— Раз так, пусть этот Набази делает, что хочет, я умываю руки.
— Ему больше ничего и не нужно. Он только просит вас не совать ему палки в колёса. Об остальном он позаботится сам.
— Пропади он пропадом! Чего ради я должен возиться с этим дистрофиком? О, как было бы хорошо, если бы все устраивали свои дела там, где устраивает их Сеид!
— Стало быть, я могу пообещать этому Набази…
— Пожалуйста, я согласен передать ему весь экспорт, лишь бы не слышать больше его имени.
— Он только об этом и мечтает.
— Да помилует бог его отца, если он говорит правда. Иншалла, надеюсь, больше мы никому ничего не должны? Кстати, вы повидались с министром внутренних дел? Показали ему список, который я вам передал?
— Да, горбан, он согласился, но только сказал, что мы мало ему дали.
— То есть как это мало! Мы весь Хорасан отдали ему! Столько мы ещё никому не платили. Доля министра внутренних дел никогда не превышала трёх-четырёх депутатов. На сей раз, зная, что он за человек, и принимая во внимание, что он хорасанец, пошли ему навстречу и даём от Хорасана двенадцать депутатов. Так, говорите, двенадцати ему мало? Где это видано, чтобы двухкопеечный министр, хоть он и доктор, получал в меджлисе одну десятую всех депутатских мандатов!
— Он говорит, что на этот раз было решено, чтобы он выделил из своей доли долю двора.
— Конечно же, он обязан это сделать! Пусть в другой раз ослепнет, но не входит в сделки с двором. Будет знать, как связываться с ними во время выборов. Это удел каждого министра, который попадает под влияние двора, ему неизбежно придётся выделить им долю.
— Ещё он говорит, что появились американцы. Как быть с их долей? Что им сказать?
— Это уже нахальство! Пусть они обращаются в Лондон. Там знают, как поднять палку на вороватого кота. Выборы не детская забава, чтобы такой проходимец, как этот доктор Адбар, мог совать туда свой нос. Вот я с ним сам поговорю!
— Есть затруднения и с заместителем министра.
— Какие там затруднения? Во время выборов некогда заниматься такими пустяками.
— Он говорит, что кандидат на пост заместителя министра, выдвинутый вашим превосходительством, не внушает доверия.
— Какая наглость! Заместителю министра совсем и не обязательно пользоваться его доверием. Важно, чтобы он имел доверие меджлиса. Если же этот господин не согласен, пусть вместе со своим кандидатом убирается восвояси.
— Слушаюсь, всё это я ему передам. Да, я поручил ему заменить председателя избирательной комиссии, как вы приказали. Сегодня утром всё было сделано.
— Знаю, слышал даже по радио.
— А тому мальчишке я сказал, чтобы он сегодня пришёл сюда, и вы лично сможете установить контакт между ним и его министром. Мы уже подыскали ему и красивую девицу, вы увидите её здесь. Этот юноша нам очень пригодится, он и его жена в наших руках. У вашего превосходительства богатейший опыт в проведении выборов, и вы знаете, что те заурядные чиновники, которые день и ночь передают нам шифрованные телеграммы об интригах генерал-губернаторов, о подмене избирательных урн, о различных нежелательных для нас распоряжениях министров, важнее и полезнее сотни министров.
— Очень хорошо, подбодрите этого юношу от моего имени. Обеспечьте его, он не должен нуждаться. Если потребуется, расходы его жены примите на наш счёт. Такие молоденькие и смазливые женщины нам нужны. Она обведёт вокруг пальца сто мужей. Она к тому же и понятлива, эта девчонка?
— Конечно, она лукава, хитра и себе на уме.
— В таком случае передайте девчонке от моего имени, что я твёрдо обещаю ей автомобиль, манто и путешествие в Америку. И вообще не отказывайте ей ни в чём. Пусть живёт на широкую ногу, берёт, что душе угодно.
— Кстати, она заигрывает с Сирусом, сыном нашего друга господина Фаразджуя.
— Удивительно, этот, щенок просто огонь. Скольким женщинам он уже вскружил голову!
