Джон отодвинул от себя пустой поднос и положил свой кинжал на выскобленный стол.
— Николасу нет никакого смысла лгать — его признание означает конец для него, так чего же он может добиться, искажая правду?
Она что-то проворчала себе под нос, но не нашлась, что ответить.
Они перешли к огню и уселись в кресла, угощаясь на десерт твердыми яблоками. Джон поставил у очага вино, подаренное ему Пико, чтобы оно нагрелось, и теперь щедро налил его Матильде в бокал из толстого стекла — один из тех, которые несколько лет назад достались ему во Франции в качестве военной добычи. Обычно они пользовались глиняной или оловянной посудой, но сегодня у Джона было праздничное настроение, и он отдал предпочтение стеклу. Правда, успех раскрытия дела Адели де Курси целиком принадлежал шерифу, чего Джон никак не ожидал, но он утешал себя тем, что результат оказался неожиданным и для самого де Ревелля, несмотря на его заверения в том, что он хитростью добился признания Николаса.
— Что же будет дальше, Джон? — спросила Матильда, любопытство которой взяло верх над раздражением от дискредитации ее любимого соседа.
Джон рассматривал пляшущие языки пламени через дымчатое стекло бокала с вином.
— Я крепко подозреваю, что теперь все целиком зависит от Феррарсов и Реджинальда де Курси. Когда они услышат откровения Николаса, нашего серебряных дел мастера ждут большие неприятности. Мне кажется, Николас находится в большей безопасности, сидя в темнице замка, чем Фитцосберн — у себя дома.
— Они не отважатся причинить ему вред. Хью Феррарс напал на него под влиянием момента, будучи основательно пьяным.
— Говорят, он частенько бывает основательно пьян. Но, вероятно, ты права. Феррарсы и де Курси могут подать на него с Николасом в суд за то, что они тайно сговорились сделать аборт, который привел к смерти женщины.
— Тебе придется участвовать в этом разбирательстве в качестве коронера?
— Да, предполагается, что я должен присутствовать при рассмотрении любых жалоб и исков — но если мое жюри при дознании решит, что это уголовное преступление, тогда дело следует передать Королевскому суду, когда он приедет к нам.
Матильда застонала.
— Ох, мы опять вернулись к тому же самому. Я думала, что Хьюберт Уолтер уладил ваши разногласия.
— Он не смог и никогда не сможет, если его чертовы присяжные не начнут наезжать сюда почаще.
Внезапно их мирная беседа у огня оказалась нарушенной. Джон испытал жутковатое чувство, что это уже были с ним однажды, когда услышал шум на улице. В тоже самое мгновение Брут, который мирно поедал остатки ужина на заднем дворе, с громким лаем промчался по коридору.
Джон вскочил на ноги и поспешил в вестибюль, куда выскочила и Мэри, схватившая огромную гончую за ошейник.
— Там какой-то бунт на улице! — объявила ода. — Люди с факелами.
Джон схватил с лавки свой круглый шлем и одним движением напялил его на голову. Он выхватил из ножен висевший на стене меч и распахнул входную дверь. Как он и ожидал, шум и суета доносились с левой стороны, где располагалась лавка серебряных дел мастера. Отблески света из открытой двери смешались с неровным светом смоляных факелов в руках полудюжины мужчин, которые сгрудились вокруг двери Фитцосберна, требуя, чтобы он вышел. Крики перемежались страшными проклятиями и такими ругательствами, каких Джон еще никогда в жизни не слышал.
Пока он бежал к лавке гильдейского мастера, один из мужчин с силой ударил в дверь ногой, хотя она была слишком прочной, чтобы ее можно было сломать таким способом, ведь она была призвана оберегать солидный запас серебра.
— Остановитесь, черт вас побери! — заорал коронер. — Именем короля я приказываю вам остановиться. Это сборище незаконно!
Это было первое, что пришло ему в голову. Позже, вспоминая произошедшие события, Джон так и не смог решить, имеет ли коронер право воспрепятствовать нарушению установленного королем порядка, но, поскольку он был вторым по старшинству представителем закона в графстве после шерифа, то решил, что в крайней ситуации его действия были оправданы.
