— Божий ты человек, ведь мед-то в семь рублев пуд, суди-ко, — ответил он болезненно-ноющим голосом. — Проезжающий ноне сказывал: береги, говорит, в цене мед-то!
— Ну, коли в цене, то мне не надоть!..
— Прохор Игнатьич… и ей-богу… мне бы всего три рублика, сделл… милость, по гроб-б!..
— Отдавай мед — ссужу.
— Убытошно, родимый… положь хоша по шести-то?
— Убытошно-то, убытошно — это чего говорить, да и деньги-то ноне на полу не валяются! — ответил Прохор Игнатьич тоном, в котором звучно задребезжала нота: 'Убыточно, а все-таки от нужды отдашь!'
Понял эту ноту и мужичок и молча почесал затылок.
— А-ах, убыток! — произнес он после минутного раздумья. — Положь хоша по пяти-то с полтиной, а? — робко спросил он, глядя на него заискивающим расположения взглядом, какой невольно свойствен бедняку, поставленному в безвыходную зависимость от богатого и сильного человека.
— Есть ли шляпы-то? — спросил в это время, подходя к прилавку и здороваясь с Прохором Игнатьичем, крестьянин средних лет, с добродушно-наивным выражением в плоском лице, обрамленном рыжею бородою. — Купил нонись в городе, да прорвалась, братец, а праздник!..
Прохор Игнатьич молча сдернул с полки и подал ему три поярковых шляпы.
— Отдаешь, што ли? — обратился он к первому, пока вновь пришедший примеривал шляпы, осматривая и тульи, и поля их к свету.
— Убыток!..
— А ты бы подороже хотел, ась? При нуже-то, брат, с лихвой не продашь: куды хошь поди!
— А што, к примеру, за эфтакую снасть? — улыбаясь и потряхивая на голове надетой шляпой, спросил покупатель.
— С другого бы полтину, а с тебя семь гривен! — ответил он, не глядя на него.
— Ох, ешь те мухи!.. За какие провины?
— На то шляпа! Таперича, коли ты в эфтакой шляпе, то знаешь, все девки засмотрятся…
— Оно бы… и-и… на руку, да баба-то у меня…
— С полымя рвет?
— Ржа*.. Ну, полтину-то, кругля счет, а? — спросил он, снимая ее и снова осматривая к свету.
— Не по пути ездишь — ободья сотрешь… Меньше семи таперича эфтакой шляпы и в городе не купишь, потому, видишь, и фабрикант, если тебе растолковать, первеющий — одно слово, сорт-шляпа: гляди! — говорил он, указывая ему на приклеенный внутри шляпы ярлычок.
— Полтина-то с пятаком за глаза бы, а?..
— С тобой на полтину-то одного разговору израсходуешь!..
— Прохор Игнатч! сделл… милость… не держи; и ей-богу, нужа! — ноющим голосом прервал его первый.
— Нешто ты привязан? Отдавай мед, и деньги в руки: чего ныть-то?..
— Бог с тобой!..
— Вестимо, без бога куда бы? — тварь и та его славословит. А гумашка-то так и просится к тебе: а-а- а-а!.. погляди-ка… — проговорил он, помахивая перед его глазами трехрублевой ассигнацией, незаметно вынутой им из ящика.
Вскользь посмотрев на нее, мужик отвел глаза в сторону.
— Новенькая, а-ах! Куй ее, Ваня… хруст-то один дороже денег… да ты погляди, небось… не укусит ведь!.. — смеясь, уговаривал он мужичка, из груди которого вырвался вместо ответа глубокий вздох.
— Народ-то ноне, а?.. И от денег в отпор!.. — заметил, тряхнув головой, покупатель шляпы.
— Народ ноне за-а-ноза: спеси, што грибов весной!..
— Так сколько, бишь, тебе за шляпу-то, ась?..
— Сказано — семь!..
