большую ответственность как по законам шариата, так и по гражданским законам. Так что, я очень прошу вас, в течение ближайших двух-трёх дней сделайте вид, будто ничего не произошло; пусть выяснится вопрос о составе кабинета, положение с выборами, и тогда будет видно, насколько тверда почва под вашими ногами. Если только всё кончится хорошо, я лично гарантирую вам, что ваши кредиты будут увеличены вшестеро, тогда давайте сколько вам угодно бронзовых[89] векселей, и, если только откажутся учесть ваш вексель хотя бы на сто динаров, я буду нести ответственность за этот отказ. А сегодня, на этом великолепном банкете, вам не следовало бы зря портить настроение ни себе, ни своим гостям, тем более что я выиграл в покер более трёх тысяч туманов. Пойдёмте лучше выпьем по хорошей рюмке водки за наши будущие успехи. Пропади пропадом этот мир! Такому человеку, как вы, проявляющему в жизни исключительную энергию, не стоит огорчаться из-за пустяков.
Тут господин Эхтеладж-старший, почтенный и славный градоправитель Тегерана, который от хозяина дома впервые услышал слово «прагматизм» и был обижен на него за это, взял господина Доулатдуста под руку и потащил к бару.
Господин Доулатдуст был очень взволнован и огорчён. Зловещая туча нависла над ним, но как бы там ни было, он хозяин дома и не должен отказываться выпить с таким уважаемым человеком, как господин Эхтеладж. Ему ничего не оставалось делать, как налить рюмку зубровки и, поднимая тост за здоровье гостя, сказать ему несколько комплиментов и постараться пока что. держать в руках этого члена уважаемой фамилии. А что дальше — там будет видно.
Едва выполнив свой долг, он быстро обежал все комнаты, но нигде не нашёл никаких следов доктора Тейэби этого мастера по разрешению трудных политических вопросов.
Поискав его всюду и расспросив о нём у близких и посторонних, он наконец направился в вестибюль узнать у Омм-ол-Банин, не ушёл ли доктор тайком домой. И тут он увидел, что доктор стоит у телефона и увлечённо с кем-то разговаривает. Сначала господина Доулатдуста это удивило. Он не представлял себе, как можно ночью, в такой сутолоке, когда даже собака не узнаёт своего хозяина, вести телефонные разговоры, но потом понял, что именно в таких условиях разговор по телефону наиболее удобен для различных сговоров. Во-первых, из-за шума никто не слышит голоса говорящего, а во-вторых, так как время позднее, в доме его собеседника все уже спят.
Несмотря на свою ловкость и хитрость, господин Доулатдуст до сих пор не догадался так поступать и только сегодня, благодаря своему гостю, уважаемому депутату от города Йезда, он научился этой уловке.
Как только господин Доулатдуст появился в вестибюле, господин Тейэби заметил его. Поняв, что продолжать разговор нельзя, он скомкал его и, обращаясь к невидимому собеседнику, сказал:
— Да, да, вы изволите говорить правду, суть вопроса заключается именно в этом, но, к сожалению, в данный момент у меня нет при себе памятных записок. Разрешите мне позвонить вам из дому утром.
Сказав это, он повесил трубку и с фальшивой улыбкой направился к хозяину дома. Тоном, неискренность которого была совершенно очевидна, он сказал:
— Сюда недавно приехал один из наших йездцев, друг моей юности. В своё время он прислал мне деньги, чтобы я купил для него кое-что. Я сделал глупость и позвонил ему. Хотел справиться о его здоровье, а он прицепился ко мне и стал требовать, чтобы я сейчас же, ночью, отчитался перед ним, куда я израсходовал деньги.
— Да, вашему покорному слуге тоже иногда и по ночам приходится заниматься делами. Кстати, я хотел посоветоваться с вами по одному важному вопросу. Если вы не против, пойдёмте в какой-нибудь укромный уголок и я вам всё доложу.