Он добрался до двери Фитцосберна и оттолкнул барабанившего в нее человека, в котором узнал сквайра Хью Феррарса, того самого, которого он огрел по голове несколько дней назад.
Когда глаза коронера после яркого огня домашнего очага привыкли к тусклому свету, он разглядел в первых рядах нападавших Хью Феррарса, за спиной которого стоял его отец. К своему немалому удивлению, рядом с Хью он увидел и Реджинальда де Курси, и еще двоих, которые, вероятно, были сквайрами или друзьями старших мужчин.
— Уйдите с дороги, де Вулф, — пролаял де Курси. — Это вас не касается.
Сквайр Хью попытался оттолкнуть Джона, но коронер с такой силой ударил его в живот, что тот согнулся пополам от боли.
— Ради всего святого, что вы себе думаете? — заревел он. — Это цивилизованная страна, и завтра утром состоится заседание суда графства. Если у вас есть жалобы или обвинения, огласите их там.
Хью Феррарс сделал шаг вперед и остановился прямо напротив коронера. Он был явно пьян, но не настолько, чтобы потерять контроль над собой.
— Мы слышали, что рассказал лекарь, сэр Джон, — заплетающимся языком вымолвил он. — Этот гад за дверью соблазнил мою женщину. Он наставил мне рога, превратив в посмешище для всего графства. — Несмотря на всю серьезность момента, Джон все-таки обратил внимание на то, что главной заботой молодого человека была уязвленная гордость, а не потеря собственной невесты.
Следом к коронеру протиснулся де Курси.
— Я хочу услышать, как этот Фитцосберн будет отрицать свою вину либо признает ее, коронер. Если он сознается, я убью его. Если станет все отрицать, пусть вызовет меня на поединок на любом оружии — и если победит, значит, он невиновен.
Джон обвел сердитым взглядом группу разгневанных людей, которые с каждой минутой распалялись все сильнее.
— Так нельзя решать проблемы. Идите к шерифу. В его власти отправлять правосудие в Девоне, а не в вашей.
— Он слишком расположен к Фитцосберну и демонстрировал это всю неделю.
Этот голос, глубокий и властный, принадлежал Гаю Феррарсу, стоявшему позади остальных.
Джон, возвышаясь над всеми — и благодаря тому, что стоял на ступеньках, и благодаря своему высокому росту, — воздел над головой меч.
— Лорд Феррарс, вам лучше всех присутствующих здесь должно быть известно: то, что вы творите — сущее безобразие. Скажите своему сыну и своим друзьям, чтобы они шли домой — или, по крайней мере, отправились бы в Рогмонт, чтобы подать петицию Ричарду де Ревеллю.
Феррарс покачал головой.
— Мы хотим увидеть этого негодяя и услышать из era собственных уст, что он имеет нам сказать. Удивительно, что с нами нет Генри Риффорда. У него должен быть свой счет к этому проходимцу.
Доведенный до отчаяния сверх всякой меры, Джон заорал во всю силу легких:
— Говорю вам, так вы ничего не добьетесь. Ради Бога, образумьтесь и расходитесь! Если даже он дома, то не выйдет к вам. И эта дверь слишком крепка, чтобы вам удалось ее сломать.
— Тогда мы подожжем его дом! — выкрикнул еще один молодой человек, пьяный сверх всякой меры, который, похоже, тоже принадлежал к числу друзей Хью Феррарса. Он взмахнул своим горящим тростниковым факелом, явно намереваясь швырнуть его в закрытые ставнями окна лавки.
— Я разнесу эту проклятую дверь в щепки, — завопил ушибленный Джоном сквайр. Он кинулся на коронера, выставив перед собой меч и целясь Джонy в сердце. Коронер отбил удар, металл лязгнул о металл, и лезвие противника скользнуло вниз, ударившись о гарду его меча. Одновременно Джон поднял ногу и изо всех сил пнул нападавшего в пах. Хотя на ногах у него были домащние туфли, сквайр взвизгнул от