— Во-о!.. И шесть-то по суседству — харч добрый?.. — загибая полу армяка и доставая кожаный кисет с медными кольцами на длинных ремнях, спросил он.
— С которого ты боку сусед-то мне?
— Э!.. Нешто не в одной поскотине-то!..
— Ну, экого пригульного-то живота, как ты, в суседи-то много найдется, только распахни карман!.. — ответил он, пересчитывая поданные тем деньги. — А гривна-то где?..
— Какая?.. — с удивлением спросил тот.
— Ты шесть только дал…
— Неуж… а-а?.. обчелся…
— Знаем мы, как вы обсчитываетесь! Давай… давай!
— Будет, поди, шести-то, а?
— Ну, ну, нечего… молод фигуры-то подводить… допреж у попадьи научись… как с чужих горшков сметану снимать… вываливай-ко!..
— Я бы того… ей-богу, слышь, донесу опосля…
— О-о, штоб тебе… купит на грош, да на рубь наломается… подавай шляпу… Рылом ишшо не вышел носить их.
— И жадный же… у-ух!.. — произнес мужик, снова доставая кисет и отсчитывая ему недоданную гривну.
— Вот и учись оболванивать-то!.. — начал Прохор Игнать-ич, опуская деньги в ящик. — Шляпа-то всего сорок копеек стоит, а ты семь гривен дал: э-эх, наземный дворянин!..
— Соро-ок? — удивленно спросил мужик.
— И ей-богу, ха-ха-ха!..
— Врешь? — с выражением мучительного беспокойства снова спросил тот.
Но Прохор Игнатьич залился уже звонким дребезжащим хохотом; даже на унылом лице крестьянина, продававшего мед, мелькнуло что-то вроде улыбки.
— Дру-уг, неуж взаболь?.. — снова обратился он к Прохору Игнатьичу, когда взрыв хохота его стих и только по временам вылетали оторванные, однозвучные всхлипывания.
— Тут так и друг, а-а… спужалси… — снова ответил он, отирая с глаз слезы, вызванные смехом.
— Спужался, и ей-богу!., наживная копейка-то, и то Федору Силычу корову запродал. Оно шутка, што ль, ни за што отдать? три гривны… накла-адно!.. хе… де-еньги!.. — говорил он, отходя от прилавка с надетой на голове шляпой и видимо повеселев.
— Будь ты по-божески, Прохор Игнатьич! — приступил по уходе его мужичок, продававший мед. — Дай хоша по пяти-то с полтиной… не зори для праздника.
— Не струна, болезный!.. — с жалостью в голосе ответил ему Прохор Игнатьич и пристально посмотрел на пожилого крестьянина, подошедшего к прилавку и молча облокотившегося на него.
— Неуж ты по четыре пуд хошь?
— Нужа, так и по три отдашь!..
— Сдел… милость… надбавь хошь рублик-то… для ребяток-то малых…
— Не фартуна, товарищ!..
— А-ах, бог с тобой!.. — ответил тот надорванным голосом, всплеснув руками по бедрам, и через мгновение, как будто машинально приняв из руки Прохора Игнатьича новенькую трехрублевку, соблазнительно мелькавшую перед его глазами, долго и пристально всматривался в нее, как бы вникая в смысл скрытой в ней силы.
— Так и думал, што ты с деньгами придешь: левая ладонь иззудилась… што, мол, за грех? Никак, Митрофан придет!.. — прищурившись, обратился Прохор Игнатьич ко вновь пришедшему, пока продавший мед мужичок, завернув в тряпицу бумажку, положил ее за пазуху и, не поклонившись своему благодетелю, отошел от прилавка.
— Нету, друг!.. — ответил Митрофан.
— А ты, помнится, к спасу сулил отдать, а?..
— Прогорел… не сбился деньгами-то… обожди: ужо я тебе первому; сам то-ись, без рубахи буду, а тебе отдам! Не купишь ли нетель?
— Большая?
