— Мне всегда казалось, Старик… что людская благодарность, так же… как и корпоративные устои «Глобал»… вечны.
— Вечны, Игорь Игоревич, только надписи на гаражах «Убрать до…»
Глава 18
— Juwell, — сказал Старик, похлопав его по корпусу, как по плечу, — славная техника. Главное, неприступная. Сколько я таких за тридцать лет… В Польше да в ГДР… Сверлим отверстие диаметром восемь миллиметров ниже клавиатуры на два сантиметра, и в дырочку тут же видим провода питания электромотора… Но это, конечно, на уровне космических технологий. Этот парень, кто бы он ни был, человек простой. Взять и высверлить насквозь четыре шурупа крепления… Тут ума никакого не надо. Я вам говорил, что из бухгалтерии все Juwell выкинуть нужно?
Да, я помню, как он говорил.
— Но чтобы у вас такой же стоял…
— Он говорил мне: «Хэлло, босс».
— Я знаю такое же говно — «Сэйфтроникс» называется. Тот тоже разговаривает, но это все, что он умеет делать. Я бы посоветовал вам срочно вызвать милицию и заблокировать счет в Нью-Йорке.
Уже в машине я набрал номер банка и тут же, сообразив о глупости этого, бросил трубку на сиденье. В Нью-Йорке, как и в Москве, сейчас воскресенье. Я не могу отправить даже факс!
Мы ехали к Гроссу. Нельзя сказать, что неожиданные подозрения Старика потрясли меня, но здравый смысл в словах начальника СБ чувствовался. Действительно, чего бы это Гена, дуркующий на протяжении всего разговора, вдруг стал задавать Коломийцу чересчур конкретные вопросы? Я ехал впереди, Старик на своем «мерине» следовал где-то сзади, Москва не тот город, где можно двигаться в колонне в режиме зрительной связи на протяжении всего пути. Трубка заверещала, и я схватил ее, едва не вписавшись в корму «Инфинити». Какая-то содержанка с Рублевки тревожно посмотрела на меня в зеркало и снова отвернулась.
— Игорь Игоревич, а если, охотясь за Гроссом, мы упустим Таечку? — спрашивал меня Старик. — У нас есть доказательства того, что документы вынес тот, кто прятался в офисе, а не она? У меня, к примеру, таких доказательств нет…
Ему недаром вручили часы стоимостью в пятьсот рублей. Он заслужил их по праву.
— Езжай на Мосфильмовскую! — рыкнул я, вдохновляясь. Наконец-то рядом со мной человек, который заполняет пустоты в моем мозге. — Скорее всего, она подастся к Факину. А я тем временем…
— Игорь Игоревич, я хотел попросить вас…
— Да?
— Просто представил: как бы я сейчас был зол, если бы у меня, а не у вас вынесли состояние.
— И что?
— Вы не могли бы с Гроссом… как бы это сказать… помягче, что ли? Его вина не доказана, и потом, если его напугать сейчас, то из него выйдет плохой помощник потом…
— Убью не задумываясь.
Я действительно задыхался от ярости. Ярость и страх — вот что вело меня сейчас к адресу, который мы со Стариком установили в том же HR.
— И все-таки я попросил бы вас…
Он сейчас заморочен больше, чем я. Полностью отстранившись от чувства юмора, он весь в работе. Да и юмор, надо сказать, у меня каторжанский…
— Ладно, ладно, — бормотал я, видя, как водительница (я ее иначе назвать не могу) «Инфинити» все чаще и чаще посматривает в зеркало, — ты смотри, чтобы тебя там Таечка не уболтала.
— Сынок, я в том цветущем возрасте, когда уболтать меня можно, лишь потратив на то кучу времени. Я думаю, к тому моменту, как это случится, наступит понедельник.
Я снова бросил трубку на сиденье.
Понедельник…
Я не могу даже предупредить управляющего «Бэнк оф Нью-Йорк» по электронной почте! Во-первых, чхал он на это письмо, во-вторых, пока оно до него доберется через фильтр инстанций, в-третьих… А что в третьих?
Я что-то разошелся.
Немного раскинув мозгами, я придумал и третье. В понедельник в десять часов утра в банк войдет человек с моими паролями и перебросит деньги на другой счет. Куда-нибудь на Кипр или в Камбоджу. «Бэнк оф Нью-Йорк» — это не «Сбербанк России», в нем операции производятся в течение часа. Я ненавижу Соединенные Штаты за их отлаженный механизм демократии! Пошли сейчас проклятия в адрес Колумба, тот только зевнет в гробу и скажет: «А я — что? Я только Колумбию открыл».
Я ударил по тормозам. Сучка в «Инфинити» или мечтает о том, чтобы я разнес задницу ее кроссоверу, или просто не может одновременно вести машину, смотреть в зеркало и бояться.
Из третьего ряда она, ничтоже сумняшеся, повернула направо и, я так понимаю, чтобы уйти от опасности — от меня, без предупреждения стала пересекать две правые полосы. Представляю состояние мужиков, которые сейчас бьют по тормозам обеими ногами. «Что же вы, милочка, делаете, — говорят они, приподнимая головные уборы. — Эдак и до столкновения недалеко».
— Мондавошка лупатая!.. — рыцарь на белом «Кайене» кричал еще что-то королеве турнира, но я проехал мимо и за звуками сигналов подробности пронеслись мимо моего внимания.
Я понимаю состояние хозяина «Кайена». Последний раз его машину так били по тормозам на тесте перед сходом с конвейера.
До дома Гросса я доехал, когда часы показывали ровно пять. Или шесть. Я был в таком состоянии, что на часы смотрел не с целью узнать время, а машинально, как делаю всякий раз, когда выхожу из машины.
Дом Гросса оказался восьмиэтажным зданием. Домофон у входа в подъезд присутствовал, но дверь была открыта настежь и привалена каким-то тюком. Четверо таджиков носили мебель из японского грузовичка наверх. У коробок, выгруженных на асфальт, стояла старуха размером со шкаф и вела себя так, как ведут телохранители во время выступления Буша на газоне перед Белым домом, — цепляла всех глазами. Ко мне она испытала антипатию как-то сразу. Видимо, я, выбравшийся из «Мерседеса» стоимостью в сто пятьдесят тысяч долларов, представлял наибольшую опасность вещам, стоящим перед ней. Особенно она ценила свой диван, кожаный, с валиками, увидев который я сразу вспомнил об «энкавэдэшных» застенках. Она подумала, как сделать, чтобы я его не стащил, и, не придумав ничего лучшего, села на него. Она была права. С таким грузом диван никто не возьмет.
Нечего было и помышлять о том, чтобы добираться до этажа на лифте, а потому я прошел мимо звонко говорящих грузчиков, вставляющих секцию стенки в кабину, явно для того не предназначенную, и зашагал наверх. На седьмом этаже, где и находилась квартира двадцать семь, я перевел дух и прижал ухо к замочной скважине. Так зарабатывают отит — свистящий сквозняк влетел в мое левое ухо и вылетел из правого.
В квартире сейчас могут даже петь, я все равно ничего не услышу.
Опершись на ручку, я протянул руку к звонку и от неожиданности едва не упал! Дверь открылась и поехала вперед. Выпустив ручку, я вошел в пахнущую мебельной полиролью прихожую и тихо позвал:
— Гросс!
Где-то в глубине квартиры играла музыка. Бобби Браун пел о будущем, каким он его себе представляет.
— Гросс!..
Посмотрев себе под ноги, я увидел то, что заставило меня напрячься.
Пневматические ножницы с длинными ручками и большая черная сумка лежали под зеркалом, и если
