северным берегом реки, ища переправы, и наконец решилась: ничего не поделаешь, надо пойти там, где идут люди.
Когда она шла, многие на запруженном тротуаре поворачивали головы и заговаривали с ней, но она не обращала внимания и следовала своим путем и вскоре пропадала из виду, затершись в толпе.
Но два человека упорно не теряли ее из виду. Они сидели в кабине автофургона, переезжавшего реку. Один, тот, что постарше, только подтолкнул своего товарища, крутившего баранку, и указал ему на собаку, которая шла так неуклонно. Тот не ответил. Но он кивнул, как бы в знак радостного согласия, и взял такую скорость, какая позволяла им не упускать Лесси из виду.
Когда мост кончился, Лесси бодро двинулась дальше. Бег ее стал чуть быстрей, потому что теперь ее желание идти на юг не встречало помехи. Река была позади. На одну секунду Лесси ощутила приток новой силы, повисший хвост немного приподнялся, у нее даже был почти веселый вид.
Она шла по мостовой прямо на юг. Она не обращала внимания на кативший с нею рядом фургон. Среди разнородных шумов и запахов большого города ее чуткие уши и тонкий нюх едва ли могли предостеречь ее заранее. Только в самую последнюю секунду чутье предостерегло ее, и она отпрянула вбок. В воздухе что-то заколыхалось. Она перебирала ногами, но без пользы — ее опутала сетка, сковавшая все ее усилия.
Целую минуту она пыталась выбиться, борясь с опутавшей ее паутиной. Но путы только затягивались туже. И тут с нею рядом, стоя на коленях, оказался человек из того фургона. Он ее держал умелыми руками. Вокруг ее рта затянулся жестокий ремень, сжавший челюсти. Другой ремень охватил ей шею. А еще один скрутил ей ноги.
Лесси лежала не двигаясь. Вокруг нее собралась толпа.
Она почувствовала, что сетку снимают. Дернувшись изо всех сил, она попробовала вырваться. Передние ноги освободились! Освободилась и одна задняя. Можно бежать!
Лягаясь, дергаясь, она боролась с державшим ее человеком. Уже навалился на нее всем телом и второй. Если бы только челюсти были свободны от ремня! Она почувствовала, как их стянуло туже, когда второй человек схватил ее за переднюю ногу. Потом ее стали бить по голове.
Она упала, оглушенная. И тут люди перестали ее бить, потому что в толпе очень явственно раздался голос. Это был девический голос, высокий и отрывистый:
— Не смейте так обращаться с собакой. Дикари!
Один из тех двоих, стоя на коленях, поднял глаза на девушку.
— Может, сами возьметесь за нашу работу? — спросил он.
В толпе кто-то хихикнул, но смех сразу стих, когда девушка выступила вперед. Голос ее звучал строго.
— Если вы думаете, что дерзость вам поможет, вы очень ошибаетесь. Я наблюдала ваш образ действий и подам на вас заявление — обжалую и вашу дерзость и жестокость.
Когда человек опять заговорил, его тон был совсем другой.
— Извините, мэдэм, но я только исполняю свою обязанность. Деликатничать нам не приходится. Кругом развелось много бешеных собак, и мы, служащие приемника, должны делать свое дело: отлавливать их. Ради общественной безопасности.
— Вздор! У этой собаки нет никаких признаков водобоязни.
— Нельзя знать, мэдэм. Во всяком случае, собака бродячая, а нам приказано всех бродячих забирать. На ней нет бляхи.
Девушка хотела ответить, но мужчина рядом с ней взял ее под руку.
— Он же прав, Ительда. Нельзя, чтобы у нас тут бегали стаями бездомные собаки. Вы же понимаете, нужен какой-то надзор.
— Совершенно верно, сэр, — сказал ловец собак.
Девушка поглядела вокруг. Поджала губы.
— Хорошо, но не таким же способом осуществлять надзор. Пустите, я сама посажу вам ее в фургон.
— Она у вас убежит, мэдэм.
— Вздор. Встаньте.
— Нам только придется проделать все сначала, мэдэм.
— Встаньте!
Стоявшие на коленях обвели взглядом толпу, будто желая сказать, что, мол, безнадежное это дело спорить с женщиной, когда она забрала себе в голову блажную мысль. Они встали, а девушка опустилась на колени. Лесси почувствовала, как ее коснулись спокойные руки, нежно погладили ее, услышала мягкий, ласковый голос:
— Вот и хорошо. Дайте мне поводок и уберите сетку.
Мужчины подчинились. Девушка осторожно надела Лесси на шею ремень. Одной рукой она ее похлопывала и поглаживала, другой легонько дергала за поводок.
— Ко мне!.. Встать! — сказала она.
Лесси сделала то, к чему ее приучали годами. Она послушалась. Она пошла туда, куда ее мягко повел поводок. Она подошла к фургону. Когда водитель отворил решетчатую дверцу, девушка взяла тощую колли на руки, посадила в кузов, и решетка захлопнулась.
— Ну вот, — сказала она строго. — Вы и с бродячими собаками не должны обращаться, как с дикими зверями.
Она повернулась и пошла прочь, не удостоив взглядом своего спутника.
— Зачем устраивать на людях такие сцены, Ительда? — сказал он наконец.
Ответа не последовало, и они пошли вперед по мосту. Дойдя до половины, спутник поглядел на нее и остановился.
— Простите меня, — сказал он. — Я заслужил, чтобы меня прогнали, как собаку. Вы были великолепны!
Они стояли и молча глядели на хлопотливую реку.
— Странно, почему это так, — сказал он наконец. — Мужчина всегда боится привлекать внимание толпы. Ему часто хочется сделать… ну, что-нибудь вроде того, что сделали вы, а он не делает. Это, верно, особый вид трусости. Женщина храбрей. Вы были великолепны, и это первое, что я должен был сказать.
Девушка провела рукой по его рукаву, как бы в знак понимания.
— Дело не во мне, — сказала она, — дело было в собаке. Знаете, она мне так напомнила Красавицу. Вы помните Красавицу — колли, которую мы держали, когда я была маленькая?
— Ох, верно… а я и забыл. Да, но та была такая величавая, правда, Ительда?
— Эта тоже, Майкл, по-своему. Голодная и тощая, а чем-то она мне напомнила нашу Красавицу. В ней то же величавое терпение и… и… так и кажется, что она многое понимает, и просто преступление, что ей не дано говорить, высказать все словами.
Майкл кивнул головой и вынул свою трубку. Они облокотились на перила.
— Что они с ней сделают? — спросила наконец девушка.
— Кто? Эти душегубы с фургоном?
— Да.
— Ах, отвезут ее в приемник.
— Знаю. Ну, а там что с ними делают, с бродячими собаками?
— Не знаю. Кажется, их там держат… ну, какой-то положенный срок, а потом, если никто за ними не явится, их… ну, разделываются с ними.
— Ее убьют?
— Ах, но вполне гуманным способом. Газовая камера или что-нибудь такое. Говорят, это совершенно безболезненно. Как будто заснул, и все. На этот счет есть закон или какие-то постановления.
— И никто не может ее спасти… то есть если ее владелец не узнает вовремя?
— Думаю, никто.
— А нет такого закона или постановления… что ты можешь прийти в приемник и вытребовать какую- нибудь собаку? Уплатив, конечно, за прокорм и прочее?
