играли в карты.
- Ну, что? Подурили тебя малость? - очень буднично спросила одна из них, которую звали тётей Дуней. - Седай лучше к нам, целее будешь.
.Вообще-то я самый настоящий городской житель. И в детстве, и в юности, да и всегда жил и сейчас живу в городе. Помню, еще подростком завидовал ребятам, у которых в деревнях жили бабушки. Туда, на деревенское раздолье, уезжали многие из них на все лето. Вот это действительно каникулы: купайся, сколько хочешь, загорай, отсыпайся, ходи в лес за грибами. У меня тоже была любимая бабушка, но она была коренной москвичкой и знала о деревенской жизни не больше моего.
И вот я стал взрослым человеком. И даже женился. Моя жена Валя в детстве не раз гостила в далёкой деревне, откуда родом её бабушка. Правда, теперь бабушка жила в городе, но в деревне остались две её сестры.
- Нас примет тётя Дуня или тётя Нюша, - сказала Валя, зная о моей мечте детства. - Вот в отпуск и поедем.
.После мытарств долгой дороги - поезд, автобус, пеший путь, переправа через реку - наконец-то, околица нашей деревни.
У крайней избы стояла высокая старуха, прикрывающая рукой глаза от солнца. Это оказалась одна из сестер Валиной бабушки - тётя Дуня. Как она могла догадаться не только о дне, но и о часе нашего приезда?!
- А так, - незамысловато ответила она на мой вопрос. Что ж, пришлось удовлетвориться.
В первые дни нашего пребывания в деревне стояла солнечная погода, или, как говорила тётя Дуня, 'вёдро'. Потом небо затянули свинцовые тучи, и пошли дожди. Такое состояние природы тётя Дуня называла 'погода'.
Несмотря на солидный возраст, тётя Дуня выглядела статно: высокая и худая, с волевым выражением лица и уверенными движениями. Обладала она жёстким и колючим характером, была крайне самоуверенна и изрядно жадновата. Её младшая сестра тётя Нюша ростом была почти вдвое ниже. Суетливая, но при этом тихая, наивная, добрая-предобрая. Обе сестры были вдовицы. Муж тёти Нюши погиб на фронте, а муж тёти Дуни, хоть и вернулся с войны, но вскоре умер от перенесённых ранений и контузий.
Всего в деревне осталось семь домов. Жили в них преимущественно старухи. Лишь в самом центре высился добротный двухэтажный дом, в котором жила 'полная' семья Кокиных: муж, жена, трое детей и мать-старуха. Имелись у них две коровы, тёлка, овцы, домашняя птица. В общем, жили они зажиточно. А ещё все местные считали, что старуха в семье Кокиных настоящая колдунья. Впрочем, и помимо этой старухи, Насти, сверхъестественного в деревне было предостаточно.
Меня очаровала здешняя речка: чистейшая вода, отмели, перекаты и омуты.
- Чего ты всё полощешься в воде? Нашёл себе дело, - недовольно говорила тётя Дуня. - Да и ходишь потом без порток. Не робёнок ведь. Срамота, да и только.
- Так я же купаюсь! А как иду в избу, так сразу и оденусь, - отвечал я.
- Действительно, тётя Дуня, не купаться же в одежде, - поддерживала меня Валя.
- Купаться, купаться… Можно и не купаться. Ведь мужик уже. От реки до избы рукой подать!
- Ну а зачем тогда река, если в ней не купаться?
- А затем! - Тут наступила пауза, после которой тётя Дуня въедливо спросила: - А тебя ишо никто в реке не покусал?
- Кто меня должен покусать?
Тут вступила в разговор тётя Нюша:
- Ой, а ты ишо не знаешь? Ведь у нас в реке нечисть водится - молокосос. Дуняш, расскажи!
Тетя Дуня опять строго держала паузу. Мы терпеливо ждали.
- Узнала я об нём ишо до войны. Стала наша корова приходить каждый вечер пустая, без молока. Мы к пастуху, мол, кто смеет её доить? А он божится, что никто. Стали мы тогда все следить за коровой, - окая, рассказывала тётя Дуня. - Пастуха звали Егором. Он и углядел. Когда стадо шло через реку по броду, наша корова остановилась посередке и ласково так замычала. Егор уверял, что до брода вымя коровы было полное, а опосля - пустое. У него глаз намётан. Ну а сам мужик он был ничаго, видный.