— Ваша правда, горбан. Именно па подобные дела он у нас великий мастер. Лучшего специалиста по руководству девушками и женщинами нам не сыскать, особенно во время выборов. Эта девушка — точная копия своей матери. Куда бы ни сунулась, везде сразу же пустит корни. Вашему превосходительству следовало бы пригласить к себе Сируса и обласкать его. Да и девчонка, которая увивается за ним, нам очень пригодится.
— Не имею ничего против, только с одним условием: пока не рассчитается с нами, пусть и не думает об Америке. А то, чего доброго, схитрит, да и сбежит от нас, скажет: «Я вас и знать не знаю».
— Всё это в наших руках. Мы себя провести тоже не дадим. Простите, я, кажется, слышу кашель генерала Зармади. Да, я не ошибся… Если у вашего превосходительства больше нет никаких распоряжений, позвольте мне пойти к гостям. Или, может быть, ваш покорный слуга позовёт друзей сюда?
— Не зовите только министра внутренних дел. Пусть потоскует сегодня, а завтра мы либо совсем покончим с ним, либо заставим его быть шёлковым.
Господин доктор Тейэби ногтем сорвал бандероль с одной из лежавших на столе колод американских карт, вынул пачку из футляра, снял папиросную бумагу и начал тасовать карты. Пока господин Манучехр Доулатдуст ходил по комнатам, охотясь за влиятельными политическими деятелями, оставшаяся наедине с собой йездекая знаменитость обдумывала свои дела: как задобрить нового председателя центральной избирательной комиссии; как расположить к себе его подругу, молодую женщину, мечтающую об автомобиле, дорогом манто и поездке в Америку, чтобы легче было использовать мужа; как лучше прибрать к своим рукам Сируса Фаразджуя, о котором столько говорили и мечтали все женщины Тегерана; как справиться с этим скользким министром внутренних дел и разрешить трудности, связанные с выборами в Тегеране; как, наконец, построить работу нового состава меджлиса.
Люди, никогда не испытывавшие столь большой ответственности, не могут представить себе, какая тяжесть лежит на слабых плечах величайшего политического деятеля Ирана, господина доктора Тейэби. И один бог знает, сколько крови он пролил и сколько ещё прольёт, в какие переделки попадал и в какие ещё попадёт!
В остальных четырёх комнатах к этому времени уже собрались видные политические деятели Ирана, их жёны и взрослые дочери, разодетые в самые изысканные и дорогие туалеты. Женщины щеголяли друг перед другом своими дорогими платьями, маникюром, помадой, духами. Они расхаживали по комнатам, сверкая драгоценными камнями и золотом, украшавшими их обнажённые шеи и плечи. О чём только не говорили между собой гости, насыщая лестью и обманом и без того душную атмосферу, пропитанную запахом нефти! А в это время в соседней комнате величайший пройдоха Ирана, погруженный в глубокие размышления, продолжал тасовать неигранную колоду карт.
Среди гостей было немало таких, кто с нетерпением ждал его появления, мечтал встретиться с ним. Уже несколько известных деятелей спрашивали господина Манучехра Доулатдуста, где же господин доктор. Тех, кого нужно было свести с доктором, хозяин дома направлял в кабинет, другим отвечал, что только минуту назад видел доктора здесь, но где он сейчас, не знает.
Премьер-министр буквально влетел в кабинет. Среднего роста, седой, с постным выражением лица, за которым скрывались хитрость и лукавство, он мелкими шажками подошёл к доктору. Тот встал и, положив карты на стол, сказал:
— Алейком-ас-салям, как ваше благословенное здоровье?
— Слава богу, прекрасно, благодарю вас. На банкете, где нас так тепло принимают, среди друзей не может быть плохо.
Вскоре в просторном кабинете господина Манучехра Доулатдуста собрался весь цвет Иранского государства и народа. Четыре официанта из клуба «Иран», нанятые в помощь Рамазану Али, Омм-ол-Банин и Мах Солтан, разносили на подносах вина и закуски.
В гостиной гудели голоса. Генералы, ставшие министрами и депутатами, и новоявленные сановники, вроде Джавала Аммамеи, Кейфарбаша и генерала Меджази, подбоченившись, стояли у стен с бокалами виски в руках и сигарами во рту, решая мировые проблемы. Вокруг министров сгрудились депутаты.
Премьер-министр не стоял на месте. Он появлялся то в одном конце гостиной, то в другом, переходил
