Со спичкой вокруг солнца

про дорогую мамочку? Вал. Одинцова на вопрос отвечает вопросом:

— А как вы сами считаете, нужно было печатать такой фельетон?

Фельетонисты сидят, думают. А Вал. Одинцова не ждет, подгоняет:

— Что вас смущает: тема, материал, доказательства?

С места поднимается фельетонист из Закавказья Вахтанг Пираев и говорит:

— Если бы речь шла о подлостях «дорогого папочки», я не задумываясь напечатал бы фельетон. Но критиковать, высмеивать мать… Простите, такой фельетон печатать нельзя. Мать — имя святое.

— А если глупая баба порочит святое имя матери?

— Закрой глаза. Пройди мимо.

— Почему?

— Потому что она мать!

Поднимается шум. С мест летят реплики:

— Правильно!

— Неправильно!

— Жалко, не мне попалась, не со мной встретилась эта мать! — говорит один.

— А мне встретилась, и не так давно, — отвечает ему другой.

— Такая?

— Боюсь, не хуже ли.

— И что вы сделали?

— Если разрешите, — говорит Яр. Шпаковский, — я расскажу.

— Сегодня наше время подошло к концу, — извиняется председатель, — вот и директор кафе собрался домой, а завтра…

И завтра, как только окончились утренние занятия семинара, мы, пообедав, сдвинули столы вместе, и Ярослав Шпаковский начал свой рассказ так:

ОБЕЗЬЯНЬЯ ЛЮБОВЬ

В редакцию пришла женщина. Суматошная, бестолковая. Фразу начнет, не закончит. Я спрашиваю ее одно, она отвечает про другое. Наконец выясняется: у женщины арестовали сына.

— А что сделал сын?

— Была я у прокурора… Он говорит: сыну, самое меньшее, десять лет дадут. Это мальчишке. Не люди — звери. Сыну в прошлом месяце восемнадцать лет исполнилось.

— Что сделал сын?

— В день рождения я ему проигрыватель с пластинками на последние деньги купила. Они проигрыватель не тронули, а его арестовали.

— Что сделал сын?

— Не он виноват. Дед! Пятнадцатого числа… деду — почтальонша всегда по пятнадцатым пенсию носит… А прокурор, вместо того чтобы защитить сына…

— Что сделал ваш сын?

— Получил дед пенсию. Ему тетя Зина, почтальонша, принесла. Она всегда пятнадцатого приносит. Сын просит у деда пятерку. И теперь за эту пятерку мальчишку в тюрьме держат.

— Что сделал ваш сын?

— Попросил у деда пятерку из пенсии. Дед не дал. Ребята вечеринку устраивали в складчину с девчонками. Шесть бутылок «московской» хотели купить… А милиция, вместо того чтобы разобраться, скрутила сыну руки и повела.

— Что сделал сын?

— Вечеринку они хотели устроить. С девчонками. Он и с Катькой своей договорился. Не с соседской Катькой, которая от него ребенка должна родить. С этой он больше не водится. Теперь у него другая Катька, дочь нашего дворника. А они ему десять лет хотят дать…

— Что сделал ваш сын?

— Так я и говорю: попросил у деда пятерку. Ему наша почтальонша по пятнадцатым числам пенсию носит. А дед не дал. Ну сын осерчал. Я в милицию бегала, просила его отпустить на поруки. Не отпускают,

— Что сделал ваш сын? — в восьмой раз спрашиваю я.

— Я тогда же сказала деду: дай. Каждую получку давал, дай и теперь. Не зли. Нравный у меня мальчишка. Без отца рос. Я сама его поднимала, сама кормила, одевала. А деньги на вечеринки сын всегда брал у деда. Он думал, дед даст и теперь. Он с ребятами уговорился, с Катькой. Не с соседской, а с другой. Деду бы дать по-хорошему, не обижать внука, и не сидел бы теперь мой сын за решеткой.

— Что сделал ваш сын?

— Они уже уговорились с девчонками купить шесть полбутылок «московской», шесть «перцовой»… А дед уперся. «Хватит, говорит, бездельнику ополовинивать стариковскую пенсию. Хочет твой мальчик пить «перцовую», пусть поступает на завод, пусть сам зарабатывает на водку».

Дед пожадничал, а взяли не деда — сына.

— Что сделал ваш сын?

— Я сказала тогда деду: он не только мой сын, он и твой внук. Дай, не скупись. Два раза я прокурору писала. К секретарю райкома ходила. Думала, секретарь пожалеет мальчишку. А секретарь сказал: «Ваш сын — бандит. Мы его будем судить в показательном порядке». Мальчишке восемнадцать лет, а его в клуб под конвоем приведут. Ну, есть ли сердце у вашего секретаря?

— Что сделал ваш сын?

— Дед сам виноват. Ему бы дать пятерку, отвязаться. Они же молодежь, уговорились с девчонками купить шесть бутылок «московской», шесть «перцовой», десять пива…

— Что сделал ваш сын?

— Понимаю. Вы спрашиваете про это. С этим было все как надо. Завод духовой оркестр прислал, три венка. Два живых и один с бумажными цветами.

— Что сделал ваш сын?

— Вгорячах, не нарочно… договорился он со своей девчонкой… Катькой…

— Что сделал ваш сын?

— Деда поленом ударил. Моего отца. Ну, тот упал, кончился. Через полгода, год он и сам, своей смертью кончился бы. Старый был, больной…

Час сидела она в редакции. Говорила, ругалась, кричала. Пыталась защитить, оправдать сына. А то, что сын ее отца убил, это ее не волновало. Это она считала несущественным…

Два дня я не мог сесть за стол написать фельетон. Не мог найти нужных слов.

Наконец написал. Но не напечатал. Не получилось. Я хотел написать о глупой матери. А тут была не глупость. Тут было страшнее.

* * *

Кончает говорить Ярослав Шпаковский, и со всех сторон снова несутся реплики:

— Правильно, Ярик, что не напечатал про эту тетку фельетона! — кричит один.

— Неправильно! — перекрикивает его другой.

— О матерях нужно писать или хорошо, или ничего.

— Какая она мать? Почему она мать?

— Родила сына, — значит, мать.

— Родить и муха может.