боли, когда удар раздробил ему яички, и рухнул на спину, скорчившись от боли.
— Я приказываю вам остановиться! — вновь взревел Джон. — Вы будете повешены за нападение на помощника короля.
Он обернулся как раз вовремя. Мужчина, стоявший рядом с де Курси, массивный и неповоротливый малый, одетый в накидку с капюшоном, прыгнул вперед, нацелившись в него своим длинным кинжалом. Джон изогнулся, пропуская удар, услышал, как лезвие распороло ткань его плаща, и почувствовал укол, когда оно оцарапало ему кожу на животе.
В нем мгновенно ожили все бойцовые инстинкты, приобретенные за двадцать лет сражений. Сейчас было не время для уговоров и увещеваний, его жизнь подвергалась опасности.
Когда мужчина, влекомый инерцией своего удара кинжалом, проскочил мимо него, Джон развернулся и, ухватив свой тяжелый палаш обеими руками, описал им в воздухе дугу и с размаху опустил на загривок своего противника.
Должно быть, Гвин славно наточил лезвие о подоконник в сторожке, потому что меч с легкостью перерубил позвоночник, и только трахея и кожа на горле спереди не позволили голове слететь с плеч. Мужчина рухнул на землю, дергаясь в агонии, из его разорванной шейной артерии на землю под крыльцом хлынула густая струя крови.
На улице внезапно воцарилась мертвая тишина. Ничто не могло лучше утихомирить разбушевавшуюся толпу, чем вид человека, расстающегося с жизнью в луже собственной крови.
Де Курси (вероятно, хозяин жертвы) наклонился и перевернул тело на спину.
— У вас течет кровь, коронер, — негромко произнес Гай Феррарс.
Джон, который стоял, не шелохнувшись, после того как нанес смертельный удар, взглянул на свой левый бок и увидел расползавшееся по плащу пятно крови. Он распахнул полы и сунул палец в маленькую дырку в своей тунике, разрывая льняную ткань,
— Это всего лишь царапина, — процедил он, глядя на неглубокий порез над поясом. На пару дюймов ближе к пупку — и удар кинжалом прикончил бы его. Он спустился со ступенек, прошел несколько шагов по направлению к своему дому, затем обернулся к притихшей толпе. — Из-за этого случая дознания не будет, могу вас заверить, здесь нет другого коронера, кроме меня. Но я сомневаюсь, чтобы кто-нибудь возражал против того, что это было убийством с целью самозащиты. — Он прижал руку к боку, чтобы остановить кровотечение, пока Мэри забинтует рану какими-нибудь тряпками. — Я советую вам разойтись потихоньку. Ступайте домой — или, если вам по-прежнему нужен Фитцосберн, идите в замок и обсудите это с де Ревеллем. Здесь вам больше нечего делать.
Он повернулся и зашагал прочь, оставив бунтовщиков поднимать своего убитого и решать, что делать дальше.
Вопреки своим правилам, этим вечером супруга шерифа находилась в резиденции Рогмонт.
Элеонора де Ревелль презирала голые, продуваемые всеми ветрами апартаменты Ричарда в главной башне замка: две жалкие комнатенки, примыкавшие к кабинету, в котором он решал свои дела. Их поместья были разбросаны по всему Девону, и надменная госпожа предпочитала сельский комфорт и уют спартанской обстановке замка в Эксетере. Но состоявшийся в этот уикенд визит Хьюберта Уолтера требовал ее присутствия рядом с шерифом, поэтому ей поневоле пришлось провести несколько ночей в постели, которую, как она подозревала, в ее отсутствие оккупировали другие женщины.
Этой ночью она съежилась под тремя шерстяными одеялами и медвежьей шкурой, выставив наружу только свой тонкий нос. В круглой спальне было сыро и холодно. Рядом с ней на спине лежал и тихонько храпел Ричард, некоторое время назад благополучно исполнивший свой супружеский долг. Элеоноре это напоминало изнасилование, нежели любовный акт, но у нее сложилось впечатление, что он спал с ней из чувства долга, а вовсе не для того, чтобы удовлетворить свою похоть. Большую часть времени муж проводил в Эксетере, наезжая в Тивертон не чаще одного раза в неделю, что ее вполне устраивало. Похоже, это устраивало и Ричарда, который видел в этом наилучший способ сохранить их брак, основанный на политических и финансовых интересах.