- Всё к тебе, Дуняша, приставал, - заметила тётя Нюша.
- Тебе на зависть, - строго обсекла младшую сестру тётя Дуня. - Углядел Егор, что какая-то сволочь в воде вытягивает молоко из нашей коровы. Чего делать? Пошли к катюхиному Ефиму. Рыбак он был ловкий. Говорим, мол, так и так. Помоги. Ефим, похоже, уже слыхал, что завёлся у нас в реке оборотень-молокосос. Обещал изловить эту нечистую рыбину. С неделю, наверно, он охотился. Не одну курицу извёл на приманку. И вот однажды перехитрил Ефим молокососа. Тот цапнул курицу, а в ней большой крючок. Стал Ефим тащить за веревку свою добычу, а сил не хватает. Заорал: 'Помогите!' Прибегла Катюха. Тянут вместе, а всё никак. Тут как вода забурлит, а из неё явилась голова как у сома, но с рогами. Ефим и сам не рад: чего связался с нечистой силой. Рыбина вся извивается и жутко кричит. Бросились Ефим с Катюхой наутёк.
- Ну, а что потом? - поторапливала рассказчицу Валя.
- А то! - Только матом его надо покрывать, только матом. В ентих случаях только матерщина помогает.
Но старшая сестра и тут урезала её:
- Кто был, говорить нельзя! Поняла?
- Куда потом делись и крючок, и веревка, и курица? - с насмешкой поинтересовался я.
- Куда, куда? Небось, сожрал всё. Зато вот корова образумилась.
- А вот прошлым летом на Казанскую прихватил он лодку, на которой мы с бабами плыли, - сказала тётя Нюша.
- Ой, тётя Дуня, расскажите, пожалуйста, - Вале понравились такие рассказы.
Тётя Дуня неспешно повела речь об очередной встрече с нечистью.
- Плывём, значит, мы с бабами. Праздник престольный - Казанская. Все в праздничном состоянии… Только минули поворот у Филиппова ручья, а лодка раз - и осела, и никак. Гребём-то в две пары вёсел, а всё ни с места. Бабы заволновались, закричали. А ему хоть бы что! Вцепился сзади и держит лодку. Ладно бы озоровал молча, а он-то всё по-козлиному ещё блеет. Бабы голосят, а всё без толку. Все от страха враз забыли, чего делать надобно.
- И что в таких случаях надо делать? - не утерпел я.
- А то! Только матом его надо покрывать, только матом. В ентих случаях только матерщина помогает.
Хочу сказать, что первое, чем удивила меня эта деревня - полное отсутствие сквернословия. Бранной речи здесь никто не использовал. Ни стар, ни млад, ни мужчина, ни женщина, ни пьян, ни трезв. Говорили, конечно, на особый деревенский манер. Но чтоб матом - никогда!
- И вы ругались матом? - изумилась Валя.
- А то! Заорал он дурниной, да и отпустил лодку-то. Против русского мата он не устоит. Истинное средство против всякой нечисти.
Скромница тетя Нюша покраснела и при этом согласно кивала головой.
Унылыми тусклыми вечерами все садились за стол и играли в карты. Как назло, начались проблемы с электричеством: частенько гас свет. Приходилось спасаться керосиновой лампой. В сумраке деревенской избы рассказы тети Дуни о встречах с нечистью звучали жутковато.
- Были как-то на ярмарке. А вот на обратном пути получилась лихая встреча.
- С ним? - спрашивала Валя, уже поднаторелая 'в дьявольщине'.
- С кем же ишо? - Тетя Дуня глубоко вздохнула и немного помолчала. - Припозднились мы малость, но ночь, слава Богу, была светлая. Ехали прытко. Лошадь бежала проворно.
- Лошадь-то Мальчиком звали, - добродушно вставила тетя Нюша. Тетя Дуня ее будто и не услышала.
- Едем, значит, мы, едем. Уже приехали к оврагу, и с того края виден дом Катюхи. И тут как вцепится он в задок телеги - и всё. Лошадь, бедная, ржёт, бьётся, а всё на месте. Чего тут не понять, всё ясно. Полютовать ему захотелось. А меня злость такая взяла: и так поздно едем, а он ишо вздумал озоровать.
- А вы бы матом! - в один голос выкрикнули мы с Валей. Тётя Дуня строго взглянула на нас.
