Наконец мы в редакции. Я иду к кабинету зама, а Зойка снова хватает меня за руку и ведет в конец коридора к мужской уборной.
— Зайди умойся. Вытаскивает из сумочки расческу.
— Причешись.
Захожу, умываюсь, причесываюсь. Затем Зойка ведет меня поближе к электрической лампочке.
— Сядь.
Сама поправляет, расчесывает мне волосы.
— Боюсь я за тебя, Степа. Зам из-за нескольких кружек пива может раздуть целое дело. А ну дыхни.
Я дышу.
— Держись подальше от зама. Старайся в его сторону не дышать.
— Все будет в порядке.
Зойка вытаскивает из сумочки какую-то склянку. Смачивает капелькой палец и проводит у меня под носом черточку. Потом ставит три мокрых точки. Две на лбу и одну на подбородке. Редакционный коридор становится сиреневым садом.
— Держись спокойно, с достоинством, даже если зам скажет тебе что-нибудь обидное. Пусть он видит, чувствует — ты сильнее его. Ладно?
— Все будет в порядке, — говорю я Зойке и толкаю коленом дверь в кабинет зама.
— Добрый вечер.
— Наконец-то. Где ты был?
— В пивной «Беларусь», на Солянке.
— Не делай юмор.
— Хочешь, дыхну.
Я сознаю, что делаю глупость, и все равно делаю ее. Подхожу почти вплотную к столу зама и дышу в его сторону.
Но между мной и замом защитной полосой становится сиреневый сад.
— Сейчас двадцать два часа, а ты ушел в семнадцать…
— Я был в пивной «Беларусь», на Солянке, — тупо настаиваю я на своем.
— Где бы ни был настоящий журналист: в театре, на свидании ли, у чужой жены…
— Я был в пивной «Беларусь», на Солянке.
— …он обязательно сообщит редакции адрес, номер телефона, чтобы его сразу можно было найти, вызвать.
— Я был в пивной «Беларусь», — еще раз заявляю я.
Входит Юзеф, помощник зама. Докладывает:
— Звонит выпускающий.
Зам не слушает помощника. Он внимательно оглядывает его, потом меня и говорит:
— В прошлом году ты, Степа, был одного роста с Юзефом, а в этом стал выше.
— Я был в пивной «Беларусь», на Солянке.
Я лезу на рожон и, кажется, зря стараюсь. Зам давно догадался, где я был и что делал. Но вместо того чтобы стряпать из-за нескольких кружек пива дело, он старательно ищет пути к примирению.
— Интересно, Степа, на сколько ты вырос за этот год?
— На два номера.
Наконец-то я оставил пивную на Солянке в покое.
— На каких два номера?
— Сандалий «Скороход». В позапрошлом году у меня был сорок первый размер, в этом пришлось купить сорок третий.
— Ха-ха. А ты, Степа, как конферансье Гаркави. Тоже умеешь делать юмор.
Я не был как конферансье Гаркави. Я не умел делать юмор. Для юмора нужно что-то придумывать, выкручивать, а я всегда говорил лишь то, что есть. А вот с замом, как ни туго вертелись нынче в моей голове шарики, я ясно видел, что-то стряслось. Три дня назад в бильярдной зам готов был четвертовать меня, а сейчас льстил, протягивал на дружбу руку.
— Звонит выпускающий из типографии, — снова говорит Юзеф. — Газета уже сверстана, а подвала нет.
— Будет подвал.
— Чтобы не задерживать номер, выпускающий предлагает подвал отложить на завтра, а сегодня поставить рецензию на премьеру в театре Мейерхольда.
Зам не отвечает. Он вытаскивает из кармана два бильярдных шарика и начинает жонглировать ими. Минуту длится пауза.
— Что сказать выпускающему?
— Ждать.
Юзеф уходит.
— Где твоя статья, Степа?
— Какая?
— Из полосы «Весь комсомол строит Магнитку».
— Здравствуйте Сам порвал, кинул в корзину…
— Копию ты сохранил?
Я задумался. Дать заму копию или сначала посоветоваться с Макаром?
— Не тяни, Степа. Из-за твоей статьи номер задерживается.
— Брось разыгрывать.
— Честное слово.
Я снял с головы тюбетейку и хоть знал, что тюбетейкой не вытираются, стер со лба обильно выступивший пот. Потом полез во внутренний карман и вытащил копию злополучной статьи.
— Ты ничего не менял тут?
— Нет!
Зам, не читая статьи, пишет на первой странице: «В номер». Затем вызывает Юзефа.
— Кто дежурит из курьеров?
— Алтунин.
Зам вытаскивает из кармана рубль.
— Пусть возьмет такси и срочно доставит это выпускающему в типографию.
Юзеф бежит с моим подвалом к курьерской. Зам перестает жонглировать бильярдными шариками. Прячет их в карман и говорит уже не заискивающим голосом, а обычным:
— Все, можешь быть свободным.
— Постой, скажи, что случилось?
— Неважно.
— Тебе неважно, а мне очень.
— Твоя статья была забракована, теперь я амнистировал ее. Решил дать Степану Садырину по- хорошему проститься с Магниткой.
— Я не собираюсь уезжать с Магнитки.
— А если тебе предложат?
— Мы дали друг другу слово не уезжать до первой плавки чугуна.
— Кто мы?
— Бригада монтажников.
— Ты теперь не монтажник, а сотрудник редакции и будешь работать не там, где тебе хочется, а там, куда тебя пошлет редколлегия.
— Редколлегия будет только завтра.
— Чтобы не томить тебя, Степа, в неизвестности до завтрашнего дня, я поговорил предварительно со всеми членами редколлегии, и мы опросом приняли решение послать тебя корреспондентом в Дудинку.
Я ткнул кулаком себе в лоб.
— Убей, не понимаю, зачем мне ехать в Дудинку?