Они рано отправились в постель, поскольку после сытного ужина им больше нечем было занять себя. Разговоры в этом доме случались еще более редко, чем у коронера. До полуночи оставалась еще пара часов, и луч лунного света, падающий со скованных холодом небес, пробивался сквозь щели в ставнях.
Уже засыпая, леди Элеонора расслышала осторожный стук в дверь. Она попыталась было не обращать на него внимания, но он раздался вновь, на этот раз более настойчиво. Храп ее супруга не изменил своей тональности, посему она с некоторым удовлетворением — и с гораздо большей силой, чем требовалось, — ткнула его костлявым локтем под ребра. Потребовалась еще пара тычков, чтобы разбудить его, но наконец он очнулся ото сна и хриплым голосом пробурчал:
— Кто там?
Слуга, иссохший старик по имени Флеминг который оставался с шерифом уже долгие годы, робко просунул в дверь голову, держа в руке мерцающую свечу. Он неоднократно прерывал любовные акробатические упражнения де Ревелля в этой самой постели и всегда входил с большой опаской, хотя знал, что сегодня здесь ночует миледи.
— Там люди, которые говорят, что им необходимо увидеться с вами по делу, не терпящему отлагательства, — объявил он.
— Что, в графстве восстание? Король вернулся?
Старик выглядел смущенным.
— Нет, сэр. Во всяком случае, мне об этом ничего не известно.
— Тогда скажи им, пусть убираются к черту или приходят с утра.
— Один из них лорд Феррарс, сэр. А другой — сэр Реджинальд де Курси.
При этих словах Ричард вскочил с постели.
— Проведи их в мои покои и угости вином. Я буду там через минуту.
Флеминг, шаркая ногами, удалился, оставив свечу гореть на полке. Повернув голову, леди Элеонора увидела, как Ричард судорожно напяливает тунику поверх ночной рубашки, а потом садится на матрац, чтобы натянуть короткие обтягивающие брюки и надеть туфли.
— Что происходит? — спросила она.
— Бог его знает, но если Феррарс и де Курси пришли вместе, значит, это касается той мертвой женщины.
Шериф оказался в своем кабинете в рекордный срок и обнаружил обоих Феррарсов, де Курси и сквайра Хью напряженно стоящими возле камина, а старый слуга пытался вдохнуть жизнь в угасшие поленья.
— Де Ревелль, вы должны что-то предпринять в этой ситуации, — без всякого приветствия или вступления резко бросил лорд Феррарс.
Шерифу не требовалось объяснений, чтобы понять, о какой ситуации идет речь.
— Но что еще я могу сделать? Мы взяли человека, который виновен в смерти вашей дочери, Реджинальд.
Собравшиеся чуть ли не с угрозой продвинулись к шерифу.
— Он послужил всего лишь орудием, жалкий лекаришка! — прорычал де Курси — Теперь мы знаем, что его принудил к преступлению эта свинья Фитцосберн. И именно его мы хотим покарать.
Хью Феррарс драматическим жестом воздел руки.
— Она мертва — моя Адель мертва! Этот негодяй взял сначала ее тело, а потом и душу! — Язык у него заплетался, и он слегка покачивался: без сомнения в этом сказалось действие медовухи и сидра, выпитыми после того, как он покинул Мартин-лейн.
Его отец нетерпеливо оттолкнул сына в сторону, и сквайр подхватил молодого человека, чтобы тот не упал, в то время как Гай Феррарс бросился в атаку.
— Мы не успокоимся, пока Фитцосберн так или иначе не получит по заслугам. Де Курси подает на него жалобу за то, что он утаил истину от вашего суда нынче утром. А мы с Хью требуем, чтобы он предстал перед жюри, дабы передать его Королевскому суду на следующей выездной сессии.
— Но вы же не можете выдвигать два этих требования одновременно! — запротестовал Ричард.
Феррарс заткнул сжатые в кулаки руки за перевязь своего меча и с вызовом уставился на
