дырочки сквозные — то проходДля тонких струн… Какой мудрец сочтетЧисло всех звуков, что звенят вокруг?Из каждой дырочки исходит звук,Летя по струнам! Лишь рукою тронь —Как феникс, чанг низринет в мир огонь.Заслушавшийся мир объят огнем,Но чанг, сгорая, вновь родится в нем.Хотя павлином феникс наряжен,Он соловьиным горлом наделен.Нет, феникс музыку завел свою, —Сгорая, мир внимает соловью.Не диво, что весь мир к нему приник:Китайский соловей розоволик…Розоволикой был Бахрам пленен,Покоя без нее не ведал он,Не отрывал от милой пери глаз,От песен — слуха, пламенел и гас,