Уважаемый депутат согласился выслушать господина
Доулатдуста, но по его походке, по его молчанию и по всему виду можно было заключить, что он идёт неохотно, лишь из вежливости по отношению к хозяину дома. А если бы не это, то стоило ли сейчас, когда он уже поужинал, переговорил со всеми, с кем хотел переговорить, причинять себе ещё какие-то новые хлопоты? Наконец господин Доулатдуст привёл его в одну из комнат, где группа гостей играла в покер. Он счёл это место наиболее подходящим, так как гости были настолько увлечены перебранкой и спорами, что никто не мог помешать их разговору. В этой комнате вдоль стены были расставлены деревянные польские стулья с выцветшими сиденьями, вроде тех, которые можно видеть в третьеразрядных кафе и чайных. Взяв один из них, господин депутат от Йезда сел, а спутник его расположился рядом, низко склонился к нему и подробно доложил о своём конфликте с директором Национального банка. Казалось, что уважаемый депутат с раннего детства не видел ничего другого, кроме подобных поступков, так как он совершенно не удивился и очень спокойно сказал:
— Да, такие вещи случаются частенько.
— Но ведь, горбан, поймите, разве за три дня до опубликования положения о выборах, в этой суматохе, когда американцы шумят о том, что и русские располагают атомной бомбой, уместно так поступать?
— Да, но и не совсем неуместно. Этим они хотели вас проучить.
— А что я сделал? Разве я в чем-нибудь провинился? Разве я не выполнил какого-нибудь указания наших друзей?
— Помилуйте, господин Доулатдуст, мы ведь тоже кое-что соображаем. Неужели вы полагаете, что никто не разбирается в ваших комбинациях?
— Клянусь вашей жизнью, сколько я ни думаю, я ничего криминального припомнить не могу. Ни в политике, ни в торговых делах, ни скрытно, ни явно я не допустил никакой оплошности в исполнении своих обязанностей.
— Вы хотите знать правду? Я скажу вам её без обиняков: позавчера вечером в кино «Палас» демонстрировался фильм о параде советских физкультурников. Господин Фарибарз-хан и ханум Вида со своими сверстниками господином Хушангом-ханом, Сирусом-ханом, Хаидой-ханум, Шахин-ханум и другими юношами и девушками из лучших семей Тегерана поехали на своих автомобилях. которые известны всему городу, в кино, купили билеты в ложу, просидели там от начала и до конца сеанса, не проронив ни одного слова, а потом ещё очень долго аплодировали. Ну, скажите, пожалуйста, разве можно скрыть этот позор?
— Горбан, какой же это грех? Вы сами прекрасно знаете, молодым людям по восемнадцать- девятнадцать лет притом все они сами физкультурники. Разве просмотр фильма о спортсменах, да к тому же фильма, демонстрация которого разрешена полицейским управлением, является преступлением? Ведь этот фильм показывали даже во дворце.
— Да, всё это правильно, но наши друзья предъявляют особые требования к нам, к вам и вообще к избранным фамилиям, вот почему они дали указания господину Эхтеладжу немедленно закрыть вам кредиты.
— Ах вот в чём дело! Теперь я начинаю понимать… Да проклянёт господь Хушанга Сарджуи-заде! Во всех этих проделках повинен он. С того самого дня, как этот бледный, тщедушный юнец появился в нашем доме, я не могу спокойно выпить глотка воды.
— Ну, так избавьтесь от него, это же очень просто.
— Что вы, помилуйте, разве я могу сделать самостоятельно, без Нахид, хотя бы один шаг?
— Так кто у вас в доме мужчина, она или вы?
— Горбан, у вас нет красивой, прогрессивной, молодой жены, и вы не представляете себе, что вытворяют жёны с нашим братом.
— Во всяком случае, эти дела меня не касаются. Случилось то, что не должно было случиться, и теперь вам нужно серьёзно подумать, как загладить свою вину перед нашими друзьями.
— А каково мнение вашего превосходительства по этому поводу?
— Ей-богу, я ничего не могу вам посоветовать. Этот вопрос вы должны решить сами.
— Да, горбан, но ведь вы наш коллективный разум. Я понимаю, всё получилось очень плохо; наши друзья злопамятны, они сделают меня несчастным. Помогите мне найти выход.
— Лучше всего, если вы сами побеседуете с родителями этих юношей и девушек, договоритесь сослать их всех на некоторое время в Рамсар, Бабольсар или в какое-либо другое место. Одновременно дайте указание, чтобы в самых крикливых и падких на сенсации газетах, например в газете «Фарман» или в
